Нити судьбы
Риммис очнулась когда стемнело. Она очень удивилась Аронне, сидящей рядом. Легкий бриз тихо шелестел волнами под медленно зажигающимися звёздами на темнеющем небе. Небольшой костер освещал вход в неглубокий грот, играя тенями на его каменных сводах и отражаясь в воде. Рядом пасся красивый конь Аронны. Весь вечер постепенно преображающаяся Риммис рассказывала Аронне последние новости. Они разговаривали, как будто и не было между ними извечной вражды.
– Но вообще, в последнее время мне стало очень скучно жить. Я уже насытилась приключениями и всё испробовала, – проговорила несколько расстроенно Риммис, когда они стали устраиваться в гроте на ночлег, – от скуки я стала превращаться в разных существ и нарочно вытворять всякие глупости. Например, недавно превратилась в шикарную барышню и влюбила в себя симпатичного парня, испортив его свадьбу. Правда, каждый раз мне приходилось прятаться от гнева людей, потому что мои проделки почему-то вызывали роковые последствия для окружающих. Они то погибали, то теряли дар речи, то глохли, то становились калеками. Как-то не радует меня это, но я не понимаю как мне жить дальше.
Риммис подошла к отвесной каменной стене грота, облокотилась на нее, вздохнула и стала смотреть вдаль на море.
– А у меня постоянно так. Что бы я ни делала, все рядом рушилось и ломалось, ну ты знаешь, – грустно сказала Аронна.
– Да уж. Мы с Кримом поэтому и не доверяли тебе наши галечные и песочные замки… – задумчиво произнесла Риммис.
– Но вот, однако, только с одним парнем, прямо сегодня, у меня получилось странно, – продолжила она после небольшой паузы. – Гуляли мы под руку в прекрасном яблоневом саду, вели забавную беседу, а в небе над нами полетел большой клин лебедей. Низко красавцы летели, мы залюбовались. Парень тут ни с того, ни с сего оттолкнул мою руку и встал как вкопанный. Посмотрел на меня таким удивленным долгим взглядом, как будто первый раз увидел. Потом развернулся и убежал со всех ног. Как будто от приближающегося несчастья.
Аронна подняла бровь и улыбнулась.
Глава 5.В полдень Аронну и Риммис разбудили громкие крики. Запыхавшийся, сильно взволнованный мужчина бегал по берегу вдоль дороги и, заламывая руки, отчаянно кричал о помощи. Девушки вскочили и выбежали из грота. Увидев Аронну и Риммис, человек бросился навстречу и попросил ему помочь. Оказалось, что он был не один, у дороги лежал его отец, которому стало плохо по пути в город. Старик еле дышал, и лицо его было серо.
Посмотрев нити судьбы, Аронна поняла, что отцу пришёл срок умирать. Она сказала мужчине, что его отец уходит в мир иной и всё, что она может сделать – только ускорить события, чтобы он умер тихо и быстро, как во сне.
– Ай, как тебе не стыдно? Ааайй… твои злые слова ранят сильнее кинжала! Как у тебя язык повернулся такое сказать?! – мужчина взорвался как проснувшийся вулкан, выливая на Аронну всю свою боль. Ей стало больно от его негодования и отрицания: в детстве её так же упрекали за её слова и действия. Её душа отчаянно заметалась. Мужчина был довольно молод, красиво сложен и еще издали понравился Аронне. Она очень хотела выполнить его желание, но, видя нити судьбы, понимала, что только навредит ему этим.
Аронна стояла и не могла вымолвить ни слова: она ненавидела убивать надежду. Медленно сняв колчан, она посмотрела на свою стрелу. Ее металл был холоден и мерцал, отливая красным, как будто предостерегая.
Риммис по-своему поняла действия Аронны.
– Молодой человек, я попробую помочь твоему отцу, если ты не будешь так кричать – сказала Риммис человеку, положив руку Аронне на плечо и немного сжав его.
Она присела к старику и начала что-то шептать ему, взяв его за руку. Аронна увидела внутренним взором, как ослабшие нити судьбы отца заискрились, в них появились завихрения и засветились связи с нитями других людей. Она увидела, что Риммис мысленно сплела сине-зелёной нитью несколько нитей в узелки с нитями пожилого человека и они запульсировали с новой силой, но при этом нити людей на мгновенье немного ослабли и изменились, как будто отдав часть своей силы старику.
