Хозяин леса
Анна покосилась на него, ожидая увидеть очередного монстра, но удивилась, когда вместо чудовища перед ней предстал абсолютно нормальный молодой человек. Он был бледен и немного худ – острые скулы слегка выпирали, делая его лицо несколько угловатым, – подбородок узкий, голубые глаза чуть прищурены. Чёрные прямые волосы небрежно падали ему на лоб, мягко ложились на плечи, от висков были заплетены аккуратные косы, из которых уже выбилось несколько прядей. В тусклом свете огня в камине Анна разглядела уродливый шрам, разрезающий его тонкие плотно сжатые губы ближе к правому углу. Взгляд её скользнул по его лицу снова, он недовольно скривился, надменно приподняв брови. Снова заговорил:
– Прекрати рассматривать меня. Манерам не учили?
Голос его резкий, но не визгливый, скорее просто раздражённый, тембр мог бы даже быть приятным, если бы только он не произнёс эти слова так, будто выплюнул их. Девочка нахмурилась, хотела язвительно ответить, но он не дал ей этого сделать, перебил:
– Je michia pelle Raven.
Анна растерянно моргнула, поэтому он добавил, кривясь:
– Зови меня Рейвен, человек.
И двинулся к лестнице, попутно развязывая шнуровку жилета. Анна неуверенно двинулась следом, чувствуя себя озлобленной и потерянной. Она не понимала, что происходит, что её ждёт и чего от неё хотят. И человека этого она тоже не понимала.
Рейвен поднимался быстро, перешагивая через ступеньку, минуя второй этаж замка, следуя на третий. Девочка смотрела себе под ноги, ей страшно было оступиться на, как ей подумалось, ненадёжной и старой каменной лестнице, но ещё страшнее оказалось ощущение, что, стоит только поднять голову, ей грозит неминуемая смерть. На нужном этаже Рейвен окликнул её каким-то странным возгласом, похожим на уханье совы, и Анне пришлось всё же мельком посмотреть на него.
Он указал на дверь, около которой теперь стоял. Дождавшись, пока принцесса подойдёт к нему, толкнул дверь ладонью и издевательским жестом пригласил её войти. Девочка, с трудом передвигая ноги, повиновалась, зайдя в комнату. За спиной раздался его недовольный голос:
– Нравится тебе это или нет, но теперь ты будешь жить здесь. Если бы не хозяин, быть бы тебе растерзанной волками… – В его речи скользнули нотки ярости, презрения, непонимания. Он помолчал, потом добавил: – Но он решил сохранить тебе жизнь.
Анна повернулась, посмотрела в полные злобы голубые глаза, испуганно прошептала:
– Я не хочу здесь быть…
– Я от тебя тоже не в восторге, ragilla, – процедил Рейвен сквозь зубы, усмехнувшись. – Но такова его воля.
И, больше ничего не сказав, он ушёл, закрыв за собой дверь и оставляя девочку в одиночестве.
На глаза Анны навернулись слёзы и впервые за этот длинный промежуток времени она заплакала. Горячие солёные дорожки быстро текли по красным замёрзшим щекам, обжигая кожу, с губ слетел первый всхлип, и вскоре тихий сдавленный плач превратился в рыдание. Девочка упала на кровать, уткнувшись в изгибы локтей, и взвыла от страха и бессилия.
Над сонным лесом, покрытым пеленой снега, заблестели первые робкие лучи рассвета.
7
Анна проснулась от громких криков откуда-то снизу, точно вынырнув из беспокойной дрёмы. Нет, скорее, она проснулась от неприятного сжимающего сердце чувства, а крик случайно достал до её ушей. Она неловко выпрямилась и замерла, непонимающе смотря на чужую кровать, застеленную шкурой медведя. Бесконечно долгое мгновение прошло, прежде чем она смогла осознать, где находится и что случилось этой злополучной ночью. Поняв, что дом остался далеко за стеной леса, девочка едва не заплакала, но всё же сумела взять себя в руки и прислушалась.
