Нас разбудило пение утренних птиц. Мы лежали в холодной темноте и глядели на поздние звёзды над верхушками деревьев. Внезапно на нас опустилась чёрная тень. Мы оказались под большой мелкоячеистой сетью, которую опустили на нас наши преследователи, я полоснул по ней кинжалом, затем ещё и ещё. Однако силы были явно неравны, на нас навалилась дюжина здоровенных вояк. Они набросили вторую сеть, связали, немного попинав для приличия, и загрузили в подъехавшую с обратной стороны на холм колесницу. Остальные солдаты загрузились еще в три подъехавшие колесницы, не забыв прихватить по дороге своих раненых товарищей спустились с холма вниз и помчались по дороге мимо молчаливых каменных изваяний, которые с интересом, казалось, наблюдали за происходящим.
В голове всё гудело, видимо ей хорошо досталось. Эллен я не видел, но предполагал, что она где-то рядом, скорее всего, что в одной со мной колеснице. Но, попытавшись приподняться и повернуть голову, я вдруг почувствовал слабость, и в глазах моментально потемнело.
***
Я вновь был на орбитальном модуле, который, набирая скорость, покидал неприветливую планету игреков.
Забегая вперёд, скажу, что на самом деле, вернулся я на базу только через восемнадцать месяцев после старта орбитального блока.
А вот, что было дальше, можно теперь рассказать без утайки. Тем более что вся секретность данной операции была снята пару лет назад.
Очнувшись в холодном ложементе рубки управления, и стряхнув с себя слой космического мусора, я первым делом посмотрел на остатки кислорода в бортовых системах скафандра. Жить полной жизнью можно было ещё двое с половиной суток. Потом кислород должен был закончиться. Если использовать подпитку энергетической установки модуля для усиленной фильтрации имеющегося воздуха, то протянуть можно было трое суток. То есть ещё половину сутки я мог выиграть. Регенерация в скафандрах данного типа отсутствовала как класс, а других на модуле не имелось. Впрочем, надо было посмотреть, как обстоят дела с космомодулем в целом, так что я отправился в небольшую экскурсию по внутренним переходам.
Желание задраить окна и запустить внутри модуля искусственную гравитацию и атмосферу у меня пропало сразу же, как только я побывал с инспекцией в грузовых трюмах и постучал кулаком по топливным бакам.
А я ещё не поверил датчикам и решил, что куда бы деться топливу в таком огромном количестве. Его должно было хватить, чтобы вернуться назад, потом слетать обратно и вновь вернуться. Ан нет, баки были практически пусты. И кто же из них выпил весь гептил? Хотя нет, я не думаю, что их заправляли гептилом, эта отрава давно уже снята с производства. Но всё же…
Связи с базой не было, расстояние до неё было несколько десятков парсек, и преодолеть его на остатках топлива было практически не реально. Правда, я не был уверен, доходит ли до базы мой сигнал с модуля, а их сигнала я не слышал почти с самого с самого начала.
На всякий случай, надиктовав в микрофон некоторое послание с пояснением к ситуации и записав его в электронный блок памяти, я на всех радиочастотах рассылал его в автоматическом режиме во все уголки окружающего звёздного пространства.
Сложно было представить себя каким-то земным путешественником-моряком типа Магеллана, или Кука, но некоторое сходство с ними имело место быть. Только средой для путешествий служила космическая бездна, а не морская. Да, впрочем, какая разница, потонешь ли ты в каком-нибудь Саргассовом море, и морские обитатели растащат твои косточки на ужин, или кусочки твоей плоти будут украшать бурыми пятнами каменные пейзажи далёких планет?
Но вернее всего, что уже в ближайшее время я стану одиноким Робинзоном на небольшой металлической скорлупке, которая одиноким атоллом близ южноамериканского побережья стоит в гордом одиночестве посреди бурного Тихого океана. Именно так – бурного и тихого.
С той лишь разницей, что Робинзону хотя бы было что пожрать, и свежего морского воздуха у него было в избытке, да потом он ещё и Пятницу подцепил, чтобы развеять скуку. Кто знает, может они даже дружили… Организмами. А у меня, уже в обозримом будущем, со всеми этими излишествами намечался полный провал.
