Пристанище для уходящих. Книга 3. Оттенки времени

Выходит, Чарли мне нужен не только как отец моего ребенка, но и как тот, кто поможет найти дорогу к своим силам. Он нужен мне! Да дело не только в этом, дело и в нем самом: ему тоже знакомо чувство бессилия, когда, что бы ты ни делал, выходит только хуже. Если ему до сих пор больно, гложет вина или отягощают невысказанные слова, как меня, то я должна дать ему шанс пережить это и оставить позади.

Я хочу, чтобы у Рика был отец, а Чарли, я уверена, стал бы хорошим отцом. Вдруг еще не все потеряно и он не так сильно меня ненавидит, как мне кажется, но если ненавидит, я все пойму и не стану заставлять общаться со мной и ничего не попрошу. Если ему нужен покой, так и быть.

Курт сказал, что Чарли, как всегда по выходным, поехал в Форест Ноллс, поэтому я ехала туда же, надеясь, что срочный подряд на строительство или ремонт не вынудили его остаться в городе.

Через час окончательно стемнело. Я оставила машину на лесной дороге и дальше пошла пешком, отвлекая себя подсчетом метров и ярдов. Поначалу в Холлертау мне было тяжело переключиться на метрическую систему и я частенько путалась. От места, где я оставила машину, до дома Чарли полмили или восемьсот метров. Вполне хватит, чтобы собраться с духом. Или нет. Между деревьями мелькнул свет, похоже, из окон, и я так испугалась, что вспотела, а сердце зашлось в безумной дроби. Пришлось опереться на осину. Но потом стало еще хуже: внутри взвыл какой-то первобытный ужас и скрутил живот. Я прижалась к дереву в надежде, что оно поделится со мной силами, но времена, когда для спокойствия хватало запаха леса и жесткой коры под пальцами, давно прошли. Я опустилась на землю и сидела у дерева, подумывая о возвращении к машине. Если Чарли не хочет меня видеть, значит, у него есть причины. Зачем я лезу?

«Если бы у нас было время, я бы никуда тебя не отпустил. Нашел бы место, где нам не помешают… – зазвучал в голове голос Чарли. – Знаю я на пляже одно такое местечко. Тебе понравится».

«Приглашаешь на свидание?»

«Приглашаю».

От его ощущений и эмоций, которые он испытывал от близости, по коже бежали мурашки. И сейчас это чувство – ошеломительное и всепоглощающее счастье – прогнало страх. Такое не проходит просто так, не забывается, а я помнила за нас обоих, потому что воспоминания никуда не делись, и иногда по ночам мне мешали спать не кошмары о Джоше, а воспоминания о том, что я утратила с Чарли – возможное будущее.

Деревянный дом с трудом угадывался в темноте. Я была в нем один раз три года назад, но отчетливо помнила двор: справа от дома сарай с инструментами, рядом с сараем – дровница, слева, да и со всех сторон – только лес. При свете дня тут безумно красиво – высоченные сосны и дубы, которые и вчетвером не обхватишь, но сейчас деревья казались ехидными свидетелями моего дальнейшего морального падения.

На подъездной дорожке стоял джип. Капот еще теплый, значит, Чарли приехал недавно. И что теперь? Просто постучусь? Я прокашлялась, казалось, пересохшее горло больше никогда не выдавит ни звука.

В освещенном окне мелькнул силуэт, и тут мне пришла в голову банальная и совершенно логичная мысль: а что, если он не один? Что, если он проводит выходные с Мелани Фоссет? Устраивать сцены и портить жизнь Чарли еще больше я точно не собиралась. Если у них все хорошо, значит, так тому и быть.

Я подошла к дому и осторожно заглянула в окно. На глаза попался кусок кухонного стола с наваленными сверху сумками. Камин горел, но рядом никого не было. Я попыталась разглядеть всю комнату, ведь где-то определенно шумели: доносился то ли шелест, то ли тихий стук. Черт, не заглядывать же во все окна, это будет уже совершенно неприлично. Шелест раздался ближе, где-то за спиной, по стенке дома запрыгал луч фонарика.