Слова было не разобрать, да и крик она слышала едва-едва. Всё, что было понятно, – он громкий, раз долетел даже до её комнаты, он возмущённый, ведь это же, в конце концов, крик, и принадлежит он кому-то из обитателей замка. Анна уже догадывалась, кто его обладатель, и недовольно сморщилась, скривив губы.
Она поднялась с пола, чувствуя неприятную тянущую боль и покалывание в отсиженных коленях, капризно нахмурилась. Постояв немного, девочка выдохнула, сникла, посмотрев в окно на заснеженную поляну, окружённую старыми припорошенными деревьями. Идти туда, к этому зверю и странному дикому охотнику? Ей не хотелось, всё внутри неё протестовало против этой мысли. Но что тогда? Она маленькая и хрупкая, вся в покойную мать, даже по деревьям не научилась взбираться, куда ей деться из огромного разрушенного замка посреди глухого леса?
Её пугала неизвестность. И тяготила боль от предательства отца. Как он мог так с ней поступить? Она была груба с ним, так и есть, даже неблагодарна… но она любит его. Жаль, думала Анна, что поняла она это слишком поздно. Наверное, крутились мысли в детской голове, он был очень расстроен её поведением и разлюбил её. До этого дня принцесса даже вообразить не могла, что её хоть кто-то способен не любить, это не укладывалось в её сознании, но теперь она была готова поверить.
Анне хотелось бы вернуться домой, туда, где тепло и уютно, туда, где осталась часть её маленького мира вместе с кусочком души, но дороги назад не было, её безжалостно оборвали. И, если уж остался только путь вперёд, должна ли она стоять на месте? Нет. Анна намеревалась показать, что она не какая-то простая глупая девчонка. Она – будущая королева всех этих земель и заставит лесное чудовище считаться с собой.
Решительным шагом она вышла в коридор, толкнув тяжёлую дверь. В коридоре пахло мокрым мхом, такой запах обычно можно было учуять около реки, в том месте, где вода ещё не окончательно иссохла. Анна прикрыла глаза, вдыхая сладковатый сырой запах и вспомнила, как в раннем детстве часто гуляла там с матерью. Королева была больна, но каждый раз соглашалась пойти к реке, чтобы порадовать дочь. За опущенными веками принцесса как будто бы видела камни, тяжёлые валуны, намертво всаженные в почву, где давно испарился даже тягучий ил. И на этих камнях, если только внимательнее присмотреться или сесть рядом, можно было увидеть лёгкую поросль пушистого мха. Вода тонкими неуверенными струйками тянулась к растительности, напитывая её скудной влагой, и Анна могла бы часами смотреть, как мох словно оживает от магии уставшей пересохшей реки.
Девочка открыла глаза и медленно подняла взгляд к потолку, осматривая каменную кладку, по которой весело вился зелёный плющ, скользнула по глубоким трещинам, похожим на морщины древнего старца, приметила, что ни в одном уголке не видно паутины. Стены коридора не были увешаны портретами и украшениями, как это было в родном замке, но вместо них по камням ползли вьюнки – голубоватые, лиловые, нежно-розовые. Они словно и не боялись зимних холодов за крепкими стенами и жили, пока ещё можно было жить и ни о чём не печалиться.
Анна какое-то время постояла в коридоре, разглядывая цветы, но всё же смогла собрать свою постепенно затухающую волю в кулак и направилась из коридора к лестнице, по которой она начала спуск. Лестница под ней хотя и не шаталась, не скрипела, но всё равно не внушала никакого доверия. Две ступеньки на втором этаже оказались сколоты и круто обрывались, угрожая идущему падением, если тот оступится или соскользнёт с камня. Кроме того, злополучный пролёт между третьим этажом и вторым не имел перил и был крайне широким. Создавалось впечатление, что постройка шла каждый день под руководством разных архитекторов. Анна была крайне возмущена, когда всё же сумела добраться до первого этажа.
