Из небытия

– Держи, – Ирис протянула ей сверток. – Я не трону твою малышку.

Лара посмотрела на неё испуганными глазами и медленно потянулась к полену. Как только оно оказалось в её руках, она начала его укачивать и что-то напевать себе под нос. Её глаза были красными, словно она плакала месяцами.

– Скажи, кто мог навредить твоему дитя? – поинтересовалась девушка.

– Они… Они… Они… – повторяла Лара, раскачиваясь взад-вперёд.

Эйдан подошёл к Ирис и положил на её плечо руку.

– Ты зря тратишь время., – произнёс он тихо.

Ирис обернулась, в её глазах вспыхнула смесь гнева и надежды.

– Она может что-то знать!

Эйдан вздохнул, откинув чёрные пряди со лба. Его черты лица на миг смягчились. В его голосе прозвучала усталость, которую он редко позволял себе показывать.

– Посмотри на неё. Она не видит нас. Не слышит. Её разум там, – он кивнул на полено, – в мире, где её дочь жива. Даже если бы она знала что-то, это смешалось бы с бредом. Оставим её. Мы поняли, что это не она причастна к смертям. Опросим оставшихся людей в деревне.

Лара вдруг засмеялась – резко, пугающе – и прижала «дитя» к щеке.

– Моя маленькая девочка. Я тебя никому не отдам!

Туман сгустился, превратив болото в лабиринт. Ирис шла позади, оглядываясь на очертания дома Лары, который медленно растворялся в дымке. Сквозь пелену ещё долго доносился тонкий голос – обрывки колыбельной, смешанные с рыданиями.

– Кто такой Шеймус? – спросил Эйдан спокойно, но с вниманием в голосе.

Ирис вздрогнула.

– Ты… слышал?

– Да, – он коротко кивнул.

Она отвела взгляд, стараясь скрыть вспыхнувшее в глазах чувство. Пальцы невольно коснулись кольца на указательном пальце – лёгкое, почти машинальное движение.

– Я не помню, кто он, – прошептала Ирис. – Но… это имя вызывает боль в сердце. Значит, он был мне дорог. Очень.

– Ты начала вспоминать. Это хорошо.

На улицах Жерна не было слышно ни детских голосов, ни смеха. После недавних событий родители не решались выпускать детей из домов. У колодца шла женщина в потёртом платье, тащившая ведро с водой. Завидев Сандера, она застыла. Руки дрогнули, вода выплеснулась на землю, но взгляд, полный мольбы и отчаянной надежды, не оторвался от рыцаря.

– Сир… – прошептала она и сделала неуверенный шаг вперёд, но тут же отступила.

Сандер почувствовал, как на плечи легло знакомое, тяжёлое давление. Взгляд женщины, полный слепой веры. Он ненавидел это. Ненавидел, как обычные люди смотрели на него, на любого, кто носил королевские доспехи, будто перед ними не человек, а спаситель, способный одним взмахом меча рассеять тьму.

«Она не понимает», – мелькнуло в его мыслях.

Сандер вспомнил лица тех, кто когда-то верил в него безоговорочно – солдат, что шли за ним, уверенные, будто сталь и вера способны защитить от всего. Пока магия не обратила их в пепел. Тогда он не смог никого спасти. Рыцарь кивнул ей, слишком резко, и двинулся дальше, спина напряглась под грузом невысказанного. Надежда в её глазах требовала победы.

Эйдан, шагавший сзади, проговорил:

– Быть героем – тяжёлая ноша, да, рыцарь?

Сандер не ответил. Но в его шаге появилась жёсткость – та, что вела сквозь битвы. Пусть обстоятельства могут быть против, но он будет драться. Не ради короны. Ради этого немого взгляда.

– Нужно навестить мать Лары, – сказал Сандер. – Если девушка невиновна, то вероятно, началось все именно с её дитя. А после сходим в храм, расспросим священников, что они думают на этот счет.

Ирис шагнула ближе, капюшон слегка соскользнул с её головы, и дождевые капли попали на белокурые волосы и лицо.