Лицо старика посвежело, он открыл глаза, улыбнулся и начал вставать. Мужчина стих и заплакал, обняв старика, а потом горячо поблагодарил Риммис, и отец с сыном пошли дальше по дороге в город.
Аронна и Риммис молча смотрели им вслед. Аронна была расстроена, но к её расстройству добавилось удивление, а лицо Риммис, напротив, светилось удовлетворением и радостью.
Неожиданно небо потемнело, стало душно и влажно. Аронна увидела, что стрела в её руках вдруг засияла, зазолотилась, а Риммис наклонилась и начала растирать то место, где был её шрам в виде водоросли. В воздухе раздалось хлопанье громадных крыльев, и с неба спикировала огромная сова. Приземляясь, сова превратилась в крупную грузную женщину с приятным лицом, аккуратно обрамлённым седыми волосами.
– Приветствую вас, девушки-красавицы! Позвольте познакомиться. Меня зовут Хона, я Хранитель. Теперь мы будем частенько с вами встречаться… Созидатели, создавая узлы судьбы, зажигают жизнь, привносят в неё новое и капли надежды – женщина лукаво подмигнула Риммис. – Те духи, которые участвуют в этом, начинают новый виток жизни и пока они проживают хитросплетения узлов нитей судьбы, я, хранитель, храню эти узлы. Как только энергия узлов судьбы иссякает, они изнашиваются как старая одежда, начинают мешать развиваться духам дальше.
– Тут появляются Сокрушители, – женщина всем телом повернулась к Аронне, – и разрушают эти узлы, помогая развязать и освободить нити судьбы. И после этого я снова начинаю сохранять нити судьбы, но уже освобождённые от узлов. Частенько духи, особенно люди, негодуют, испытывают муки отчаяния, пытку надеждой, но такова жизнь: чтобы родилось новое, умирает старое. На этом строится цикличность жизни: сохранение-созидание-сохранение-сокрушение-сохранение. А также возможность развития из цикла в цикл…
– Аронна и Риммис, вы наконец-то прошли инициацию и теперь знаете ваши предназначения, поздравляю вас! Целостность этого мира изрядно зависит от баланса между созиданием, сохранением и сокрушением. Целостность часто стремится к равновесию, но оно, как идеал, недостижимо. Сильный дисбаланс разрушает целостность мира и наша задача его не допускать. На этом откланиваюсь: у меня сегодня еще уйма дел. До новых встреч, красавицы! – с этими словами она развернулась, превращаясь на ходу обратно в сову, расправила свои широкие пёстрые красивые крылья и улетела.
Риммис и Аронна озадаченно посмотрели друг на друга…
– Ты точно разрушитель, я всегда это знала – улыбнулась Риммис, нарушив неловкое молчание. Аронна почувствовала сильную усталость. Лишнее упоминание о своем недостатке, вдруг оказавшемся сокровищем, тяготило ее.
– Может, пойдем позавтракаем, созидатель? Я со вчерашнего дня ничего не ела…
Часть 2. Глубина
Глава 1.Девушка, с виду легкомысленная и весёлая, вышла на берег из моря и остановилась, как будто увидела что-то, что заставило её глубоко задуматься. Что-то задело ее и заставило сердце биться сильнее… Ностальгия или дежавю?
Риммис всегда жила на грани двух миров. Она хотела и любила быть своей везде. Но так сложно жить одновременно в нескольких мирах, не принадлежать целиком ни одному. Приходилось делиться на части и принадлежать каждому миру лишь частично. Люди не понимали её до конца, потому что на суше она была не совсем человек. А в море она была не до конца рыба и её тоже не всегда там понимали. А по-другому Риммис не могла: она всегда так жила, но никогда не разрывалась и никогда не делила эти миры границами. В детстве Риммис думала, что все так или иначе тоже так живут. Поняв, что всё-таки она отличается от людей, она долго пыталась осознать кто она.