В широком зале камин не горел, стены остыли и теперь от камня исходил холод, пакостливо пробирающийся под платье и шубу. Девочка невольно сжалась, постояла на последних ступеньках в нерешительности. Откуда-то из комнат снова раздался раздражённый голос:
– Варлок, прошу тебя, опомнись, она человек!
Анна узнала его. Худой бледный охотник, который проводил её вчера до покоев. Сегодня его голос звучал ещё более угрожающе и презрительно. Он был в ярости.
Принцесса с трудом заставила себя сделать шаг со ступеньки, потом другой, третий, и вот она уже пошла по направлению к звучанию чужого голоса, даже не представляя, что она может сказать тем, кого встретит. Из зала девочка попала в просторный коридор, стены которого украшали похожие на вьюнки цветы, но больше и ярче – красно-оранжевые чашечки тяжело свисали с зелёных плетей, вросших в камни.
От цветов пахло чем-то сладким, такой запах обычно стоял на деревенских ярмарках, когда крестьянки-старушки варили медвянку – особый напиток из молока, мёда и сладких корешков. Когда медвянка была готова, её наливали в небольшой глиняный кувшин и насыпали туда цветки жасмина, который продавался приезжими купцами с Восточных земель, или дикой фиалки. Редкие умельцы, способные изготовить карамель, добавляли её вместе с мёдом и получали особенно сладкий и терпкий привкус. Именно такой сладковато-терпкий запах стоял в коридоре лесного замка.
Вспомнив о медвянке, Анна расстроенно поджала губы – захотелось есть.
Совсем рядом снова заговорил Рейвен, уже мягче, но не скрывая своего недовольства:
– Non je comprepardo!6 Зачем? Неужели нельзя было оставить эту malettadi ragilla7 там, где ты нашёл её?
Ему не ответили. Или ответили, но так тихо, что Анна не смогла расслышать слов. Всё больше теряющая решимость, она двинулась на голос, снова возмущающийся, но уже на том странном и непонятном языке, который Анна успела услышать ещё ночью. В самый разгар очередной почти гневной тирады девочка вошла в не слишком большое помещение, оказавшееся поварней8, и на этом её уверенность закончилась. Она сжалась в проёме, испуганно смотря на бледного человека, упирающегося ладонями в столешницу, застывшего истуканом с приоткрытым в выкрике ртом. Потом перевела взгляд на того, к кому он обращался.
Хозяин Леса сидел за столом, положив на него одну руку, другая же покоилась на его колене. Чёрные глазницы черепа уставились на девочку бездонными пещерами, она быстро отвела взгляд от его лица, боясь хоть на секунду задержаться и кануть во тьму его страшных глаз. Все трое молчали довольно долго, пока наконец Рейвен не оторвал ладони от столешницы и, выпрямившись, холодно проговорил:
– Явилась. – Его губы презрительно скривились, он скрестил руки на груди. Анна мельком покосилась на него, заметив, что одет он теперь в простую тёмно-зелёную рубаху и свободного кроя штаны. Ноги его были босыми.
Страх вдруг сменился возмущением, и она не смогла сдержаться, почти выкрикнув:
– Верни меня обратно, чудовище!
Рейвен побледнел ещё больше, его тонкие губы сжались в сплошную линию. Девочка осмелилась поднять голову и, превозмогая ужас и омерзение, всё же посмотрела немигающим взглядом на Хозяина леса. Тот молчал, будто бы и не услышав её грубости, и Анна заговорила снова, боясь растерять остатки дерзости из-за промедления:
– Я не одна из твоих тварей, я не хочу жить в этой пещере с монстром! – По привычке девочка даже топнула ногой и едва не поскользнулась. Устояв на ногах, добавила, почти выплюнув в сторону сидящего за столом лесного короля: – Будь ты проклят!