Черт побери!

Я ринулась прочь, но обо что-то споткнулась и чуть не растянулась под окном, вжалась в стену и замерла.

– Стоять!

Свет фонаря скакнул на грудь. Перед лицом возникло дуло двуствольной винтовки.

– Тереза?! – изумился тот самый голос, который снился мне почти каждую ночь.

***

За три года дом мало изменился: те же запахи – сигареты, яблоки и дерево, тот же продавленный диван, придвинутый к камину, единственная маленькая спальня за скрипучей дверью и одна большая комната – наполовину кухня, наполовину рабочая зона, заваленная инструментами и строительным материалом. Чарли всегда любил что-то чинить и мастерить, а теперь сделал это своей работой.

Он возился у холодильника, а я застыла у входа и боялась на него смотреть – так привыкла слышать только голос, что страшно было заглянуть в глаза и увидеть там разочарование или холод. Вместо этого я уставилась на огонь в камине, слушая потрескивание дров и мучительно подбирая слова.

– Сок будешь? – Послышался звук открываемой бутылки. – Ты же не пьешь пиво, насколько я помню?

– Воды, если можно.

Звякнуло стекло, зашумела вода. Я посмотрела на Чарли как раз в тот момент, когда он шагнул в мою сторону со стаканом в руке, но передумал и поставил его на угол кухонного стола, заваленного пакетами и свертками. У него так дрожали руки, что из стакана на пол выплеснулась вода, до меня он бы, наверное, целый не донес. Его короткий взгляд развеял остатки самообладания – он меня боится.

– Спасибо.

Чарли прислонился спиной к раковине, замер между навесных шкафчиков словно между стражами, и, держа в руках бутылку пива, наблюдал, как я подхожу, беру стакан, пытаясь не расплескать воду, и делаю глоток. По его лицу совершенно ничего нельзя было понять – он застыл с каким-то сложным выражением бесстрастности, рожденным из попытки определиться с чувствами. Мы помолчали: Чарли пил пиво, я изучала стол – из пакетов выглядывали банки с консервированным мясом, кукурузные хлопья, сок, мюсли. Похоже, Чарли пополнял запасы.

– Я тебя чуть не пристрелил, – как-то слишком бодро сообщил он, и я уткнулась в стакан. Ясно, так сильно ненавидит, что был бы рад пустить мне пулю в грудь.

– К тебе, видимо, часто вламываются, раз ты так реагируешь. – Я чуть не поперхнулась водой, пришлось откашляться.

– Да, бывало пару раз. – Чарли рассеянно отпил из бутылки, избегая моего взгляда. – Бродяжки всякие. – Теперь в его тоне звучала укоризна, словно он перекладывал на меня ответственность за все выходки бродяжек, которые, оказываясь в этом районе, обязательно выбирали для взлома его дом. – Но вот королева, пожалуй, впервые, – задумчиво протянул он и сделал еще глоток.

Ощущать его присутствие рядом было сродни ожиданию грозы, когда напряжение накапливается в атмосфере так плотно, что начинает искрить воздух, а дышать остается лишь густым сиропом предвкушения. Стакан в моей руке дрожал, и я поставила его на стол. Чарли смотрел на свои кроссовки, и оттого, что я опять не видела его глаз, внутри стало пусто-пусто, как в ящике, из которого вытряхнули весь хлам. Даже в голове зазвенело.

– Чарли…

– Почему не постучала в дверь? Зачем полезла к окну?

– Не хотела мешать. Вдруг ты не один?

– А с кем? С кем бы я мог быть?

В его голосе прорвалось такое неподдельное удивление, что я даже возмутилась: что же выходит, он сюда никого не приглашает? Совсем-совсем никого? Так и сидит в одиночестве?