– У меня есть предложение, – проговорила она, глядя на рыцаря. – Вы с Эйданом можете сразу пойти в церковь, а я поговорю с матерью Лары. Так мы не потеряем времени. Думаю, она будет откровеннее, если рядом не будет мужчин.

Сандер прищурился. Он явно колебался, но не успел ничего сказать.

– Исключено. Я иду с тобой, – глаза Эйдана были прищурены, голос спокоен, но в нём сквозила твёрдость, недопускавшая спора. – Я не доверяю никому в этой дыре, – он шагнул ближе. – С расспросом священников, Сандер и один справится, а за тобой нужен глаз да глаз.

Ирис раздражённо цокнула языком, скрестив руки. Волна досады поднялась в груди, но она подавила её, лишь коротко взглянув на мага.

– Хорошо, как знаешь, но если ты испортишь разговор, пеняй на себя, – пробормотала она, поправляя плащ.

Сандер перевёл взгляд с одного на другого, изучая их молчаливое противостояние. Между ними витало напряжение, но рыцарю было не до того. Сейчас всё прочее теряло значение. Важна была лишь цель: добраться до истины, какой бы мрачной она ни оказалась.

Дом матери Лары, выделялся среди покосившихся изб Жерна, как жемчужина в груде обветшалого мусора. Аккуратно побеленные стены, крыша, покрытая свежей соломой, палисадник с чахлыми, но прополотыми цветами, всё говорило о том, что хозяйка цепляется за порядок, как за последнюю иллюзию нормальной жизни. На подоконниках стояли глиняные горшки с травами, источающими терпкий, сушёный аромат. А у двери висел пучок зверобоя, как защита от нечисти, согласно старым поверьям.

Ирис поднялась на крыльцо и постучала. Дверь приоткрылась с лёгким скрипом. На пороге показалась женщина лет пятидесяти, худощавая, с лицом, на котором жизнь оставила глубокие морщины. Её глаза сузились при виде незнакомцев.

– Доброго вам дня, Марта! Мы хотели поговорить о вашей дочери, Ларе, – произнесла Ирис, стараясь, чтобы голос звучал мягко и уважительно.

– Эта проклятая ведьма мне не дочь! – выкрикнула женщина и потянула на себя дверь.

Эйдан не шелохнулся. Он лишь спокойно подставил носок ботинка, не давая створке закрыться.

– Она не ведьма, – твёрдо проговорила Ирис, не сводя глаз с женщины. – Мы видели её на болотах. Она страдает.

Марта замерла. Пальцы вцепились в дверной косяк. Эйдан, воспользовавшись её паузой, чуть сильнее надавил на дверь, заставив старуху отступить на шаг.

– Уделите нам пару минут своего драгоценного времени, – произнёс он с язвительным спокойствием. – Мы не судьи. Нам просто нужно с вами поговорить.

Женщина долго молчала. В её взгляде боролись горечь, страх и стыд. Потом она тихо развернулась и пошла внутрь.

– Проходите. Но только быстро.

Внутри пахло сушеной мятой, сиренью и чем-то терпким. На полках, аккуратно расставленные между вышитыми салфетками, стояли деревянные фигурки богов: покровителей земли, воды, плодородия, солнца, младенцев и скорби. Среди них стояла статуэтка Смотрящего, потемневшая от прикосновений. Эйдан взял одну из них, задумчиво покручивая в пальцах.

– Молитесь всем богам сразу?

– Кто-то должен услышать мои мольбы… хоть кто-то, – Марта прошла мимо него и села за стол, устало пригладив подол юбки. – Я прошу не ради себя. Ради деревни. Чтобы тьма ушла…

Ирис медленно опустилась на скамейку рядом с ней.

– Вы назвали свою дочь – ведьмой. Но Лара просто мать, которая потеряла ребёнка. Она обезумела от этой боли, – проговорила она.

Марта опустила взгляд. Сухие пальцы нервно заскребли по трещине на деревянном столе.

– Но… отец Карвин… он говорил, что всё началось с неё. Что её проклятие вызвало смерть детей.