«Я – оборотень? или проводник? или …кто? Зачем судьба дала мне такую пограничную роль?..» – веря в перерождение душ, предполагала, что в прошлых жизнях она кого-то крепко загубила из подводных глубин и поэтому теперь сама "ни рыба, ни мясо"…
В данный момент Риммис отдыхала, завершив дела. Она собиралась ещё чуть-чуть побыть на берегу и пойти к себе домой. Там её встретит Мастер, в мастерской у которого она любила в детстве играть, у которого вместе с подмастерьями училась мастерить и даже иногда подрабатывать. Мастер всегда был увлечён своим любимым делом и ему не важно, что она отличается чем-то от других, главное, что она понимает и любит их общее дело. А так же её встретит большой дом с родственниками, которым особо нет дела до её жизни. Но её это не расстраивает: чем меньше они вспоминают про неё, тем меньше земных хлопот ей достается…
У Риммис есть сын, Ник, и он такой же "ни рыба, ни мясо" как и она. Поначалу с Ником ей было очень тяжело в обществе людей, и она ушла из дому в рыбный мир. Она очень скучала по Мастеру и по мастерской – его образ постепенно померк, и она забеспокоилась, а не случилось ли с ним чего плохого – всё как будто было в прошлой жизни. Кроме этого, она и Ник стали часто болеть без солнечного света и через какое-то время она поняла, что жить и растить Ника надо в обоих мирах. Сложно быть только рыбой в подводном мире, или только человеком на суше, а внутри и тем, и другим. Оказалось, что не зря Риммис беспокоилась: она так долго не была в мастерской, что ей уже сложно было включиться в происходящий там творческий процесс. А тем более научить чему-нибудь Ника. Она перестала чувствовать земной мир…
И вот сейчас, увидев ржавый остов корабля у берега, она ругала себя, что опять на полгода исчезла в подводном мире. Она ощутила, что этот мир стал как этот стоящий на якоре корабль с потухшими иллюминаторами и сигнальными огнями вдали от родных берегов.
«Чего ждёт этот железный мёртвый гигант посреди водного простора? Как оживить его и вернуть из дальнего плавания?…» – Риммис тяжело вздохнула и пошла вдоль берега. Ей так тяжело и пусто было в ее одиночестве.
«Может я сама как ржавый корабль, а с миром все хорошо? Тогда как быть с Ником? Растить из него еще одного железного мёртвого гиганта? В детстве мир беспределен и полон чудес… но что будет дальше?» – Риммис присела на камень, тяжело вздохнула и заплакала. Она совершенно не понимала, как дальше воспитывать Ника: он стал искать способы общения с миром, и ему отчаянно нужны были свои, такие же, как он сам.
Глава 2.Она решила пройтись-прогуляться ещё по берегу, ей некуда было спешить: Ник всё равно сегодня проведёт время на глубине.
Остов корабля и родная бухта скрылись за выступающей в море скалой. Старая скала, хоть и врезалась в море, но её подножие было высоким и плоским, с узкой песчаной полоской пляжа: море подточило её за века своими штормами и приливами. За скалой открылась следующая бухта, она была крупнее, длиннее и заросшая почти до берега старым сосновым бором. Риммис дошла до небольшой речушки, несущей сквозь бор свои воды к морю, и пошла по её берегу. Когда бор постепенно перешёл в дубовую рощу, девушка вышла на светлый большой заливной луг.
Посреди луга стоял старый дуб: ветви, коряво извиваясь торчали обломками в небо, на них неподвижно сидело несколько птиц. Исполинский ствол чернел своей громадой, ещё кое-где торчали из него зелёные пучки молодых, но уже слабых веток. Дуб умирал. Риммис знала этот дуб ещё наполовину живым: под ним, наигравшись до упаду в догонялки, она отдыхала вместе с Аронной, Кримом и Рони, когда они ещё были детьми. Потом, когда друзей сильно потрясло известие, что Рони погибла в шторме, они, уже втроём, тоже сидели под этим дубом притихшие и потрясённые горем. Ни у кого не укладывалось в голове: как могла погибнуть Рони, ведь она так же, как и Риммис, плавала в воде как рыба. Именно тогда Риммис отчаянно переживала, что она не всегда была справедлива к своей сестре: ей все время казалось, что Рони была обаятельнее, справедливее, честнее и мудрее её, хоть и гораздо наивнее.
Риммис села под дубом и предалась своим воспоминаниям и переживаниям. Она вспомнила, что взрослые нашли в походной сумке Рони помимо разных вещей странную стрелу. Откуда у Рони была эта стрела? Загадка так и осталась неразгаданной. Вокруг этой стрелы было много разговоров и нескольким людям из большого дома изрядно не везло, как только они брали её попользоваться на охоте. В конце концов, в доме решено было избавиться от стрелы, отдав её обратно морю.
«Так может, дело было в стреле? Может Рони из-за неё погибла?» – осенённая внезапной догадкой, Риммис от волнения встала и стала ходить, отрешённо разглядывая дуб. Встав, она снова почувствовала мимолетную слабую боль в бедре, там, где у неё был шрам, похожий на водоросль, но сейчас она не придала этому значение.