– Не знаю. Мало ли… С той женщиной… Мелани.

– С кем? Откуда ты?.. – Чарли вскинул голову, удивленно поднял брови.

Черт! Зачем я это ляпнула? Вряд ли у нас получится связный разговор: он даже не смотрит на меня, снова хмурясь своим кроссовкам, а я говорю совсем не то, что собиралась.

– Послушай… – Желание увидеть его глаза стало невыносимым, я шагнула к нему и тут же споткнулась о пристальный и острый взгляд, аж сердце екнуло.

Стакан, повинуясь моему неосторожному жесту и неотвратимости силы притяжения, полетел на пол и звонко встретил свою кончину.

– Черт! Прости! – Я нагнулась. – У тебя есть тряпка?

– Нет, нет, не трогай. – Чарли рванул ко мне, поймал пальцы в сантиметре от осколка и потянул наверх. – Порежешься. Черт с ним, со стаканом. И с водой.

Мы застыли в каких-то нелепых полусогнутых позах, и от близости Чарли, оттого, что он так неожиданно и резко вторгся в мое личное пространство, от его запаха и прикосновения настойчивых пальцев перехватило дыхание.

– Ты одна? – Чарли прищурился.

Тайны, спрятанные на дне его глаз, никак не хотели раскрываться, возможно, потому что отвлекало тепло его руки – он так и не отпустил мои пальцы, зажав их в ладони.

– Собираешься меня убить и не хочешь лишних свидетелей? – услышала я свой насмешливый голос и прикусила язык, зато добилась легкой осторожной ухмылки.

– Не хочу, чтобы ворвалась твоя охрана…

– Я одна! – От напряжения казалось, что каждая мышца подергивается от микроразрядов тока и изучающего взгляда, а вдохнуть так и не получалось.

Чарли выпрямился, переступил ногами, хрустнув осколком стакана.

– Зачем ты приехала? – Охрипший голос не давал подсказок.

Когда пауза стала затягиваться, я выдавила:

– Я ездила к Марте и…

Чарли совершенно не облегчал мне задачу, не меняя выражения лица, только глубокомысленно хмыкнул, будто моя фраза объясняла все на свете.

– А потом сбежала от охраны ради тайной встречи со мной? – Его интонации наконец-то дали подсказку – он рад. Немного растерян, наверняка ошеломлен, но и рад тоже. – Я не слышал шума мотора. Ты что, пришла пешком через лес?

Чарли будто не мог поверить в такой поворот, удивлялся, как же такое возможно и чем он заслужил. Мы стояли так близко, почти вплотную, и тепло его тела казалось жаром от камина. Он выпустил мои пальцы, чтобы поставить на стол бутылку, а я чуть не задохнулась от ужаса и схватила его за плечо, потому что желание не просто прикоснуться, а сделать из наших тел одно стало сильнее меня – инстинкт самосохранения и спасение от гипоксии. Бутылка полетела вслед за стаканом, зашипела пролитым пивом и откатилась под стол. Чарли смотрел только на меня, и через бесконечную секунду медленно поднял руку и провел горячими пальцами по моей щеке. Будто пробуждающим заклятьем коснулся – тяжесть в груди растаяла, ошеломила легкость, я наконец-то вдохнула полной грудью, и вдох все длился и длился, вмещая в себя целый мир.

– Нам нужно поговорить… – Я замолчала, когда Чарли перевел взгляд на мои губы и застыл словно в трансе.

– Думаешь? – Он чуть нахмурился, будто с трудом понимая смысл слов, и одновременно властным и несмелым жестом притянул меня поближе.

– Я приехала извиниться. – От его близости, запаха, взгляда кружилась голова и путались мысли, а в местах прикосновения горела кожа. Если так пойдет дальше, я забуду собственное имя. – Наверное, это глупо… но я хочу попросить у тебя прощения. Глядя в глаза, а не проигрывая диалог день за днем в голове.