Она иногда слышала это выражение от слуг, препирающихся друг с другом, и поняла, что оно означает нечто вроде крайнего недовольства. Надо сказать, Анна была крайне недовольна.
Бледный человек не выдержал оскорблений и быстро подошёл к девочке. Схватив её за плечо, он намертво вцепился в него и прошипел сквозь сомкнутые зубы:
– Извинись перед хозяином, человек.
Она с вызовом задрала голову и посмотрела в голубые глаза.
– Он мне не хозяин! И ты не посмеешь мне указывать.
Худое лицо Рейвена вдруг начало краснеть, покрываясь пятнами. Он дико уставился на Анну, сжав свободную ладонь в кулак, впившись ногтями в свою кожу. Принцесса вдруг ощутила боль в плече, за которое он схватил её, и поморщилась, снова почувствовав испуг. Наверное, Рейвен не удержался бы и сломал ей руку, поглощённый яростью, но позади него послышался тихий скрип стула и шуршание одежд.
Лесной король медленно поднялся со своего места и, подойдя к враждующим, мягко положил ладонь на локоть бледного человека, чуть сжав рукав рубашки. Рейвен вновь побледнел, посмотрев на чудовище, и покорно отпустил девочку. Когда и Хозяин леса убрал свою руку, Рейвен быстро поклонился и отошёл в сторону, угрюмо замолчав. Он направился к старым шкафам и полкам, где начал наводить порядок, прибирая оставленные на тумбах из переплетённых ветвей мелочи.
Чудовище опустило голову и какое-то время разглядывало испуганную девочку. Наконец оно встало на колено перед ней, вызвав возмущённое сопение со стороны шкафов, где стоял бледный человек, и протянуло цветок, будто выросший из его руки. Анна замерла в нерешительности. Хозяин леса терпеливо ждал, пока девочка всё же не выдавила из себя:
– Мне ничего не нужно от тебя, монстр.
Он не ответил, лишь поднялся и, проходя мимо неё, ловко всунул стебель цветка в непослушные рыжие локоны её волос. При солнечном свете, проникающем в коридор сквозь узкие арочные окна, Анна разглядела, что руки у него не покрыты одеждой. Тяжёлая шкура лениво повисла грузом на его спине, но чудовищу это будто бы не мешало. Принцесса вдруг поняла, насколько он выглядит могущественным, сильным и до ужаса большим. Он был похож на покрытую снегом скалу, и она снова вспомнила, как ночью разглядывала его и боялась подобных сравнений. Он и правда скала. Молчаливая и несокрушимая. Таким и должен быть настоящий монстр.
Хозяин леса прошёл по коридору и исчез, повернув в главную залу. Через время со скрипом закрылись за ним створки двери, ведущей на улицу. Анна с волнением следила, как он проходит недалеко от окон, легко скользя по снегу, и пропадает из виду. Её бросило в дрожь.
Повернувшись, она сделала шаг в поварню и громко заявила:
– Я ухожу!
В ответ ей раздалось насмешливое:
– Волки уже ждут, ragilla.
Принцесса вздрогнула и бросилась бежать. Добравшись до двери, она что есть сил толкнула тяжёлые створки и, просочившись между ними, кинулась по наметённым за ночь сугробам прочь. Ноги вязли в мокром липком снегу, сапоги из замши быстро промокли, но даже участь умереть на морозе казалась ей лучше, чем остаться здесь.
Когда она пересекла заснеженную поляну, дыхание её уже сбилось и воздух жёг лёгкие калёным железом. Впереди снова раскрылась жадная пасть леса, и девочка побежала.
8
Генрих не мог уснуть. Он ворочался на кровати, устеленной старыми шкурами, и нервно теребил край одной из них между сухих шершавых пальцев. Король даже не нашёл в себе сил раздеться, тяжёлая мантия свисала с постели, лениво расположившись на полу, с грязных сапог стекала талая вода, несколько минут назад бывшая снегом. Он устал, он так смертельно устал, что ему казалось, будто он умер, но тело продолжило существовать без него. Будто всё, что происходит – нереально.