«А где же сейчас Аронна, верная подруга Рони? Давно мы с ней не виделись. Кстати, у Аронны тоже была довольно необычная стрела, которую она никому не доверяла. Но она не приносила ей бед, да и вряд ли это могла быть одна и та же стрела… А Хона… Где же Хона?»
– Хона плавает неплохо, но не может проникнуть к Риммис через толщу воды, – знакомый голос откликнулся на ее мысли и сверху зашуршали листья.
Риммис подняла голову и невольно потёрла снова заболевшее бедро. Большая сова аккуратно и медленно спускалась, перепрыгивая с ветки на ветку. Спустившись на одну из нижних ветвей дуба, она повернула свою голову, внимательно посмотрела на Риммис круглыми желтыми глазами. Вокруг стало душно и влажно. Сова спланировала на землю рядом с Риммис, в полёте крылья с шелестом превратились в распростёртые руки, и сова грациозно превратилась в грузную большую женщину.
– Только вспоминала о тебе, здравствуй! – воскликнула Риммис
– Здравствуй, здравствуй! Давно я тебя не видела! Где ты пропадала? – Хона радостно обняла Риммис. – Смотрю, идёшь какая-то растерянная, сама не своя.
Они немного поговорили. Потом Хона что-то вспомнила, вынула из многочисленных складок одежды свёрток и развернула его.
– Ох! – невольно вырвалось у Риммис. Это была стрела, поблекшая, немного поржавевшая, но отливающая в некоторых местах золотистым огнём.
– Это стрела Аронны? Что с ней? – мгновенная тревога кольнула душу Риммис. Третий раз про стрелу за сегодня под этим дубом: стрела Рони, стрела Аронны и вот эта стрела. К чему всё это?
– Небо и море, вода и воздух. Единое целое пространство, – ответила Хона. – Твоя стихия земля и вода, стихия Аронны – воздух и огонь. Они друг друга питают и поддерживают. Там, где эта связь рвётся, появляется пустота, и жизнь оттуда уходит. Я нашла стрелу на пепелище, после большого пожара. Я не смогла найти Аронну, так же как не могла найти тебя – возможно, наш сокрушитель в большой беде. Хранители не наделены свойством трансформации пространства, а найти её, похоже, можно лишь что-то изменив.
Задумалась Риммис. Они посидели молча.
– Хона, а почему умерла Рони? – и Риммис рассказала про свою сестру.
Хона искоса, по-совиному, внимательно смотрела на Риммис:
– Рони нашла стрелу так же, как нашла её я, но видимо не знала, что к ней нельзя прикасаться несокрушителям. Есть атрибуты, которые не стоит брать в руки. В них заложена Сила. Как скважина и ключ от замка. Неподходящий ключ может выпасть, может не вставиться, а может и сломаться.
– Ох… – пошептала Риммис.
– А посмотри нити судьбы, которые связаны со стрелой, – вдруг попросила Хона. – Это явно стрела Аронны или очень похожая по своему назначению стрела. Но я не могу увидеть куда нити, связанные с этой стрелой, ведут. Что-то непонятное творится с ними – они уходят в какое-то искаженное пространство, где, как в кривых зеркалах, сложно понять что-либо вообще.
– Если бы я могла. Нет… не смогу. Извини, Хона. Я не вижу нитей судьбы и не слышу их… Когда я была маленькая, Мастер рассказывал сказку про эти нити, что их плетут маленькие феи со стрекозиными крылышками. Перед закатом они собираются на большой поляне в лесу, разматывают, как из клубков, из появляющихся на небе звёзд и планет звенящие на разные лады нити и ткут из них светящиеся цветы, деревья, животных… А на утро феи разлетаются, и светящиеся ткани становятся невидимыми, как будто растворяются в окружающем пространстве. Но эти невидимые цветы и животные обновляют пространство, напитывают его ночной силой звёзд. Днём эти феи тоже становятся невидимыми, но они продолжают плести уже солнечную ткань Мира. Кажется, как-то так звучала сказка. Правда, когда я рассказала про эту сказку дедушке, он пошёл к Мастеру, они долго ругались друг с другом, и больше Мастер таких интересных сказок не рассказывал.
Хона задумалась.