Я попыталась отступить, но Чарли не отпустил и удивленно моргнул. Закралось подозрение, что он считает меня галлюцинацией и теперь изумляется ее чрезмерной болтливости.

– Вот как? Извинения предполагают искренность, так ведь?

– Да, и… – Фраза рассыпалась с резким выдохом, когда Чарли прижал меня к столу и навис сверху. Под пальцами пронеслись рубашка, щетина, лохматые волосы; под кожей – щекотка. Что же такое происходит? Что бы ни происходило, пусть не прекращается.

– Хочешь искренности? – С неожиданной яростью он смахнул со стола один из пакетов и, не отрывая взгляда от моих губ, рывком посадил меня на столешницу. Что-то снова упало, но звук затерялся в нашем дыхании. – Тогда лучше молчи.

От знакомого и такого родного вкуса Чарли перед глазами поплыли звездочки, а жар растекся по всему телу. Кто-то из нас застонал, и все стало неважно, словно на сцене вокруг выключали свет, пока не осталось только самое важное в центре, и Чарли яростно стаскивал с меня одежду, одновременно прижимая к себе крепче. Спортивные штаны никак не хотели сниматься с лодыжек, и Чарли так сильно дернул, что я полетела со стола, но он меня подхватил и посадил около раковины, а я посильнее вцепилась в его плечи. Он зарычал мне в ухо и что-то прошептал, но я не услышала – вокруг грохотала посуда, мешалась или тыкалась в спину. Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на Чарли, на горячих и яростных прикосновениях, пугаясь напору и восторгаясь одновременно, отвечая ему, потому что тоже злилась. Злилась на каждый прожитый раздельно день, на каждый поцелуй, который не случился, на каждое прикосновение, которое не достигло цели, на все несказанные слова, которые затерялись в череде скучной рутины, и теперь эта ярость искала выход.

Мне не понравилось не видеть Чарли. Хотелось прочувствовать все до последней секунды, и я распахнула глаза. Он смотрел так, будто обнаружил перед собой что-то невыразимо прекрасное и боялся отвести взгляд, но это я видела нечто пленительное: мужчину, который дарил мне свою любовь. Чарли снова собрался меня куда-то нести, я попыталась найти опору… Что-то увесистое свалилось откуда-то сверху. Ох, больно же!

– Черт! Ты как? – встрепенулся Чарли, подхватывая меня на руки.

– Лучше молчи. – Я обхватила его бедра ногами, и он усмехнулся.

Я растворилась в дыхании Чарли и зелено-карих глазах, стала шепотом на коже и вкусом яблок на языке. Если я – галлюцинация, то и черт с ним. Главное – не исчезнуть, не раствориться, оставив его одного. Но исчезаю не я, исчезает пространство и время, а мы все еще вместе…

***

…щекотка за ухом. Чарли перебирает мои волосы.

– …отросли. Ты выглядишь, как в день нашей встречи.

Щетина под пальцами тоже стойка и упряма, как и ее обладатель.

– Ты тоже. Такой же колючий. У тебя фобия на вежливость?

Чарли смеется…

– …Кажется, я понял, о какой Мелани шла речь. Это моя клиентка. Я делал ремонт в ее доме. Ты про нее? Откуда о ней знаешь?

В затухающем свете камина его насмешливые глаза кажутся совсем черными, а скулы словно вырезанными искусным резчиком.

– Наводила справки. – Чувство вины растворяется в его смехе.

– Так вот почему у меня иногда возникало ощущение, что за мной следят. Ты действительно невыносима, знаешь об этом?

Из цепких рук вырваться не выходит, да не очень-то и хочется.

– Ты у нее ночевал.

– Чтобы рано утром начать работу…

От груди щекотка его дыхания спускается ниже.