– Отец Карвин, значит… – Эйдан приподнял бровь. – Кто он такой?

– Он глава храма, наставник. Читает проповеди, говорит со Смотрящим, выслушивает наши беды. Люди доверяют ему.

– И вы выбрали поверить ему, а не вашей родной дочери? – голос Ирис прозвучал холодно.

Марта вздрогнула. Лицо её стало каменным.

– Лара… всегда была странной. Замкнутая. Не как все. А потом, понесла дитя от паломника, даже имени его мы не знали. Появился и исчез. Она… Начала бродить, шептать проклятия. Мы боялись. Я боялась, – её голос стал дрожать. – А потом начались эти смерти. Одна за другой. Дети. Девушки. Это как проказа. Как гниль. Вы не понимаете, что значит жить в страхе. Каждый день. Каждую ночь.

Ирис смотрела прямо на неё, не моргая. В груди нарастала жгучая злость.

– Вы должны были быть опорой для Лары, когда все отвернулись от неё. Вы бы видели, в каких условиях она сейчас живёт. Одна. Среди болот, с обрубком дерева в люльке, которое качает, как живого… Вы были нужны ей тогда. И нужны сейчас.

Марта вскинулась. В глазах засверкали слёзы, не раскаяния, а горького упрямства.

– Она опозорила меня! Принесла в дом дитя, родив от не пойми кого! Как мне было смотреть людям в глаза? – она обхватила себя руками, словно защищаясь от собственного позора. – Отец Карвин сказал…

– Что вы всё заладили со своим отцом Карвином?! – Ирис вскочила, губы побелели от напряжения.

Эйдан резко подошёл. Его пальцы сомкнулись на её локте, голос был тих, но в нём звучала строгость:

– Ирис, мы уходим. Сейчас же.

– Что? – растерянно выдохнула она, встретившись с ним взглядом.

– Я понял. Эти смерти… они не случайны. Всё это – ритуальные жертвы. И я почти уверен, – он бросил короткий взгляд в сторону двери, – этот священник пытается призвать в наш мир могущественного демона.

Не теряя ни секунды, они стремительно покинули дом, оставив женщину одну. Она рухнула на колени, цепляясь за край стола, словно пол под ней превратился в зыбучий песок. Ветер бился в ставни. В углу, на полке, стояла кукла – потрёпанная тряпичная зайчиха с одним ухом. Лара сшила её в десять лет, подарив матери на день рождения. Марта протянула дрожащую руку, но не посмела дотронуться до игрушки. Пальцы дрожали, вонзаясь в ткань юбки – так же, как когда-то в плечи дочери, когда она выталкивала её за порог.

– Прости… дочка, – прошептала женщина едва слышно, и слова эти упали в пустоту, не встретив ответа.

Солнце скрылось за горизонтом, и мир медленно погружался в серую мглу сумерек. Эйдан шёл впереди. Его чёрный плащ сливался с наступающей тьмой, словно был её продолжением. Шаги его звучали ровно, а в осанке чувствовалось напряжение.

– Думаешь, ко всему этому причастен отец Карвин? – раздался голос Ирис.

– А кто ещё? – отозвался Эйдан, даже не оборачиваясь. – Он образован, имеет власть над умами местных. А главное, умеет говорить правильные вещи. На него никто и не подумал бы.

Они подошли к дому старосты. Дверь скрипнула и из-за угла показалась фигура Йорика. Он шёл, сгорбившись. Его посох стучал неровно, как бы вторя сбившемуся сердцу. Глаза судорожно метались.

– Йорик, скажите… вы отправили в столицу запрос с просьбой прислать рыцаря? – голос Эйдана стал колючим, с долей явного подозрения.

– Да, – протянул староста.

– Почему вы попросили прислать всего одного?

– Отец Карвин попросил меня… – Йорик сгорбился сильнее. – Сказал – одного нам будет вполне достаточно.

– Понятно, – сухо бросил Эйдан и резко развернулся, уже в следующую секунду направляясь к своему коню. – Ты остаёшься здесь, – бросил он через плечо Ирис.

