Фэнкуан: новогодняя лихорадка

Глава 3: Лена и Лика 31 декабря 2025г. 13:30.

Лена приехала в салон красоты «Бровки & Ногтики» заранее, чтобы успеть сделать долгожданное окрашивание до прихода подруги. Теперь, когда её волосы, уже были уложены в мягкие локоны, она перешла в соседнее кресло за общий маникюрный бар рядом с Ликой, протянув руки мастеру.

– … и представляешь, беру у него телефон, а там Артём на связи! – Лика закатила глаза, полные драматизма. – У меня аж волосы дыбом встали! Я сделала вид, что вообще не поняла, с кем он там в своём толчке перетирает, и сразу на маникюр сбежала!

– Слышала, о чём говорили? – Лена старалась выглядеть безучастно, ковыряя свободной рукой этикетку на бутылке с водой, но внутри всё съёжилось от любопытства и гадливой тревоги. Она уловила взгляд мастера, но та лишь молча улыбнулась, внимательно работая с кутикулой.

– Нет, ни черта, там просто гул стоял. Ну и этот мой сплонопотам ещё с гигиеническим душем баловался. Мужику тридцать два, а ведёт себя на все двенадцать.

– Так мужик же… – как бы невзначай прокомментировала Саша, мастер по маникюру, выводящая тончайшей кисточкой снежинку на ногте Лики. – Первые сорок лет детства в жизни мальчика – самые сложные. Видели мем?

– Ой, точно! Первые сорок лет детства… – усмехнулась Лика, и её плечи задрожали от смешка.

– Девочки, ну что? По бокальчику шампанского? – К ним с сияющей улыбкой подошла милая рыжеволосая администратор, уже в третий раз за час предлагая своё ненавязчивое спасение от предпраздничной скуки.

– А у вас есть полусладкое? – Лика кокетливо похлопала длинными, будто мокрыми от туши ресницами.

– Конечно! Принести?

– Да, не откажусь, спасибо!

– Вот это я понимаю – правильный подход, – одобрительно кивнула Саша. Она знала: если Лика «наклюкается», то расщедрится на чаевые.

– А вам? – администратор перевела взгляд на Лену.

– Спасибо, но я бы лучше кофе… без сахара.

– Нет! Ты что?! – Лика выпучила на подругу глаза. – Давай-ка не дури, а? Настроение надо поднимать с утра и поддерживать до самого вечера! Ты сидишь тут вся кислая, с печальной миной! Так не пойдёт. – Она решительно повернула голову к администратору. – Ей тоже бокальчик полусладкого. Спасибо.

Лена сомневалась. С одной стороны, пить так рано – не её история. А с другой… Душа у неё и правда была не на месте, скрученная в тугой, болезненный узел из вины, усталости и неопределённости о будщем. Ей отчаянно хотелось забыться, раствориться в этой лёгкой, пустой болтовне, почувствовать хоть каплю той беззаботности, которой, казалось, дышит весь салон. Но весёлые новогодние украшения и яркие, переливающиеся гирлянды только подчёркивали её внутреннюю пустоту.

Девушка-администратор, не дождавшись окончательного отказа, уже удалялась в подсобку. В этот момент из телевизора, негромко работавшего на стене за спиной Саши, прозвучал слишком серьёзный, совершенно не празднично-радостный голос диктора.

«… продолжаем следить за тревожной ситуацией. Сообщения о массовых беспорядках и случаях необъяснимой агрессии поступают из целого ряда городов. Наши корреспонденты сообщают о хаосе в Хабаровске, Иркутске, Красноярске… Ситуация критическая в Новосибирске и Екатеринбурге, где на улицы введены подразделения Национальной гвардии. По последним данным, волнения докатились до Самары и Волгограда. Власти призывают граждан сохранять спокойствие и не покидать свои дома. Повторяем, это не праздничные гуляния, а массовые беспорядки с элементами мародёрства и насилия. Вместо того чтобы праздновать, люди… люди нападают друг на друга. Причины происходящего пока не ясны…»

На экране замелькали кадры, явно снятые на телефон: трясущийся, смазанный взгляд на горящую машину, толпа, бегущая в панике, чьи-то окровавленные руки, хватающиеся за камеру.