Наскоро наметив план дальнейших действий, я бросился в лабораторию, где наш десантник – космобиолог постоянно под рукой держал всякую дурь, наподобие бактерий, водорослей и прочей пакости, которой были заполнены всякие склянки-банки. Наконец, я нашёл то, что искал. В большом сосуде, похожем на древнюю глиняную амфору, которые ныряльщики находят на морском дне, лениво суетилась колония одноклеточных морских водорослей, которые по моим расчётам должны были начать вырабатывать для меня кислород.
Поместив ёмкость в специальном стационарном контейнере, и закрыв его герметичной крышкой, я запустил в контейнере автоматическую систему по поддержанию необходимого давления, соответствующего нормальным земным условиям где-нибудь на Гавайях. Уже через час водоросли начали размножаться усиленными темпами, что вселило надежду на благополучный исход эксперимента. Оставалось создать им питательную среду, для чего я намешал в обычную питьевую воду, которая искрящимся шариком перекатывалась в соседней ёмкости, несколько крупных кристаллов морской соли, которая была нами добыта совсем недавно на дне высохшего океана погибшей планеты в созвездии Льва. И, до кучи, бросил туда ещё какой-то бяки для аквариумов.
Через дыхательную трубку я стал перекачивать выдыхаемый воздух в бортовую систему корабля, откуда она подавалась по прокинутым мною на скорую руку трубопроводам, непосредственно к интенсивно размножающемуся планктону. Туда же я перекачал и приготовленную мною воду. Процесс развития водорослей пошёл как по маслу, а когда я направил на них искусственный свет лампы накаливания, которую прихватил из инструментального ящика механика, во время осмотра корабля, то вообще стало жить веселее. Ощущение, что ты уже не один, самым благотворным образом сказалось на моём настроении, и я стал насвистывать весёлую ковбойскую песенку.
Приборы жизнедеятельности, которые я подключил к импровизированному инкубатору, уже показывали переизбыток кислорода, который я стравил в специальный баллон. Интересно, можно ли будет дышать этой смесью?
Подключив баллон к сканеру, я изучил свойства получившегося газа, но автоматика не выдала мне каких либо отрицательных результатов. Вердикт искусственного интеллекта лабораторного робота – дышать можно. Смесь состоит из кислорода более, чем на девяносто процентов. Остальную часть составлял тот же «це о два» в микроскопическом количестве, и азот. Инертные газы вообще меня мало интересовали, поэтому расшифровку прибора я даже не стал дочитывать. Главное, дышать можно и это вселяло надежду.
Ещё один не решённый вопрос – меня давно никто не приглашал на обед и ужин, а жрать хотелось как мамонту.
Решив разобраться с пищей, как только решу вопрос с дыханием, я подключил перекачку кислорода напрямую из инкубатора в бортовую систему станции, включив на полную мощность систему очистки.
Всё, дышать было чем и, пока не закончится энергия на корабле, можно было спокойно поддерживать жизнедеятельность и планктона и свою собственную. Весьма сомневаюсь, что горячо любимый мною Робинзон задыхался на своём необитаемом островке, или жрал водоросли. Помню, он доил коз и промышлял охотой.
Стоп! А ведь киты же едят водоросли. Не попробовать ли мне заглушить приступы голода хотя бы горстью сушеных одноклеточных?
Отсосав через трубочку в ёмкость около пяти литров жидкости, наполненной планктоном, я отделил через систему фильтров их от воды. После чего выпарил всю излишнюю воду из них самих. И, не раздумывая понапрасну, вывел в скафандр мундштук поилки, через который вместе с остатками соевого соуса, завалявшегося в столе лаборанта, стал засасывать и сушёные водоросли.
Межклеточные пластины засушенных одноклеточных приятно щекотали язык и ровным слоем ложились на зубы. И, хотя водорослей оказалось всего ложки две, для первого раза я посчитал достаточно. Ведь не известно ещё, как на такое питание может отреагировать собственная иммунная система и не оторвёт ли ноги, когда организм решит освободиться от лишнего груза путём отстрела аккумуляторов. Тут главное, добежать до «объекта», чтобы «отбомбиться».
Мне стало весело, и я даже немного посмеялся, представляя, как смачно сходил в туалет в памперс скафандра, и потом у меня запотело стекло шлема.