Поздний час, но в окно не заглядывал холодный глаз луны. Замок поглотило белой снежной пеленой, пугающие изломанные тени ближайших деревьев будто пытались подобраться вплотную к каменным стенам. У короля появилось стойкое ощущение, что в эту ночь не спит не только он один – не спит прислуга, не спит замок, не спят деревья и снег. Не спит лес.
Генрих вздрогнул как от пощёчины и резко сел на кровати, тяжело дыша. Пот заструился по виску, быстро скатился по скуле до подбородка и каплей упал на ворот рубахи, оставив небольшое размытое пятно на ткани. Сердце гулко стучало, как будто бы жаждало выпрыгнуть из груди короля, и он понял, что не просто так ему представился именно лес.
Лес. Страшный, тёмный, жуткий, кривые деревья, острые коряги, торчащие из-под земли трухлявые корни. С детства Генрих чувствовал исходящую от чащи неуловимую опасность, чёрную энергию, скрывавшуюся где-то там, за переплетёнными стволами и колючими ветвями. Сколько лет прошло, сколько детских страхов кануло в небытие, но не этот. О нет, этот страх плотно застрял в его сердце и рос порой так быстро, что монарх ощущал давление и боль в груди. Может ли животный беспричинный ужас убить человека? Генрих иногда думал, что вскоре познает это на своей шкуре.
Раздался неприятный глухой стук, будто кто-то кинул горсть снега в окно, и король не выдержал. Поднявшись с кровати, он, устало и медленно потерев глаза, направился прочь из покоев в коридор. Тусклое мерцание свеч почему-то слепило его, будто бы солнце неожиданно проникло сквозь ночную мглу. Когда Генрих моргнул, это неприятное ощущение пропало.
Сначала он шёл медленно, ступая тихо, мягко, как если бы боялся разбудить спящую любимую, будь она жива. Но неприятное ощущение усиливалось с каждым его шагом, сердце стучало яростно, почти свирепо разрывая стенки грудной клетки, и Генрих ускорился, постепенно сорвавшись на бег. Картины в рамах, украшения в виде щитов и скрещенных мечей, гербы, подсвечники, огоньки свечей – всё слилось вокруг него и превратилось в водоворот, сплошной поток неясных очертаний.
«Анна, что-то не так с Анной», – мелькнуло в сознании. Генрих резко остановился, когда до комнаты дочери оставалось совсем немного. Одна дверь разделяла их сейчас, и эта дверь казалась капканом, жуткой пропастью, готовой поглотить короля в любую секунду. Перед глазами отчётливо воскрес образ жены, измождённой, печальной, с тусклым взором и дрожащими руками. Она стояла возле покоев Анны и смотрела на Генриха с беспокойством и страхом. Он снова сморгнул, и видение испарилось, точно его и не было.
– Не ходи, девица, в лес, там мой братец исчез, – задумчиво нараспев проговорил Генрих, сделав шаг к заветной двери, – ты не плачь о нём теперь, братца в чащу забрал Зверь.
Его ладонь упёрлась в прохладную древесину. Мышцы руки напряглись, он замер, раздумывая и ужасаясь странным мыслям, ползущим в голову липкой пеленой. Выдохнув, Генрих вошёл в спальню дочери.
Ранним утром, хотя это вполне можно было бы назвать ночью, по замку прокатился громкий зов; этот громоподобный звук разбудил слуг, мирно спящих в комнатах, и стражников, задремавших на своём посту. Голос нельзя было не узнать – северный рёв истинного потомка Вильгельма Свирепого – на такой во всём Королевстве был способен лишь Генрих. От неожиданности стражники вздрогнули и, нервно сжимая тяжёлые алебарды, бросились на отчаянный крик.