– Господи, что за жесть? – Лика скривила аккуратный носик, отводя взгляд от своего почти готового ногтя. – Что-то в последнее время новости одна страшнее другой! То Китай этот, то Дальний Восток… Не стыдно людям другим праздник-то портить? Совсем охренели? – Она смотрела на экран с брезгливым недоумением.

Саша тоже повернула голову, и её профессиональная улыбка растаяла, сменившись озадаченной миной.

«… есть неподтверждённая информация, связывающая всплеск агрессии с пришедшим с территории Китая мощным снежным циклоном «Фэнкуан», что в переводе означает «Сумасшедший ветер». Циклон, принёсший аномально обильные снегопады, сейчас накрывает центральные регионы европейской части России, включая Москву и Московскую область. Повторяем, связь не подтверждена, но хронологическое совпадение заставляет задуматься экспертов. Мы рекомендуем…»

– Слушайте, девочки, а можно что-нибудь повеселее? – вдруг громко и нарочито жизнерадостно перебила репортаж Лика, обращаясь к администратору, которая как раз вернулась с двумя бокалами, где игриво пузырилось золотистое вино. – А то тут такое показывают… Спасибо огромное! – Она с энтузиазмом взяла один бокал свободной рукой.

– Конечно, – кивнула администратор, бросая тревожный взгляд на телевизор. – Алия, переключи, пожалуйста, на канал с музыкой. Там новогодние хиты весь день идут.

– Сэйчас… – отозвалась девушка с заметным среднеазиатским акцентом, небрежно развалившаяся в педикюрном кресле и активно жующая уже третью мандаринку. Она лениво протянула руку, пощёлкала пультом, и натужно-яркая картинка новостей сменилась ослепительным глянцем.

Тут же зазвучал залихватский хит популярной отечественной певицы Киры Ванлаф. На экране девушка в облегающем, ослепительно блёстковом платье, изображавшая из себя эротизированную Снегурочку, томно прохаживалась по ночному, искусственно заснеженному городу, раздавая муляжи подарков «несчастным» прохожим, которые мгновенно начинали сиять улыбками. Искусственный снег вихрился в кадре, операторская работа заключалась в чётком ритме: плавный проезд на пухлые, гиалуроновые губы, затем резкий зум на серые, бездонные глаза с паутиной нарощенных ресниц, потом – откат на грудь, едва сдерживаемую тканью. На заднем плане мускулистые «снежинки» в одних брифах лихо твёркали в такт музыке.

Весь салон красоты оживился и дружно подхватил припев полюбившейся, не требующей осмысления песенки:

Лика, сразу забыла новости, закачала головой в такт, Саша улыбалась, водя кисточкой. Даже Лена невольно пошевелила губами, убаюкиваемая этой простой, сахарной мелодией.

Затем на экране крупным планом снова показались те самые губы, шепчущие под чувственный бридж с лёгким автотюном:

И финальный аккорд: Киру Ванлаф с эротическим вздохом подхватывают двое её мускулистых «снежинок» и уносят на руках в сияющий, абсолютно бессмысленный новогодний закат. Клип закончился, сменившись на яркую рекламу ферментного препарата для комфортного пищеварения. На секунду в салоне повисло довольное, бездумное молчание, наполненное лишь жужжанием фенов и работающей фрезы.

– Ну? – Подруга игриво поиграла бровями, устремив на Лену взгляд, полный праздного любопытства. – Как тебе живётся-дышится на новом месте, с новым мужчиной?

Лена скривилась.

– Ты такие вопросы задаёшь, как будто я с ним уже месяц обживаюсь… Вчера ж только вещи перевезла.

– Ну, и то верно… – не унималась Лика. – Но что-то ты уж больно задумчивая. Бабочек в животе не видно. Что, уснули, что ли? – подначила она, делая утрированно-понимающее лицо.

– Да как тебе сказать… – Лена потянула время, вертя уже практически пустой бокал за ножку. – Дима… Дима просто чудо. Он отличный любовник, остроумный, щедрый… Мужчина хоть куда, с большой буквы.

– Так. И?

– Не знаю… – голос Лены дрогнул. – Как-то… Всё получилось не так, как я хотела. – И её прорвало, слова полились сами, против её воли. – Я думала, что уйду от Артёма на лёгкой волне, со спокойной душой и без единой мысли. А я… Я то и дело думаю о нём. И чувствую себя… гадко. Противно от самой себя.