– В новостях писали про твои свидания с каким-то белобрысым князем. Расскажи-ка про это.

Пытливые глаза смотрят из уютной полутьмы…

…Знакомый запах Чарли вызывает целую гамму воспоминаний. Удивительно, каким триггером может стать запах.

– А ты точно не галлюцинация? – спрашивает он, рассматривая мою пятерню на фоне камина. Так она и правда кажется полупрозрачной и зыбкой, колеблющейся в свете огня. – Я был в этом уверен, пока ты не начала извиняться, но теперь снова сомневаюсь…

Легонько ударяю его в грудь и, вывернувшись из цепких объятий, забираюсь сверху. У меня есть и корыстный интерес: поправить под нами плед, сброшенный на пол с дивана. Чарли явно не озадачивается тщательной уборкой, и по всему полу раскидана деревянная стружка и гвозди вперемешку с клубами пыли.

– Галлюцинация не стала бы тебе говорить, что ты неряха, – шепчу ему на ухо и вижу в свете камина, как у него поднимаются волоски на руке. На меня это действует как добрая порция афродизиака, и время снова перестает иметь значение…

…Ночь застыла в янтарном мгновении. Как впихнуть в нее три года разлуки? Мы столько не сделали, столько не обсудили, но в разговорах о прошлом слишком много горечи. Особенно, если речь о тех, кого больше нет с нами.

– Я все прокручиваю последние слова, которые он от меня услышал. – Чарли смотрит в потолок. Он тоже заложник воспоминаний. Теперь груза стало больше: не все моменты мы хотели бы помнить.

– Не надо… – умоляю словно сама себя: последние слова Джоша звучат в голове: «Не забывай…» Лучше говорить о том, что мы можем исправить. – Убеди Марту принять подарок.

– Счет имени Джоша Таннера? – Чарли тяжело вздыхает.

Имя Джоша, произнесенное вслух, срабатывает как удар плеткой по спине.

– Девочкам надо в колледж.

Мы слушаем тишину и разделяем тяжесть на двоих…

…Огонь в камине собирается умереть, и Чарли спасает его от смерти – бросает поленья и смотрит, как они разгораются. От камина идет тепло, как и от Чарли, он садится рядом, отнимая кусок пледа, и смотрит на огонь.

– Я не имел на тебя прав. Я был твоим боссом, я старше тебя. Сейчас ты королева, а я беру подряды на ремонт домов.

Глупые предрассудки.

– Важнее, кто мы друг для друга. Мы просто мужчина и женщина, которым хорошо вместе. И если мы захотим, так и останется.

Он улыбается, и в темных глазах танцует благодарный огонь…

– Ох, у тебя, похоже, будет приличный синяк. – Чарли легонько касается моих волос и виновато рассматривает лоб.

– Синяк? С чего? – Удивляюсь, при чем здесь лоб, это спиной я все натыкалась на что-то жесткое – то ли продукты, то ли ручки шкафчиков.

– На тебя с верхней полки термопот упал и угодил ручкой по лбу. Ты не заметила? – Он сдерживает смех, а я вспоминаю и хихикаю: значит, в тот момент искры из глаз у меня летели не от переизбытка чувств. – Давай лед принесу, хотя уже поздно, надо было сразу.

– Не надо, – останавливаю его порыв встать, – не уходи.

Скоро все равно придется разрушить уютное уединение этой комнаты и уйти, но пока у нас есть еще несколько минут. Чарли вздыхает и обнимает крепче, удобнее устраиваясь рядом.

Время тает, растворяется вместе с уходящей ночью, умирает от страха перед приближающимся солнцем, но пока мы в уютной полутьме камина, а мир вокруг застыл в капле янтаря…

***

Огонь потух, и воцарилась мягкая тишина, которая бывает лишь когда точно знаешь, что прервать ее может только птичье пение или шум дождя. В больших комнатах Холлертау я часто убеждала себя, что наконец нашла дом и можно остановиться, складывала слово так и этак – «д-м-о», «м-о-д», «о-м-д», но все время выходила какая-то бессмыслица. Хижина Чарли в Форест Ноллс больше походила на настоящий дом, такой, в котором хочется остаться.