Любопытные и обеспокоенные слуги, даже не удосужившись одеться, оставаясь в исподнем, тихо переговариваясь, побежали следом, некоторые прихватили свечи. Никто из них не удивился, когда короля Генриха нашли мечущимся по комнате дочери, а самой девочки нигде не было. Удивило иное: монарх был не самым терпеливым и спокойным человеком, но никогда ещё, ни разу за столько лет его правления, подданные не видели такого ужаса и безумного отчаяния в его глазах.
Он кричал имя дочери, но крик был больше похож на хриплый рык раненого зверя. Слуги растерянно оглядели покои юной принцессы: бельё, подушки, личные вещи, лежавшие на столике – всё в беспорядке лежало на полу. Король в своей бессильной ярости едва не уничтожил всё, до чего могли дотянуться его дрожащие от напряжения руки.
– Ваше Величество! – Завопила одна из служанок, полная женщина с добрым миловидным лицом. Она бросилась к Генриху и попыталась поймать его руки в свои, но монарх лишь с силой оттолкнул её, заставив упасть на кровать. Он будто ничего не замечал, и женщина снова воскликнула, пытаясь образумить его: – Ваше Величество!
– Прочь, Берта! – Взревел король, страшно выкатывая глаза. Казалось, они вот-вот выпадут из глазниц, так свирепо он взирал на служанку. Его лицо покраснело, на висках вздулись синие пульсирующие вены, а губы блестели от слюны.
Прислуга зашепталась, стражники стояли в нерешительности, не зная, как поступить с обезумевшим господином. А тот снова резко повернулся к столику и отшвырнул стоящие на нём небольшие флаконы. Тонкое изящное стекло со звонким треском разлетелось о каменный пол, красные осколки окропили часть ковра, как если бы здесь пролилась кровь. Глаза короля сверкали в отблеске пламени свечей, что падало ему на лицо мягким отсветом, зрачки пульсировали, во взгляде читался затравленный ужас.
– Моя дочь, – прохрипел монарх, сжимая мощной ладонью край столика, – где она?
– Ваше Величество, – попыталась вставить служанка Берта, поднимаясь и снова осторожно подходя к королю. – Вы нездоровы, Ваше Велич…
– Где моя дочь?! – Тяжёлый кулак обрушился на древесину, Генрих оскалился, дрожа от боли, гнетущей сердце. – Что вы сделали с моей дочерью?!
– Но, мой король… – её руки потянулись к нему, но Генрих лишь отмахнулся, ударив её по запястьям. Женщина испуганно прижала руки к груди и невольно отстранилась к стоящим у дверей.
– Молчать! – Он повернулся к слугам и страже, резко выпрямившись. Его голос напряжённо скрежетал, как несмазанный доспех, пролежавший на дне озера не одно столетие. – Обыщите всё. Каждую комнату, каждый угол, каждый дом в деревне, если понадобится, но найдите её. Немедленно!
Последнее слово он рявкнул так, что несколько девушек-служанок от страха вздрогнули. Прислуга выбежала из покоев и тут же рассыпалась по коридорам замка, но стража не двинулась с места. Король тяжело воззрился на них, медленно проговорив:
– Неужели мой приказ вам непонятен?
– Государь, глухая ночь же, – начал было один из стражников, крепкий высокий, с густой чёрной бородой и усами. Второму не хватило смелости поддержать его.
Взгляд Генриха потемнел. Его лицо будто посерело от ярости, губы побелели – так сильно он сжал их, и копна рыжих волос превратилась в сравнении с кожей в пожар на его голове. Он выглядел как бог огня, чья мощь вырывалась наружу, и стражники невольно дрогнули.
– Моя дочь исчезла посреди ночи из собственной постели. Моя дочь, ваша принцесса, пропала, – цедил Генрих сквозь зубы, надвигаясь на стражников. – Если только кто-то её похитил, пусть молится. Я сравняю с землёй деревни и город, если придётся, но найду её. – Глаза его стали тёмными, как дно старого болота. – Как ни черна была бы ночь, моя боль чернее. Седлайте коней!