– Лен, ты чего это? – Лика выпучила глаза, её наманикюренная рука замерла в воздухе. – Гадко? Да гадко – это держать девушку три года на побегушках, как прислугу! Ты для него была обслуживающим персоналом, я тебе сколько раз говорила!

Лена посмотрела на слегка подвыпившую подругу из-под опущенных ресниц, с беззвучным укором.

– Ты ему и жрать готовила, и носки стирала, и душу отводила, поддерживала во всём! А он что? Вёл себя так, будто тебя не существует! Запомни мои мудрые слова: если мужчина за полтора года не сделал предложения, значит, он просто ждёт кого-то получше. Элементарно, Ватсон!

Саша, мастер по маникюру, невольно тяжело вздохнула, сосредоточенно выводя очередную снежинку. Подобную «откровенную херню» она могла услышать разве что от своей постоянной клиентки Анжелики. Лика же истолковала её вздох по-своему:– Вот видишь! Санечка со мной полностью согласна!

– Он и впрямь будто перестал меня замечать, – тихо согласилась Лена, глядя на дно пустого бокала. – Вот поэтому мы и расстались… Он всегда, с самого нашего знакомства был… каким-то загадочным, скрытным, спокойным, замкнутым в себе. Тяжело было понять, что у него на уме. Очень, очень сдержанный… – Она на секунду замолчала, машинально принимая второй, уже полный бокал от вернувшегося администратора. – Спасибо… За все три года он ни разу… ни ра-а-а-зу… – она специально протянула, подчеркивая невероятность факта, – не накричал на меня. Ни одного плохого слова не сказал. Его было чертовски трудно вывести на эмоции. А мне… мне иногда так отчаянно хотелось, чтобы он хоть раз сорвался. Чтобы показал себя настоящего. Стукнул кулаком по столу. Схватил и оттаскал за волосы…

У Лики от последней фразы шампанское потекло через ноздри, и она, давясь смехом и пеной, закашлялась, а из-за раздражённой носоглотки у неё мгновенно заслезились глаза.

Саша изо всех сил поджала губы, чтобы не расхохотаться – звучало это дико и жалко что ли… А Камила – ленкин мастер маникюра, которая уже натирала увлажняющей пенкой руки Лене, сделала лицо совершенно каменным. Она не очень хорошо владела русским, но суть этих слов была кристально ясна: клиентка хотела, чтобы её мужчина был мужчиной – властным, даже жёстким, а не…

– Короче, – прохрипела Лика, вытирая слёзы и сопли салфеткой. – Он ни рыба, ни мясо. А тебе, выходит, доминатора подавай… Я поняла.

– Угу… – Лена опрокинула остатки второго бокала шампанского одним махом и добавила, уже слегка заплетающимся языком: – А после смерти его родителей всё стало только хуже… Мы вообще перестали разговаривать. Он перестал делиться чем бы то ни было… Закрылся наглухо. Я просто поняла, что он меня больше не любит. Вообще.

– Некоторым мужчинам, – вдруг вклинилась Саша, не отрываясь от работы, – чтобы пережить стресс, нужна не болтовня, а тишина. Им необходимо уйти в себя, забраться в свою внутреннюю пещерку, запереться в одиночке дабы переварить боль. Любое вмешательство, даже самое любящее, для них в такой момент будет только ещё больше раздражать и мешать. Это нам, женщинам, нужно выговориться, чтоб полегчало…

– Саш, херню-то не неси, – скривилась Лика, уже не стесняясь в выражениях – шампанское уверенно развязывало язык. – Артём просто амёба, вот и всё. А вот Димасик… – Она мечтательно закусила губу, чем вызвала едва сдерживаемую гримасу отвращения на лице мастера. – Он горячий красавчик. И, Лен, сорян, подруга, но если бы он не приударил за тобой, я бы сама первой прыгнула к нему в койку.