– Объясни мне! – она последовала за ним, не отступая.

– Сандер должен стать частью ритуала, – голос Эйдана был низким, сдержанным. – Им нужен один благородный и храбрый муж. Последняя жертва. Последнее звено.

– Но кого он хочет призвать?

– Пока не знаю, – он уже затягивал подпругу. – Но я должен это остановить. И быстро.

– Я могу помочь! – Ирис сжала кулаки.

– Нет, – отрезал Эйдан, обернувшись к ней. Его слова были резкими, но в интонации чувствовалась забота. – Поможешь, если останешься здесь.

Он вскочил в седло. Скакун, чувствуя тревогу хозяина, рванул с места. Копыта взбивали сырую землю, брызги грязи летели в стороны, воздух трещал от напряжения. Конь, вытянув шею, несся вперёд, будто сам спешил в самое сердце надвигающейся бури.

Ирис осталась стоять на краю дороги, пока Эйдан не исчез за поворотом. В груди тяжело сдавило. Пальцы вцепились в ткань собственного плаща, стараясь удержать себя от бессмысленного порыва побежать за ним. Ветер бил в лицо, вырывая пряди волос и бросая их в глаза. Он был резким, почти злым. Ирис повторила у себя в голове слова Эйдана: «Поможешь, если останешься здесь». В них не было утешения. Только граница. Разделение между теми, кто идёт на бой, и теми, кто остаётся ждать, а она не хотела быть той, кто ждёт. Ирис чувствовала, как внутри неё вспыхивает глухая ярость на саму себя. На своё бессилие. На свою роль спутницы, наблюдательницы, той, кого берегут. Её дыхание становилось тяжелее, с каждым вдохом наполняясь решимостью. Она знала: если ничего не сделать сейчас, потом будет слишком поздно.

Тем временем, Сандер стоял у храма Смотрящего. Стало ясно, почему к нему съезжались люди со всех королевств, его вид – величественный, был поистине завораживающим. Он возвышался над всей деревней. Острые шпили впивались в низкое небо, а стены, сложенные из чёрного камня, покрылись трещинами, будто здание медленно распадалось под тяжестью собственных грехов. Рыцарь, переступив порог, ощутил холод, пробирающий сквозь латы. Воздух пах ладаном, смешанным с плесенью и чем-то металлическим. Высокие своды, переплетенные каменными нервюрами, напоминали рёбра гигантского скелета. Витражи были затянуты паутиной и пылью, превращая солнечный свет в грязно-багровые пятна на полу. Ряды деревянных скамей, исцарапанных временем, стояли пустыми. Десяток прихожан прижался к полу. Они молились шёпотом, а лбы касались каменных плит.

В центре нефа, у алтаря, стоял отец Карвин. Руки, сложенные в молитвенном жесте, были изящны, но на костяшках выделялись свежие порезы. Он был одет в рясу из чёрного бархата, расшитую серебряными нитями в виде спиралей – древний символ бесконечности. Его русые волосы мягко оттеняли лицо с чёткими чертами: высокие скулы, прямой узкий нос, губы, сжатые в тонкую линию. Но больше всего в нём притягивали внимание глаза – холодные, как лёд, пронзающие насквозь. Сандер ощутил, как напряглись мышцы спины. Карвин улыбнулся, обнажив слишком белые зубы.

– Добро пожаловать, сир, – его голос звучал, как шёлк по лезвию. – Мы ждали вас.

– Я польщен, – Сандер медленно подошёл к нему, от чего-то общество священника, нагнетало его.

– Где же ваши спутники? – поинтересовался он, наливая в серебряный кубок вина.

– Они подойдут позже.

– Вот как.

– Я хотел задать вам пару вопросов…

– Позже, – перебил его священник и протянул кубок. – Держите, вам нужно причаститься, вы же все-таки находитесь в храме. После этого я отвечу на все ваши вопросы.

– Нет, мы будем с вами беседовать без каких либо условий, – он нахмурил брови. – Я – рыцарь королевской гвардии, меня пригласили сюда, разобраться с серьезной проблемой. И я привык делать свою работу на трезвую голову.