– Вот оно что, – только и сказала она. – У меня есть одно дело, давай встретимся завтра здесь же, под дубом? – и, получив утвердительный ответ, быстро встала, взмахнула руками, и на ходу превращаясь в сову, улетела.
Глава 3.Риммис еще долго гуляла, вернулась домой уставшая, почти сразу же ушла к себе и легла спать. Ей снились тихо звенящие под ночным ветерком светящиеся цветы и травы, из натянутых разноцветных нитей между звёздами в тёмном небе складывались узоры и необычные объёмные созвездия.
Риммис осознала, что она может плавать в этом небе, как в море, и стала нырять между созвездиями. Случайно она задела одну светящуюся нить: та стала истончаться и разорвалась бы, если б Риммис кончиками пальцев не дотронулась до неё. От прикосновения нить запульсировала. Тогда Риммис легонько провела по ней пальцами. Нить восстановилась, но загорелась немного другим оттенком, зеленовато-голубым, этот оттенок "побежал" по другим нитям и начал потихоньку менять полотно звёздной "ткани".
Риммис поплыла дальше и уже специально искала кусочки отдельно висящих нитей, чтобы соединить их: ей стало интересно как меняется от этого звенящая звёздная ткань. Иногда ей не очень нравился рисунок, и она пробовала изменить его: это было сложнее, потому что иногда от неудачно соединённых нитей вдруг "отмирали", прекращали светиться какие-то части ткани. Приходилось срочно "штопать" ткань, искать удачное сплетение.
Потом она увидела, как сквозь пелену, ругающегося деда и услышала его слова:
– Бабку загубила эта дрянь, и её загубит? Нет! Не смей ей говорить!
– А как она жить будет? Ведь гугуу-у-у… – как сквозь толщу воды гудел голос Мастера, но слова уже не различались. Вдруг всё звонко разбилось, и Риммис резко проснулась.
Риммис открыла глаза. Свежий ночной воздух струился из окна. На полу около прикроватной тумбы тускло сверкали белые черепки в лужице воды на помятых стебельках цветов. Бабушкина вазочка! Эта вазочка – единственное, что досталось Риммис от бабушки. И сейчас от неё остались одни осколки: полевые цветы, которые Риммис принесла после прогулки, видимо перевесили и опрокинули её…
Риммис зажгла свечу, собрала цветы и бережно поставила их в другую вазочку, черепки собрала на кусочек холста и перенесла их на стол около окна. Они засияли белыми искрами в свете яркой полной луны. Риммис очень любила любоваться луной, и сейчас у неё возникло ощущение, что она чувствует отражённые лучи луны на черепках. Лучи как струны…
Риммис долго сидела перед ними, осознавая, что, что-то давно кем-то скрытое от неё, таки пришло, вернулось к ней. И не как непрошенный гость, а как потерявшийся друг. Но, хоть этот друг теперь и рядом, всё равно память не подсказывала о нём никаких давних историй… Вот что наверное имела в виду Хона. Риммис твёрдо решила утром узнать у родственников, что случилось с бабушкой, и снова легла в кровать. Заснуть долго не получалось, она ворочалась. Закрывая глаза, Риммис видела тонкие звенящие струны, передвигала их, запутывалась в них, на этих струнах висели разнообразные белые вазочки, их было не снять оттуда, не разорвав нить, не рассыпав и не разбив остальные. Вокруг плавали большие рыбы, задевали нити, медленно натягивая их, и тогда их звон становился невыносимо пронзительным. Рыбы как будто специально выбирали струны с вазочками и, похоже, стремились их уничтожить. Черепки разбитых вазочек кружили в воздухе, начинали светиться и превращаться в источники новых нитей. Риммис отчаянно пыталась спасти хоть одну вазочку, но проваливалась куда-то и в конце концов просыпалась…
Целое утро Риммис пыталась узнать что-либо про бабушку, но ответ был один: ничего не случилось, она была очень стара, долго болела, не могла ходить и смерть наконец-то забрала её. Ухаживала за внуками и правнуками старая няня. Даже Мастер подтвердил эти слова. Она поймала его в дверях мастерской, но он куда-то очень спешил, так что расспросить подробнее не представилось возможности.
Глава 4.Риммис с Ником пришли к дубу ближе к вечеру. Там их уже ждала Хона. Она улыбнулась им и раскрыла свои объятья.
– Я кое-что узнала! – сказала она торжественно, садясь на крупный, отполированный отдыхающими, корень дуба – Давайте сядем у подножья этого красавца, нам предстоит долгий разговор… Как ты думаешь, Риммис, сколько бабушек и дедушек бывает у одной девочки?