– Лика, ты чего несёшь? – Лена еле выговорила, чувствуя, как шампанское на голодный желудок бьёт в голову тяжёлой, тёплой волной. Она не могла поверить в то, что слышит. А вот трезвая Саша же отчётливо понимала каждое слово своей постоянной клиентки. В воздухе запахло не просто ссорой, а чем-то грязным и бесповоротным. Наверное, между «лучшими подружками» сейчас бы завязалась пьяная, истеричная потасовка с криками, царапинами и летящими на пол флаконами лака. Если бы не оглушительный, глухой удар о витрину салона, от которого вздрогнуло висящее на соседней стене зеркало.

Все тут же повернули головы на глухой бумс и увидели, как в ударопрочную витрину долбится огромный, тучный мужчина в чёрном пальто. Его глаза были налиты кровью, будто яростью, но при этом казались пустыми и стеклянными, словно невидящими.

Салон красоты располагался на первом этаже торгового центра «Полис», и вход здесь был не с парадной, людной стороны, а с промзоны, где царило будничное запустение. Несмотря на предпраздничную оживлённость, это крыло – пристанище салона, табачной лавки, магазинчика вейпов и пары салонов связи было практически пустынным.

– Мамочки! – взвизгнула рыженькая администратор, которую от незнакомца отделял лишь сантиметр закалённого стекла. – Вам плохо? – нелепо прокричала она сквозь барьер.

В ответ мужчина с размаху ударил по витрине раскрытой ладонью. Стекло, к счастью, выдержало, но гулкий удар отозвался в костях у всех присутствующих. Шум привлёк внимание паренька из соседней табачки, молодого, крепкого уроженца южных регионов. Он тут же выскочил в общий коридор.

– Эй, дружок! Тэбэ плохо? Ты што дэлаэшь? – окликнул он, приближаясь.

– Да нажрался он, наверное, с утра! – выдала Лика и громко икнула. Алия тут же выключила громкость телевизора, и в салоне воцарилась тревожная тишина, нарушаемая только глухими стуками о стекло.

Мужчина никак не отреагировал на паренька. Вместо этого он вдруг закачался и рухнул на плитку, проведя по витрине руками и оставив на ней мутные, жирные отпечатки. Звук падения был тяжёлым, словно упал мешок с цементом.

Девушки в салоне запричитали.

– Родик, вызывай охрану! И скорую! – пискнула администратор, прижимая руки к груди.

Родик осторожно подошёл и замер над распластанным телом. От падения даже плитка треснула, из-под тела мужика во все стороны побежали паутинки. Родик было присел, собираясь похлопать его по щекам, но рука замерла в воздухе. Брезгливость и внезапный, инстинктивный страх сковали его. Мужик выглядел ненормально. Кожа имела неприятный сероватый, землистый оттенок. На шее и за ушами отчётливо вздулись и выпирали лимфоузлы как тёмные, огромные шишки, готовые вот-вот лопнуть. Сеть покрасневших и почерневших вен, словно грязные корни, проступала под кожей на висках и шее.

– Что за хрень?.. – выдохнул Родик, отступая на шаг.

– Да вызывай же! – взмолилась администратор. Ей было страшно, и она не понимала почему. Пьяные на улицах в праздник не редкость. Но этот… Его внешний вид леденил душу.

– Мы же медики… – пробормотала Лена, с трудом поднимаясь с кресла. Голова кружилась от шампанского, но профессиональный долг сработал быстрее алкоголя. – Пошли, Лик, посмотрим…

– Куда вы? В каком вы состоянии? И чем вы ему поможете? – голос Саши прозвучал резко и скептично. Она уже набирала «103» на своём телефоне.

В трубке вместо привычного голоса диспетчера раздался ровный, безжизненный голос автоответчика:«Внимание. Все операторы и бригады скорой медицинской помощи в настоящее время заняты на экстренных вызовах. Ваш запрос принят и поставлен в очередь. Ваш номер в очереди: 127. При ухудшении состояния пациента перезвоните. Ожидайте.»

Саша застыла, уставившись на телефон. Её глаза стали круглыми от непонимания. Сто двадцать седьмой?

Родик, тем временем, тоже достал свой смартфон, но тут же отвлёкся. Он увидел приближающегося охранника с главного входа – Гену Кармашова, мужчину лет сорока пяти, который тут чуть ли не с открытия ТЦ работал. Родик сначала обрадовался и шагнул ему навстречу, но ноги сами собой замерли.