Тишина повисла в храме, как натянутая струна. Священник медленно скрестил пальцы на руках. Он на долю секунды застыл. Крошечная трещина пробежала по маске благожелательной любезности. Его рука всё ещё держала кубок, но пальцы сжались крепче.

– Конечно, – наконец произнёс он, мягко улыбаясь, – долг прежде всего… К тому же, Смотрящему не чужда дисциплина.

Священник отступил на шаг, и поставил кубок обратно, его донышко негромко звякнуло о камень.

– Предлагаю уйти в уединенное место, чтобы не мешать молящимся.

Он жестом указал на массивную деревянную дверь сбоку от алтаря. Сандер кивнул и шагнул вперёд, когда священник распахнул створку. Петли скрипнули, впуская их в узкий каменный проход. Коридор казался выдолбленным в самом теле храма. Факелы, закреплённые коваными кольцами, отбрасывали на стены пульсирующие тени, заставляя гобелены, изображающие сцены мучений, оживать в свете. Сандер замедлил шаг. Зелье, что дал ему Эйдан, теряло силу, это ощущалось ясно. Мышцы ноги напряглись. Он скрипнул зубами, но не дал себе хромать слишком заметно. Однако священник всё же заметил это.

Он скользнул взглядом вниз и с нарочитой вежливостью произнёс:

– Видно, путь сюда был не из лёгких, – он кивнул на его ногу.

– Ничего серьёзного, – буркнул Сандер, сдерживая раздражение. – В дороге всякое бывает.

Священник с сочувствием покачал головой, но в его глазах промелькнул странный блеск.

– Вы покарали ведьму, что прокляла эти земли? – поинтересовался отец Карвин.

– Вины Лары, нет в том, что происходит здесь.

– Вздор. Безумие, в которое пала несчастная, породило тьму в её душе.

– Один из моих спутников – маг. Он не увидел в ней опасности.

– И вы… Верите ему? Все маги – прислужники хаоса, кто бы что ни говорил. Поэтому вас изначально и пригласили одного, чтобы никто не затуманил ваш разум и не погрузил в сомнения. Мы рассчитываем только на вас.

Сандер остановился и обернулся к священнику, его голос стал твёрже:

– Не вижу причин врать моему спутнику.

Карвин слегка склонил голову и уголок губ его изогнулся в лёгкой усмешке. Но он ничего не ответил. Коридор завершался арочным проёмом, за которым скрывалась высокая двустворчатая дверь, украшенная выгравированными символами: круги, спирали и знаки, забытые в веках. Сандер шагнул вперёд. Дверь со стоном распахнулась, открывая круглый зал. Тяжёлый воздух ударил в лицо: смесь дыма и чего-то кислого, разъедающего ноздри. Помещение освещали жаровни, их пламя трепетало, будто подчинённое чужой воле. По кругу вдоль стен стояли фигуры в чёрных рясах, их лица скрывали капюшоны. В центре, точно сердце этого круга, возвышался алтарь из чёрного мрамора, гладкий, как стекло. Он источал холод.

Сандер инстинктивно сжал рукоять меча, ощущая, как воздух вокруг сгущается, наполняясь едкой, почти осязаемой угрозой. Он сделал шаг вперёд, переводя взгляд с одной закутанной фигуры на другую. В их неподвижности таилось что-то нечеловеческое – безмолвное напряжение, как у псов, готовых по команде сорваться с цепи.

Отец Карвин поднял руку в торжественном жесте и громко проговорил:

– Схватить его!

Всё произошло мгновенно. Фигуры в рясах сорвались с места. Сандер вытащил меч из ножен и встретил первого нападавшего коротким, точным ударом. Клинок вспорол ткань и плоть. Кровь брызнула в пламя жаровни. Второго он сразил, шагнув вбок, развернувшись. Тогда нога предательски подогнулась. Боль в лодыжке вспыхнула, с новой силой. Он пошатнулся и утратил темп. Нападавшие тут же почувствовали преимущество. Двое подошли сбоку, один сзади. Меч выскользнул из ослабевшей руки, глухо звякнув о пол. Один из них, навалился на плечи Сандера. Рыцарь попытался вывернуться, но удар с подсечкой сбил его с ног. Холодный камень встретил его лицо, воздух вышибло из лёгких. Кто-то с силой прижал его руки к полу. Третий удар пришёлся на затылок.