Чарли запротестовал, когда я начала выбираться из его объятий.

– За водой схожу.

Сразу за диваном валялась кастрюля, а дальше пачка макарон и банка кукурузы, на полу у стола так вообще лежали целые груды. Я осторожно обошла разбитый стакан и пооткрывала шкафчики в поисках целого. Из-под ноги выкатился термопот и остановился рядом с упаковкой одноразовых стаканчиков, дальше на полу поблескивала какая-то посуда, а в раковине валялась тряпка. Нет, тюлевая занавеска. Наверное, она попалась мне в руки, когда я искала опору. В тусклом предутреннем свете комната выглядела даже загадочно, но представляю какой кошмар откроется взору, если зажечь свет.

– У тебя теперь есть повод прибраться, – сообщила я Чарли, протягивая одноразовый стаканчик с водой. Еще я захватила по коробке крекеров и кукурузных хлопьев – они валялись у плиты – и разложила на пледе импровизированный пикник.

Чарли хмыкнул, выпил воды, потом молча пожевал крекер и уставился в стакан, будто нашел там что-то подходящее для раздумий. Судя по тому, что между нами случилось, не похоже, что он меня ненавидит, а значит, надежда на нормальные отношения еще есть, но чем дольше он молчал, тем зыбче она становилась, и я чуть не подавилась крекером, когда от очередного здравого взгляда на ситуацию сжало горло.

– Так зачем ты приехала на самом деле?

Усталый голос Чарли разрушил последнее янтарное мгновение.

Наверное, не очень правильно начинать серьезный разговор, когда из всей одежды на нас только плед, но, казалось, что одежда снова нас разделит, сделает колючими малознакомыми людьми, такими, какими мы встретились пару часов назад.

Я на секундочку закрыла глаза. Нужно разрушить еще один бастион лжи.

– Слушай, я должна тебе кое-что сказать. Должна произнести вслух, потому что это очень-очень важно.

Чарли вскинул заинтересованный взгляд.

– У тебя есть сын.

Целую минуту он молчал, застыв с пачкой хлопьев в руках.

– Ага! – произнес он и затих. – Сын, значит. У меня. Точно?

– Да, господи, Чарли! Я что, не по-английски говорю? У тебя есть сын. Фредерик, ему два года.

Он отбросил хлопья и рывком поднялся на ноги, сметя разложенные на пледе крекеры и чуть не опрокинув меня.

– Знаешь, я уже вышел из того возраста, когда мною играли! – Он нашел за диваном свои джинсы и ринулся к кухонному столу, видимо, за футболкой, но обо что-то споткнулся и чуть не упал. – Я уже не мальчишка! Перестань врать наконец!

– Я не вру! – Я подскочила вслед за ним.

Чарли на секунду остановился, а потом как был, без футболки, ринулся к комоду в противоположном углу, еще сильнее припадая на левую ногу. Курт раскопал все. Теперь я знала, почему Чарли хромает, и что именно произошло с его коленом. Наверное, вся его бездна сожалений родилась под завалом в Алеппо после артиллерийского обстрела, когда погиб весь его отряд, а он выжил. Выжил, чтобы корить себя. Вчера я надеялась, что сообщение о сыне если и не сделает его счастливым, то хотя бы немного обрадует, но, видимо, зря. Он мне не верил.

– И отец – не Джош? – съязвил Чарли, рывком выдвинул нижний ящик комода и достал блок сигарет.

– Нет! Ты – отец моего ребенка, – твердо произнесла я. Руки дрожали, но я испытала колоссальное облегчение, что наконец сказала об этом.