Гена шёл той же тяжелой, неуклюжей походкой, что и упавший мужик. И выглядел… ровно так же. Тот же землистый цвет лица, те же вздувшиеся шишки на шее. Но в его пустых глазах горело не просто отупение, а целенаправленный, остервенелый голод. И был он направлен прямо на Родика.

– Мамочки… – прошептала администратор, завидев Гену. Лена тоже остановилась, прищурившись.

– Гэн? – неуверенно окликнул Родик, отступая к своей витрине. – Ты чэго? Что с тобой?

Гена не ответил. Голос Родика, а возможно, его запах или само движение, дали охраннику простую и чёткую команду к действию.

Глава 4: Рома. 31 декабря 2025 года. 12:55.

Рома вытанцовывал на залитой водой сцене большого клуба, отдавая делу все силы и всю свою самоотдачу. Клуб «CuCuMber» (Сисимбер) был поделён на две вселенные: в одной царствовал респектабельный ресторан-лаунж, где под джаз можно было с комфортом опустошить кошелёк за ужином. Вторая же часть, с отдельным, неброским входом в переулке, была отдана сугубо под стрип. И там тоже был раздел территории: зал для женщин и зал для мужчин. Несложно догадаться, какая половина в канун Нового года была набита до отказа, гудела, как разворошённый улей, и пахла дорогими духами, смешанными с потом и пикантным ожиданием. Именно здесь, под ослепительными софитами, на скользкой от воды сцене, Рома и его семеро таких же полуголых коллег отрабатывали свои честно заработанные. Музыка здесь была соответствующая: мощный, ритмичный бит с налётом дешёвой драмы, идеально заточенный под развязывание женских кошельков и усмирение внутренних запретов.

Ритм нарастал. Рома, сцепив руки за головой, медленно, с чувственным надрывом, прогибался назад, заставляя каждую мышцу пресса играть под стекающими по ним струйками воды. Мокрые, облегающие, почти нарисованные на теле черные джинсы отливали синевой под светом софитов. Он делал волну телом, от плеч к бедрам, и вода с его кожи разлеталась брызгами в первый ряд, вызывая восторженные визги.

Он повернулся спиной к залу и, в такт музыке, с мучительной для женского сердца медлительностью, стал приседать, держась за воображаемую опору, а затем резко выпрямился, откинув мокрые волосы со лба.

Теперь в ход пошли парные элементы: Рома синхронно с другим танцором, будто в зеркальном отражении, выполнил серию волнообразных движений грудью и прессом, скользя ладонями по своей мокрой коже, смывая воображаемые запреты. Вода хлюпала под их ступнями, а в зале стоял оглушительный гул.

На кульминации музыкального проигрыша все восемь человек на сцене встали в линию и, синхронно раскачивая бедрами, двинулись к самому краю, затем спустились в зал. Они замирали перед каждым столиком, смотря в глаза конкретной женщине профессионально-игривым взглядом, и делали откровенный, доведенный до абсурда толчок бедром в такт удару барабанов.

Зал ревел. Женщины от восемнадцати и далеко за… гудели, улюлюкали, хлопали, стучали бокалами по столам. Многие, закусив губу, не могли отвести взгляда от играющих мышц, кто-то с развязным хохотом вставлял танцору купюры за пояс. Да уж, это не стрип-клуб, а целый храм сиюминутной разрядки, и Рома с коллегами были его жрецами.

Финальный аккорд: Рома и остальные замерли в эффектных, открытых позах, тяжело дыша, с градом капель, падающим с подбородков на натруженную грудь. Гром аплодисментов и рёв толпы на секунду заглушили даже музыку. Рома с остальными, уловив глазами кивок администратора, раскланялся прекрасным и не очень дамам, разослал воздушные поцелуи и тут же ускользнул в полумрак за кулисами, где его уже ждало полотенце.

Танцоры резвыми кузнечиками заскочили в свою гримёрку, она же – общая гардеробная, и начали судорожно вытираться полотенцами и сушиться фенами. Следующее представление через двадцать минут, нужно было привести себя в порядок, пока хост развлекал захмелевших дам анекдотами и дешёвыми конкурсами, и техники подготавливали сцену.

– Мужики, вы это видели? – изумился двухметровый широкоплечий блондин по сценическому имени Скала, натирая полотенцем торс, с которого стекали ручейки.