Мир дрогнул. Последнее, что Сандер услышал – голос отца Карвина:

– «Ибо кровь последнего, благородного мужа напитает чашу искупления, и узришь ты в ней лик спасения…», – провозгласил тот, раскинув руки.

Сандер очнулся от боли в голове. Холодные цепи впивались в кожу, удерживая его на чёрном мраморе алтаря. Тело было напряжено, мышцы сводило от неудобного положения, но больше всего раздражала легкость – его доспехов не было. Кто-то снял с него королевские латы, оставив лишь простую рубаху и штаны. Влажная от пота ткань прилипла к телу. Жаровни всё ещё пылали. Пламя плясало на сводах в такт дыханию затаившихся фигур в капюшонах. Из тени выступил священник. Его шаги были беззвучны, ряса скользила за ним.

Он подошёл к алтарю и, не глядя на Сандера, начал говорить:

– Ты, конечно, думаешь, что я чудовище. Палач в сутане, не так ли? – его голос был спокоен, почти ласков. – Но скажи, сир рыцарь… Что ты знаешь о голоде? О матери, у которой на руках умирают трое детей, а она молится и не получает ответа? Что ты знаешь о земле, которая не даёт плодов? – Карвин поднял глаза. – Я знаю. Я видел, как деревня гниёт, как умирает, взывая к Смотрящему. Но он молчит. Потому я выбрал иной путь, – он указал на алтарь. – Заг’Раэль. Имя, что приносит ужас. Но только потому, что вы не понимаете его сути. Он – сила. Чистая, первозданная, как огонь, как буря. И я… Я стану тем, кто освободит его.

Он приблизился и наклонился к Сандеру. Лицо священника выражало неистовое восхищение.

– Зачем тебе нужны были смерти тех несчастных? – прохрипел рыцарь.

– Души детей, ещё не тронутые грехом, легче всего извлечь. Они питали проклятые кристаллы, которые мои послушники оставляли в их домах. Маленькие самоцветы, спрятанные под половицами и кроватями… Энергия уходила медленно, но неустанно.

Он шагнул в сторону, указывая на пол. Под Сандером, в центре пентаграммы, мерцали кристаллы: голубые, багровые и лиловые.

– А девушки… Их невинность, первородная чистота. Ты бы знал, сколь трудно найти столь непорочные души в этом грешном мире. Их смерть не тщетна, – Карвин пристально посмотрел в глаза рыцарю. – У нас оставался последний пазл – кровь благородного мужа. Вот только в деревне таковых не было. Пришлось сказать нашему дорогому старосте, чтобы тот написал письмо в столицу… И прибыл ты. Знай же, твоя кровь послужит основанием нового порядка.

Карвин вынул из-за пояса тонкий, изогнутый стилет. Лезвие блеснуло в свете жаровен. Он обхватил Сандеру запястье и провёл клинком по коже. Кровь тут же хлынула, горячая, алая, и стекла по руке на высеченную в полу пентаграмму. Словно по команде камень затрепетал. Тонкие линии, высеченные в полу, начали мерцать тусклым, тёмно-красным светом. Пульсация шла в такт сердцебиению – сначала медленно, потом всё быстрее, будто подгоняемая чужим дыханием, пробуждающимся под землёй. Сандер молчал, тяжело дыша. Глаза его, чуть потускнели от утраты крови. Он поднял голову и посмотрел, с непоколебимой твердостью, Карвину прямо в глаза.

– Ты спрашивал, что я знаю о голоде? О матери, о земле, что умирает? – его голос был хриплым, но каждое слово было точным, как удар меча. – Я родился в такой деревне. Моя мать похоронила моих младших сестер. Мы питались тем, что нельзя было назвать пищей, и молились… тоже молились, – он резко вдохнул, стиснув зубы от боли. – Так что не смей говорить со мной в таком тоне, будто лишь ты один знаешь, что такое страдание. Только вот я не продавал душу. И не предавал ни живых, ни мёртвых.