Оставалось решить два вопроса. Наиболее важный – это наладить подачу какой-то альтернативной энергии на станцию. Кроме резервных генераторов, оставшихся в десантном трюме, я никакой альтернативы не видел. Но надо было подумать. И второй – всё же хотелось бы хотя бы минимальной силы тяжести и выйти, наконец, из скафандра, чтобы понежится в мягкой постельке. А то уже несколько суток всякими делами заниматься, не выходя из скафандра, для меня было достаточно тяжело. Да и надоело.
В принципе, была бы энергия – были бы резервы и для организации искусственной гравитации, а пока энергии нет, то нет и комфортных условий для экипажа. Хорошо ещё, что хоть дышать есть чем, да приступов голода уже не чувствовалось столь явственно.
Собрав все уцелевшие сегменты солнечных батарей, я, выйдя в открытый космос, двухсторонним скотчем прикрепил их к головной части станции, на которую редкие космические лучи падали со всех сторон. Подключив всю новоявленную энергосистему к токоизмерительным приборам, я вполне даже удовлетворился, поскольку выдаваемая мощность была даже несколько избыточной, чтобы содержать в относительном комфорте отдельно взятое помещение станции. Понятно, что для полноценного энергонасыщения всей станции энергии бы однозначно не хватило.
Решив самым жизненно важным помещением станции назначить лабораторию, превратив её и в столовую, и комнату отдыха, и, одновременно, в рубку управления, я всё вновь организованное электропитание подвёл к коммутационному шкафу в коридоре. Организовав ещё и переходной шлюз, для выравнивания давлений, я вывел внутренние параметры помещения в условия близкие к земной Луне и, наконец, приятная сила тяжести распластала меня по кушетке, на которой я растянулся, подложив под голову кулак.
Проспал я несколько часов, прекрасно отдохнув, и встал с приподнятым настроением. В лаборатории было относительно тепло, достаточно светло и, если бы ещё можно было разложить костёр с шашлычком, то можно было бы не проситься даже в рай. До шашлычка же было ещё достаточно далеко – как до Эридана, извините, задом пятится.
Посмотрев на наличие топлива в баках, я стал недоумевать, на чём ещё корабль работает, если баки уже были совершенно сухими. Тем не менее, с момента, когда я подумал плохо об остатках топлива, до реального опустошения всех баков под ноль прошло ещё несколько приятных часов, которые всё увереннее сближали меня с базой.
Наконец, противный звук зуммера оповестил меня о прекращении подачи топлива в связи с полной выработкой его остатков. Всё, далее корабль шёл по просторам Вселенной, исключительно полагаясь на силу инерции. И, хотя пространство считалось безвоздушным, всё же скорость корабля постепенно падала. Пусть и не столь значительно.
Поддерживать на резервных генераторах жизнедеятельность корабля я ещё могу, но продолжать движение – увольте. На работу двигателей требуется зверская мощь, которой я не располагал. И где её взять, я пока не знал и об этом старался не думать.
Убивая время заделкой пробоин в обшивке и заменой разбитых иллюминаторов, приблизительно через неделю я привёл станцию во вполне божеский вид. Ещё бы побольше энергии, и я мог бы во всём корабле восстановить подачу кислорода, тепла и искусственную гравитацию. Но, увы, пока я был бессилен, а вопрос решать было нужно как можно скорее.
В один из выходов в космос, для очередной запланированной работы, меня посетила воистину бредовая идея о захвате в плен какой-то кометы, которая могла бы меня транспортировать хотя бы непродолжительное время в сторону базы. А в кометах энергия дармовая. Какая ей, в самом деле, разница, куда лететь, вперёд, или назад?
Сам не знаю зачем, наверное, привык держать оружие, я сунул за пояс наполовину заряженный бластер, и покинул переходной шлюз. Восседая на титановом туловище станции, среди антенн и научно-исследовательских блоков, я вдруг увидел какую-то светящуюся точку, которая достаточно быстро приближалась ко мне. Возможно, ещё несколько часов, и наши курсы пересекутся.