– Ты уверена? – Зашуршала целлофановая обертка.

– Сложно забеременеть от кого-то, с кем ни разу не спала!

Возмущало, что он настолько в меня не верил, думал, будто после того, что было у нас, я могла пойти и повторить это с кем-то еще. Возмущало и причиняло боль.

– Вот как?! – Чарли дернулся, вытащил пачку из блока и направился к двери. – Об этом, видимо, неизвестно в Этерштейне. Я видел фильм про отца принца, и там звучало не мое имя.

– Ужасно, что так вышло. Я не знаю, как это исправить. Все, что я могу, это сказать правду тебе. – Закружилась голова, и пришлось ухватиться за диван. – Ты – отец Рика.

Чарли остановился у двери, повернулся:

– А Марта? Как же Марта? Зачем ты с ней так?.. – Он схватил куртку, на ходу надел и выскочил наружу. Чиркнул зажигалкой, и, прежде чем дверь закрылась, в комнату успел залететь сигаретный дым.

В наступившей тишине стало слышно, как капает кухонный кран. На полу красовалась лужа: Чарли разлил воду из пластиковых стаканчиков. Я включила свет и, стараясь не обращать внимания на бардак, отправилась на поиски полотенца.

В голове не было ни одной дельной мысли, разум не понимал, как ему реагировать. Я отряхнула плед и накинула его на диван, плюнула на поиски веника, отжала полотенце в раковину и повесила его на край столешницы.

Мой спортивный костюм валялся на единственном стуле среди табуреток.

Чарли курил на крыльце, накинув куртку прямо на голое тело, настороженно покосился, когда я вышла, и снова уставился в темноту. Свет из открытой двери падал на деревянный настил и усыпанную хвоей землю и казался единственным источником тепла во всем мире.

– Между мной и Джошем ничего не было, только дружба, но нужно было имя. Это моя вина. Тогда меня убедили, что так лучше, но это неправда… – Мой голос растерянно затих. Разве можно оправдать такую глупость?

Чарли усмехнулся и покачал головой, потер ладонью лоб, словно собирался с мыслями. Рассудок наконец отреагировал – грусть, вот что я чувствовала.

– А ведь твой отец мне звонил. Поздравил с рождением племянника. У меня грешным делом возникла мысль, что он прав, потому что как иначе такое могло произойти? Ты постоянно врала, – он ткнул в меня сигаретой, – а теперь выходит, скрывала от меня беременность. Разве отцу ребенка не сообщают о таком?

Черт побери, зачем отец полез! Я сжала кулаки. Не представляю, что в тот момент пережил Чарли.

– Прости. Все это не имеет отношения к нам. Это чертова политика. Недоразумение, – выдавила я.

– Недоразумение – это когда в кинотеатре на твое место кто-то сел, а тут речь не только о нас двоих. Марта мне все уши прожужжала, чтобы я съездил навестить племянника, а твой отец, похоже, действительно считает, что это сын Джоша. И я так считал! Не думал, что ты сможешь врать и о таком! – Сигарета в его руках переломилась, он раздраженно затушил ее о деревянный поручень и полез за новой. – И что теперь прикажешь делать?

– А чего ты хочешь?

Он изучил меня с головы до ног словно музейный экспонат сомнительной ценности и отвернулся. Теперь, в темноте, да еще сквозь дым не было видно его лица, приходилось полагаться на голос – ошеломленный и растерянный.

– Прости, не думала, что отец станет тебе звонить. Мне казалось, он рад оставить ту историю в прошлом.

– Вы там с ним что, вообще не разговариваете? – возмутился Чарли.

– Разговариваем. О законопроектах и поправках.

Он фыркнул и сломал вторую сигарету, огонек упал на веранду и погас под кроссовкой. Чарли взял из пачки еще одну, но сам же ее переломил и растер между пальцами. Крошево осыпалось пеплом с руки, сверкая в свете из открытой двери.