Стражники, до скрипа перчаток сжимавшие алебарды, поспешно поклонились и бросились прочь. Генрих, поглощённый страхом, пошатнулся и упёрся ладонью в ветхий книжный шкаф. Ему было нехорошо, сильно болела и кружилась голова, ладони похолодели и пот струйками стекал по спине, впитываясь в ткани дорогих одежд. Анна, где же его маленькая Анна? Куда спряталась, куда исчезла?
Он закрыл голову руками, пытаясь собраться с мыслями, взять контроль над разумом, но почему-то тот упрямо не поддавался на здравые рассуждения и предательски подбрасывал королю страшные видения, перекликающиеся со смертью любимой Ситлин.
Не ходи, девица, в лес, там мой братец исчез. Ты не плачь о нём теперь, братца в чащу забрал Зверь
Генрих вздрогнул от этой мысли, теперь она уже не казалась ему забавной. Старая песенка, которую напевала ему мать перед сном, он запомнил слова на всю жизнь и вряд ли бы когда-нибудь позабыл. Она не слишком пугала его в детстве, но зато навсегда отбила охоту совать нос в старый сонный лес, шумящий на окраине недалеко от дворца. Какой Зверь забрал братца в чащу?
– Мой господин, что здесь происходит?
Король поднял голову и затравленно посмотрел на вошедшего мага, чей голос выдернул его из задумчивости. Седрик был тепло одет: тяжёлая шерстяная накидка с мехом поверх колдовской мантии, перчатки с оторочкой, тяжёлые утеплённые сапоги – маг явно покидал замок, но король едва ли обратил на это внимание. Рука волшебника сжимала изящный высокий посох, он опёрся на него, свободной ладонью стряхивая снег с накидки. Взгляд его был обеспокоенным.
– Седрик, – проговорил король срывающимся голосом, он вдруг почувствовал подступившие к горлу удушливые позывы разрыдаться, – Анна пропала. Моя девочка пропала.
Маг бросился к нему, когда монарх покачнулся и едва не осел на пол. Седрик подхватил Генриха под руку и с усилием удержал на месте, с волнением рассматривая бледное лицо перед собой.
– Мой господин, я прошу Вас, возьмите себя в руки. Мы найдём её. – Он говорил торопливо, медленно ведя короля к выходу из покоев.
– Я приказал седлать коней, – глухо сообщил Генрих, едва разлепляя губы. Он остановился и выпрямился, будто скидывая с плеч тяжёлую ношу, глаза его тускло заблестели. Медленно выдохнув, монарх заговорил решительнее: – Надо спешить.
– Но где её искать? Королевство огромно.
– Седрик, – король тяжело дышал, взгляд его становился всё решительнее, – ты поедешь со мной. И я клянусь всеми известными мне богами, что мы найдём её где угодно, пусть даже под твердью земной.
Маг ничего не ответил, лишь коротко кивнул, ловя блики безумия во взгляде короля. Генрих выглядел больным, и Седрик ощутил странное неприятное давление в голове. Этот король проклят.
Генрих уверенным шагом, наконец отбросив клокочущие в груди ужас и отчаяние, двинулся в коридор, а оттуда вниз по лестнице. Миновав несколько пролётов, он торопливо, широкими шагами пересёк главную залу и открыл тяжёлые дубовые створки дверей, выйдя из замка. Ледяной ветер полоснул по лицу и вонзился под кожу тысячью мелких игл, он жёг веки и кусал губы, снег волной окутал короля, побелив его одежды. Зима бешеной львицей нападала на стражу, ожидавшую во дворе, кони хрипели и мотали головами, кусая удила. Из их широких ноздрей облаками вырывался пар, мгновенно исчезающий в потоке ветра.