Ещё не имея какого-либо рабочего плана, я стал соображать, чем же мне захомутать брыкающуюся комету. Что она будет брыкаться, сомнений быть не могло. Но взглянув более внимательно в сторону приближающегося космического тела, я чуть не сорвался со страховочного фала: к станции на всех парах приближался звездолёт неизвестной мне конструкции. Немедленно укрывшись за антенной локатора, я слился с обшивкой звездолёта и вглядывался в незнакомые очертания таинственного корабля.
Корабль, подлетев параллельным курсом, пристыковался к внешним траверсам, но из него никто не появлялся. Я решил, что его экипаж изучает обстановку, поэтому приготовился ждать, понимая, что так длиться бесконечно не может.
И в самом деле, уже минут через сорок боковой люк незнакомого звездолёта распахнулся и из его трюма неизвестные астронавты опустили аппарель на нижнюю посадочную палубу нашей станции. Дальше начиналось самое интересное, поскольку я не знал, с какими намерениями эти астронавты десантировались на наш корабль и что они могли иметь против относительно меня.
Со стороны их корабля в сторону нашей станции смотрели из продолговатых бойниц две сдвоенных установки космических пушек, времён колонизации Марса. Другого оружия я не заметил, но при любом раскладе с моим бластером там делать было нечего. Излучатели же нашей станции, хоть и могли с одного выстрела разрезать пополам их корабль, находились в специальных башенках, доступ к которым был изнутри. А входы я загодя закрыл и запаролил замки, будто предчувствовал нечто подобное.
По аппарели, держа в руках небольшие бластеры, в мою сторону двинулись двое астронавтов в старых грязных скафандрах. По всей видимости, изнутри их корабля в трюме и на пушках находились ещё несколько человек, всего я насчитал приблизительно семь-восемь точек. Значит, команда неизвестного звездолёта не превышала дюжины непонятно как вооружённых разношёрстных людей. И не понятно по-прежнему одно – что они забыли в этом отдалённом уголке Вселенной?
***
Сознание постепенно возвращалось, я увидел мельтешащие копыта лошадей, бронзовые латы погонщиков и квадратные кусочки изумительно-голубого неба. Всё же из сетки меня никто освобождать не спешил. Эллен тряслась рядом со мной, плашмя брошенная на настил пола. Она тоже была стянута сеткой и могла только извиваться в нелепой позе.
Глава десятая
«Военачальник Кубу»
С каждым часом становилось всё жарче, и спрятаться от палящего солнца, лёжа на полу трясущейся по камням военной колесницы, было совершенно невозможно. Вскоре мы домчались до большого города укрытого за высокой монументальной стеной, из которой далеко наружу выпирали сторожевые башни.
И здесь была всё та же дорога выложенная мегалитами и по обе стороны стояли статуи воинов – внеземлян, только здесь за статуями, похоже, ухаживали, судя по их прекрасному состоянию. Река, видимо та же самая, делила город на две неравные части.
Вдоль гигантских городских стен был проложен очень широкий ров, я думаю не менее полумили. Там плавали жирные аллигаторы, зевая и подставляя солнцу пожелтевшие зубы. А одна из городских стен с западной стороны стояла на крутом берегу озера, в которое впадала река. Хотя, может это был залив какого-то неизвестного моря. Противоположный берег озера скрывался в туманной дымке, и только острый глаз мог разглядеть на холмах, по ту сторону фортификационные сооружения.
Громыхая цепями, навстречу нам опускался широкий подъемный мост, который мог бы запросто выдержать армейский грузовик со взрывчаткой, или танк. Дома из глины и необожженного кирпича, крытые пальмовыми листьями и соломой, сменились высокими каменными домами с черепичными крышами, между домами были разбиты небольшие скверы с зеленой травой и низенькими деревцами. Временами улица как бы обрывалась, будучи перечёркнутой голубой ниткой реки. И через реку были возведены широкие мосты, украшенные статуями львов, русалок и прочей живности.
В центре города нас обступили храмы, дворцы и сады. Везде было много разнообразных фонтанов. Виадуки, подававшие в город питьевую и горячую воду из артезианских источников, тянулись по всем улицам, переплетаясь и теряясь где-то высоко в горах.