– Ты о той жабе, что сидела с покерфэйсом? – уточнил жгучий, загорелый в солярии брюнет по имени Жеребец, снимая с себя мокрые джинсы.

– Да!

– А чо такое? – поинтересовался явно пропустивший момент рыжий качок по имени Лис, вертя в руках шейкер с белковым коктейлем.

– Да я подошёл к одной дамочке, точнее к трём дамочкам за одним столиком, – начал Скала, размахивая полотенцем. – И начал свой фирменный мув с грудными мышцами. Ну, поиграл, подмигнул… Две визжат, как сумасшедшие, бьются в истерике, всё как положено. А третья… охренеть… третья… – он покачал головой, вытирая мокрые волосы. – Сидела и смотрела сквозь меня. Будто я не человек, а… пустое место. Даже бровью не повела.

– А, та самая? Я тоже заметил, – кивнул Дукалис, натягивая сухие джинсовые шорты. – Странная бабенция. Бледная, как простыня.

– Тю, – вызывающе поднял бровь шатен по кличке Динго, – обиделся, что твоя магия обольщения не сработала? Может, ты просто не в её вкусе, и всё?

– Да не, тут явно дело в другом… – оправдывался Скала, прикладывая к шее холодную банку с колой. – Она даже на купюры не среагировала, когда ей подружки сували, чтобы она мне в плавки засунула. Руку просто отдернула, будто её током ударило.

– Может, она под чем-то? – высказал свою идею Рома, выключив фен. – Под тем же «эрондондоном»? – Он направился к стойке-вешалке и снял с неё свой следующий сценический костюм: ковбойский, с бахромой, кожаными шнурками и прочими висюльками.

– Под эрондондоном вообще-то «эрэндондонят», а не тупо в ступоре сидят, – парировал Лис, отхлёбывая коктейль. – Может, чё и проглотила, но точно не эроныч.

Рома пожал плечами, отряхивая мокрые чёрные джинсы. Ему было всё равно, кому там кто не понравился. Он не мог разделить досады коллег, он-то свой «куш» сорвал, ушёл за кулисы в набитых деньгами штанцах. К концу вечера, если повезёт, уйдёт с двумя сотнями штук в кармане, а не с пустыми разговорами о каких-то странных клиентках.

Переодетые ковбои вновь были готовы заарканивать своим лассо впечатлительные и щедрые женские сердца. Их образ был доведён до совершенства: кожаные жилеты с бахромой, шляпы, низко надвинутые на лоб, а вместо джинс были предельно короткие, обтягивающие денимовые трусы-шорты и высокие сапоги из бежевого велюра, туго натянутые почти до самого паха. Хост с залихватской улыбкой объявил о начале нового шоу, свет в зале приглушился до интимного сумрака, и, уже убегая за кулисы, он бросил через плечо танцорам:

– Публика… тяжёлая какая-то. Вы уж постарайтесь, парни, взбодрите.

Зазвучал ритмичный кантри-рок с электронным битом, и свет запрыгал по сцене, выхватывая из темноты восемь застывших фигур. Танец начался не с резких движений, а с медленной и уверенной проходки. Ковбои шли, чуть покачивая бёдрами, похлопывая себя по голым торсам ладонями, будто смахивая степную пыль. Каждый шаг заставлял бахрому на сапогах и жилетах танцевать отдельный, провокационный танец.

“Он зашёл в бар размеренным шагом,Шляпа надвинута, взгляд аки лезвие…”

Вызывающие и обещающие взгляды из-под полей шляп бросались в зал. Затем, в такт нарастающему ритму, танцоры синхронно сдёрнули шляпы, взмахнули ими над головой и швырнули в темноту зала, вызвав первый шквал визгов.

“Я улыбнулась: «Ковбой, ну здравствуй,Что ж ты так долго терялся по прериям?»”

Куплет сменился на бодрый припев. Стриптизёры выстроились клином и начали откровенный, отточенный танец с элементами эдакого «ковбойского степа»: понеслись притоптывания, щелчки пальцами, вращение воображаемого лассо, которое то и дело «случайно» обвивало их собственные талии и бёдра, подчёркивая каждый изгиб. Они срывали с себя кожаные жилеты, крутили их над головой и отправляли вслед за шляпами.