Карвин выпрямился. В его взгляде мелькнула тень то ли сомнения, то ли боли. Но он быстро скрыл её под маской холодного достоинства, отвернувшись к жаровням. От центра пентаграммы потянулся едва уловимый гул, словно под каменными плитами затаился исполин, чьё дыхание пробивалось наружу.

Звон стали разорвал напряжённую атмосферу. Из темноты проёма, ведущего в коридор, вылетел кинжал и, вращаясь, вонзился в столб рядом с алтарём. В дюйме от головы Карвина.

– Не люблю вмешиваться в подобные религиозные истерики, – раздался знакомый голос, звучащий с ленивой насмешкой. – Отец Карвин… у вас слишком театральный вкус на жертвоприношения. Чёрный мрамор? Капюшоны? Жаровни? Вам не хватает только хора монахов.

Эйдан вышел из тени с мечом наготове. Он двигался уверенно, не показывая ни капли страха перед священником и послушниками, застывшими по кругу.

– А ты, рыцарь, оказался той еще принцессой в беде.

– Вот идиот, – прохрипел Сандер, с трудом подняв голову.

Эйдан стал медленно приближаться к алтарю.

– Ты ослеплён, – обратился он к священнику. – Думаешь, что сможешь управлять этим демоном. Но Заг’Раэль – это не пёс, которого можно посадить на цепь. Он древнее вашего бога, голоднее суровой зимы. Поэтому, разрушит всё. Без цели и смысла. Ты станешь не спасителем, а первым кто ляжет на руины этой деревни.

Карвин, сжав зубы, сверкнул глазами.

– Не слушайте речи магического выродка! Убейте его! Разорвите! – рявкнул он, его голос сотряс купол зала.

Послушники одновременно рванули с места. Капюшоны соскользнули с их голов, обнажая искажённые лица, переполненные фанатичным экстазом. Один за другим они бросились на Эйдана с кинжалами, посохами и цепями. Их было не меньше десятка. Некромант лишь усмехнулся.

– Ну давайте, – прошептал он

Первый нападавший оказался слишком пылкий. Он метнулся вперёд, занося кинжал. Эйдан развернулся на месте, клинок в его руке описал дугу, перерезав человеку горло. Фонтан тёплой крови ударил в воздух. Второй, третий – они шли почти одновременно, думая задавить числом. Один получил удар мечом по колену. Он упал с воплем, а в следующую секунду сталь пронзила ему рот и вышла затылком. Другой попытался ударить со спины, но Эйдан, не оборачиваясь, возвел рукоять назад. Тупой хруст черепа раздался с глухим удовлетворением. Кровь хлестала из разрубленных тел, заливала пол, стекая по вырезанным узорам, превращая ритуальную пентаграмму в алый круг смерти. Послушник с тяжёлой цепью замахнулся, но Эйдан нырнул под удар и срезал противнику ногу по бедро.

Тела валились, как мешки с мясом. Один за другим. Их вопли наполнили зал – крики боли, ужаса и предсмертной агонии. Резня стала танцем насилия. Чёрный плащ некроманта мелькал между фигур, как тень смерти. Меч не останавливался ни на миг. Мясо рвалось, кости трещали. Один послушник, бросив оружие, закричал и побежал прочь. Эйдан подобрал с полу кинжал, и, метнув его, пробил тому насквозь шею. Он стоял посреди бойни, словно вынырнув из самой преисподни. Его лицо было залито кровью. Алые ручьи стекали с кончиков его тёмных прядей, пробегали по скулам и капали с подбородка на каменную плиту. Волосы, влажные и спутанные, облепили лицо. Серые глаза, горели от ярости. Его грудь вздымалась – дыхание рвалось наружу хрипами. Он подбежал к алтарю и взмахом меча разрубил ржавые цепи. Сандер упал, но Эйдан успел подхватить его.