Вокруг дворцов были возведены высокие каменные стены с деревянными воротами, обитыми бронзой, и украшенные искусной резьбой. Из ворот торчали наружу бронзовые крючья и шипы. То ли от всего увиденного, то ли от жары или дороги, но мы вдруг почувствовали страшную усталость и желали только одного – отдохнуть. Но мы прекрасно понимали и то, что сейчас нам будет в лучшем случае просто не до отдыха. Мы подъехали к красивой каменной лестнице, ведущей от дороги во дворец, расположенный на высоком холме. Конная гвардия остановилась, и вокруг моментом рассыпалось боевое охранение.
Нас выгрузили из колесницы, сняли сеть и, оставив связанными только руки, повели вперед. По обеим сторонам лестницы стояли стройные шеренги воинов, облаченных в ослепительно сверкавшие доспехи и вооруженные боевыми топорами и копьями. В левой руке у каждого были деревянные, обтянутые кожей щиты. Но некоторые, по виду, наиболее сильные солдаты, держали в руках полностью металлические щиты.
Из дворцовых ворот послышался барабанный бой. Ворота раскрылись, и мы увидели чудесный сад. В нем росли низкие деревца и вились виноградные лозы. Кругом были разбиты шикарные цветники, настолько изумительные, что знакомые мне любители-цветоводы слюной бы изошлись от зависти.
По садовой дорожке, выложенной драгоценными камнями, медленно двигалась небольшая группа торжественно одетых людей. Они не спеша стали спускаться по лестнице, чтобы, по-видимому, посмотреть на своих пленников. Двое из них особенно привлекали внимание. Одним из этих двоих был высокий, широкоплечий мужчина в золотых доспехах, правая его рука лежала на рукояти меча, а левой он держал плётку. Зверское выражение его изрезанного шрамами лица срезу бросалось в глаза.
Другим человеком, привлекавшим внимание, была совсем молодая женщина, которая с чувством собственного достоинства, шла впереди процессии. Я бы сказал, что молодая девушка. Настолько юной она выглядела.
Расшитая золотом и искусно украшенная драгоценными камнями царская одежда изящно облегала её эталонное тело. На её длинной шее висели ожерелья, спускавшиеся на две упругие формы, колыхающиеся в такт шагам на её грудной клетке, а на тонких руках были надеты браслеты и кольца.
Длинные вьющиеся черные волосы спускались ниже спины. Высокий, открытый лоб был перевязан золотой ленточкой, а чуть повыше сверкал огромный бриллиант. Хотя, впрочем, все украшения меркли по сравнению с красотой этой молодой женщины. Одного взгляда на неё хватило, чтобы понять, – перед нами царица этой страны.
Мужчина надвинулся на нас и положил руку мне на плечо, тут я получил представление о его физической силе: он дотронулся до моего плеча лишь ладонью, мне же показалось, что на меня поставили армейскую бронемашину, которая вот-вот раздавит меня своими гусеницами. Он так внимательно смотрел на меня, будто пронизывал насквозь.
– Кто вы и откуда, чужестранцы? – прохрипел он, безумно вращая глазами.
Я про себя отметил, что он говорит на языке очень похожем на наш земной славянский. Нас учили русскому языку, и я даже сносно мог на нём объясняться, так вот этот язык был чрезвычайно с ним схож. Но только не все слова удавалось разобрать с первого раза. Может, потому, что он кое-где шепелявил. Напрягши мышцы плеча, я заставил его руку разжаться, чем, похоже, вызвал его плохо скрываемое удивление.
– Меня зовут Джон, её Эллен, нас занес сюда ураган – я смотрел ему в глаза, в которых медленно появлялось какое-то дьявольское выражение.
– Я не верю вам, вы шпионы, я велю для начала отправить вас на гладиаторские бои, а потом отдам в царский гарем, если останетесь живы, там вы всегда будете под присмотром – он оскалился.
– Успокойся, Кубу, успокойся, у тебя горячая голова и ты сам не знаешь, что говоришь, – царица говорила твердо, но было заметно, что она недолюбливает и, похоже, побаивается этого человека, – Ты просто грубый солдат, и тебе не годиться, так некультурно разговаривать с гостями нашей страны.