У Риммис от неожиданности ёкнуло сердце: она сама уже начинала догадываться, что дело было в другой бабушке. Родителей матери, как и самой мамы, она не помнила. Вместо неё были няня, дед и Мастер. Ей рассказывали, что родственники по материнской линии однажды погибли в море при очень сильном шторме, когда Риммис не было и трёх лет.
– Риммис, ты и твой сын из древнего рода. Те, кто тебя воспитывал, совсем запутали тебя, пытаясь спасти от того, что они называют безумием. Для них это безумие, да. Но не для тебя. Ты пошла в тех безумцев всей статью, силой и способностями. Как и твой сын, да-да. Твоя мать и бабушка действительно погибли в шторме, но они погибли, спасая твоего отца, ты его, видимо по привычке, называешь Мастером.
Риммис смутилась. Да, дома был такой уговор, что Риммис никогда не называет отца отцом. Это было вроде для того, чтобы не смущать его учеников, чтобы обучать всех ребят на равных. И это было всегда, потому что у Мастера всегда были ученики.
– Но, не будем о грустном. Это было героическое спасение, и в память об этом твой отец настоял, чтобы ты осталась в доме.
На удивлённый взгляд Риммис Хона закивала:
– Да, Риммис, родители твоего отца не одобряли его выбор, и он настоял на том, что раз он остался жив, так и тебя нужно вырастить, так как в тебе его кровь. Вот они и пытались тебя воспитать на свой лад. Отучали же тебя от моря и от реки?
Риммис медленно кивнула: у неё всё в голове встало вверх ногами. Она помнила, как тайком от всех бегала к морю, ныряла в его глубину и наслаждалась парением в толще воды, разглядывая оттуда искорки солнца на морской глади, любуясь лучами солнца, пронизывающими толщу вод. Как плавала в реке, играя с рыбами и соревнуясь с мальками. Потом Риммис договаривалась с Рони, что та не будет рассказывать о её плаваниях, и они шли на берег играть с друзьями. Рони понимала, что Риммис без воды тяжело. Она была очень умная и понимающая девочка, её родители, тётя и дядя Риммис, относились к племяннице очень тепло и благосклонно, и часто для Риммис они были как родные мама и папа.
– …да, как хочешь это называй, но это не безумие. Просто разная бывает у людей деятельность в жизни, в зависимости от их возможностей и призвания. Иногда одним эта деятельность не понятна и чужда, хотя для других это в порядке вещей, – Хона замолчала.
Риммис сидела тихо и ошарашено. Она внезапно поняла, почему земной мир и её дом ей казался теперь еще больше чужим, чем раньше. За время пребывания в путешесвиях и на глубине, она стала самой собой. Дом, хоть и был существенной ее частью, но был для неё всегда тем ржавым кораблём, только её приучили видеть в ржавчине красоту, в тусклых тесных каютах уют, в тёмных трюмах источник надёжности. Единственное, к чему не смогли приучить её – бояться простора моря и стремительности реки. Все домашние боялись, а она – нет…
Риммис рассказала про свой сон. Хона внимательно посмотрела на Риммис, немного поёрзала и сказала:
– Это всё видимо стрела. Она прям живая и, наверное, влияет на окружающее. Она даже в свёртке меня припекает… Нам надо найти хозяйку!
Она достала свёрток и осторожно развернула его. Стрела светилась сквозь ржавчину и излучала тепло. Ник, сидевший всё это время рядом с Риммис и молча впитывающий всё, что рассказывала Хона, вдруг подпрыгнул на месте.
– Не трожь! – хором остановили его Хона и Риммис.
Ник замер и показал пальцем на что-то в небе:
– Какая мощная нить паутины мира!
Хона улыбнулась и закивала:
– Да, юноша, это нить судьбы стрелы, связывающая ее с хозяйкой.
Риммис ничего не увидела, только ощутила вдруг мощную энергию, силу, столбом уходящую от стрелы в небо.
– А что ты видишь, опиши? – попросила Риммис.
– Золотистая такая нить от стрелы пульсирует и вон туда в небо уходит, гудит немного, а ты разве не видишь? – ответил Ник.
– Нет – прошептала Риммис.
– Вот что, молодой человек, давай ты погуляешь немного, мне нужно с твоей мамой поговорить – заворачивая свёрток, сказала Хона.