Мужчина, нервничая, сунул руку между латами бронезащиты, как будто просто опустил её в карман брюк. Но схватился, пытаясь нащупать рукоять меча, вначале за выпиравшую девичью радость. А когда нейроны донесли до его мозга мягкий намёк, что столь яростная атака на отдельные части собственного организма, перепутанные с рукоятью меча, только усугубит ситуацию, выдернул руку и нащупал меч. Он сжал его так, что побелели костяшки пальцев и крикнул, брызгая слюной:
– Как угодно, царица Сириус, но если с вами что-нибудь случится, то не вините потом своего военачальника. Я не знаю, кто это, но и они меня ничуть не интересуют, потому что Кубу не заставит себя убояться каких-то жалких чужестранцев, пусть даже они привели бы с собой целую армию. Уверен, что это лазутчики Киврона, это надо проверить. Я отправлю их для начала на гладиаторские бои, а потом, если кто-то из них выживет, запру в царский гарем, там как раз есть свободные места для горячих наложниц и их кастрированных смотрителей! – он заржал как необъезженный конь, дополнив свои слова несколькими красноречивыми жестами. Тут я понял, что до тех пор, пока мы не найдем способ покинуть эту страну, военачальник Кубу будет представлять для нас наистрашнейшую опасность.
Нас увели в одну из башен дворца, где была оборудована тюрьма, развязали руки, за нами захлопнулась тяжёлая дверь и мы остались наедине с тонким лучиком света, который пробивался через узкую, закрытую решёткой бойницу вверху помещения. Сопровождала нас группа солдат, но ими руководил высокий широкоплечий атлет, хранивший молчание. Он был похож на Кубу по телосложению, только смотрелся как-то интеллигентнее что ли…
Постепенно световой лучик покраснел и угас, забившись в угол, но его сменил менее яркий луч факела. Однако его света хватало, чтобы различить лишь контуры окружающих предметов.
Взглянув в бойницу укреплённую решёткой, я увидел край звёздного неба и серебристый диск луны, поднимавшейся из-за сторожевых башен. На меня по-прежнему с неба смотрели далёкие звёзды и подмигивали мне, словно намекая на дальнейшее весёлое времяпрепровождение.
Поскольку мы зверски устали, то, подкрепившись жидкой баландой и куском чёрного хлеба, которые оставили вместе с нами наши стражи, завалились на скрипучие тюремные нары, и проспали до самого рассвета, даже ни разу не пошевелившись.
***
Мне снилось звёздное небо, мириады светящихся точек над головой, радуга, откуда-то взявшаяся прямо в глубинах космоса. И космические корабли, бороздящие пучины Вселенной…
Группа астронавтов, перебравшаяся на посадочную палубу станции, сначала осторожно, затем по-хозяйски начала орудовать на палубе, заглядывая в каждую щель. Если так пойдёт и дальше, то они доберутся до всех укромных уголков станции, вычислят и мои водоросли, и лабораторию, найдут со временем и меня. Надо бы хотя бы попытаться понять, друзья они, или враги. У друзей можно просить помощи, а врагов надо уничтожить.
Постепенно астронавты проникли во внутренние помещения и стали шляться по коридорам станции как у себя дома. Дальнейшее ожидание было томительным, да и я не увидел ни второй группы, которую я бы на их месте отправил вслед за первой, ни боевого охранения. Ощущение, что на подлетевшем звездолёте вообще никого не было.
Однако состояние невесомости несколько затрудняло передвижения незнакомцев, да они и не знали, что их могло ожидать за следующим поворотом, поэтому передвигались достаточно осторожно.
Потихоньку, прячась за неподвижной антенной, я переместился на противоположную сторону корпуса станции и стал подтягиваться по фалу к переходному шлюзу. Буквально влетев в шлюз, я тут же поник внутрь сквозь второй люк, поскольку относительно нормальное давление было только в лаборатории и мне не надо было в данном случае останавливаться, чтобы его выровнять.
Коридор, ведший к центральному проходу, был тёмным, да я и знал его конфигурацию наизусть, поэтому даже не задерживался в поворотах. Подойдя почти вплотную к выходу в общий большой коридор, я задержался, поскольку по моим расчётам где-то на подходе должны были быть неизвестные астронавты.
Напротив меня был спортзал, в который я вплыл, оттолкнувшись от переборки ногами. И вовремя, поскольку неясные тени задрожали на головках заклёпок, которыми были скреплены переборки и шпангоут станционных внутренностей.