В этом мире, в этом городе…
«Под птичьих крыльев хлопотанье…»
* * *Под птичьих крыльев хлопотанье,Ночей и дней круговорот.Нас лето обложило даньюИ одарило от щедрот.То банным жаром оглоушит,Шутя сгоняя семь потов,То поразит вселенской сушью,То сымитирует потоп.Но ветра шёлковое платьеТебя обнимет всей душой,И в этих трепетных объятьяхТак несказанно хорошо,Что забываешься от счастьяИ просыпаешься, себяПусть малой ощущая частьюСтраны, где крыльями слепя,Стрекозы тучные сигаютИ забывают, как сигать.И время смотрит не мигаяНа всю земную благодать.Где муравьи, собравшись скопом,Слагают коммунальный дом,И лягушачьи перископыСтоят в затоне золотом.«Студентка знает то, что ничего не знает…»
* * *Студентка знает то, что ничего не знает,В автобусе вися, вздыхая на ходу.Июнь грозит грозой, и крутится резнаяРетивая листва. И в городском садуТусовка до утра. Покрашены скамейки.И треки соловья, и ролики зарниц.А хлопоты пусты, а неудачи мелки,Пока гремит гроза, и юность без границ.Транжирь её, транжирь налево и направо,В общаге жития не ведая преград.Пока ещё сладка чернильная отрава,И манною с небес – невыспавшийся град.«Наблюдая над жизнью, которая, в общем, прошла…»
* * *Наблюдая над жизнью, которая, в общем, прошлакак у всех, а не так, как когда-то мечталось,я скажу «так какого же надо рожна!»,подавляя к себе бесполезную жалость.Нет, не принца на белом, не замков на зыбком песке,а чего-то хотелось – теперь и не вспомнить.Что ж ты, солнце моё, всё пытаешься что-то успеть,отыскать на просторах прокрустовых комнат,если в заднем кармане Вселенной сплошная дыра,прошлогоднего чёрного снега бесценней,и последнюю душу заблудшую сплавили в рай,и последнюю свечку задули на сцене.«Ничего не вечно под луной…»
* * *Ничего не вечно под луной.Ничего. Но правды нет и выше.Полоумный дождик проливнойС маху расшибается об крыши.Складывает крылья мотылёк —Некому раскочегарить пламя.Спит земля, уставясь в потолокПротивоположными полами.Дремлет улыбающийся сад,Струями простроченный косыми,Как вчера, как сотни лет назад.Как в те дни, которым вечность имя.«Расскажи-ка мне, девочка в галстучке шёлково-красном…»
* * *Расскажи-ка мне, девочка в галстучке шёлково-красном,Про советское детство моё, если в ту глухоманьЕщё тропы ведут. Как мечтали светло и напрасно,В пионерских бараках взахлёб набираясь ума.Нас учили всему понемногу, всерьёз и о главном.Начиналась о Родине песня сегодня и здесь.И дымок орудийный из воздуха прошлого плавал.И «Зарниц» полыхали зарницы на небе чудес.Школа правила перья, корнала вихры под гребёнку,Любопытства порок разбавляя с грехом пополам.И сидела зараза ненашенских сказок в печёнках,И носил её ветер уже по горам, по долам.Кровь бросалась в лицо, отзываясь морозом по коже.Время шло на двоих, становясь равнодушней и злей.Голенастая девочка, ты на меня не похожа.Никогда, никогда, никогда, никогда не взрослей.«Колыбельную песню надышит простуженным горлом…»
* * *Колыбельную песню надышит простуженным горломПенопластовым снегом укрытый по плечи январь,И останется каждый в своём одиночестве гордомДопивать бытия приворотный отвар.С неизбывной любовью и нежностью необоримой,Подставляя под крупные звёзды лицо,Обращаться на «вы» к равнодушной равнине,Где забыли давно и не ждут беглецов.Где снега и снега и молчанье, молчанье навеки,И поспешных желаний несбывшийся сонм,Где всё лучшее спит вечным сном в человеке,И реальнее жизни прерывистый сон…«Как ласточкина тень, метнётся взрослый воздух…»
* * *Как ласточкина тень, метнётся взрослый воздух,Молекулы смешав любви и нелюбви,Настоянный на снах, на полуночных звёздах,Замеченный везде… Лови его, лови!Репейник, чистотел и что-то без названья…Блаженный воздух дней, встающих на крыло.Как бабочки тогда, капустницы, сновали!Румянилось небес застенчивых стекло.Придумай свой расклад, скрои фасон бедовый,Пометки на листках узорчатых прочти,Пока на вкус, на цвет, на выдох уготованUnreal truly world, Неведомый почти!«В природе проще нет картины…»
* * *В природе проще нет картины:Берёзки, кочки, озерцо,Где рыбаки таскают тинуИ ветру отдают лицо,Где сызмальства владеет каждыйОбщепонятным языком.И солнце утоляет жаждуПрохладным неба молоком.И день, по-своему счастливый,Идёт в зенит, не торопясь,И лиловеют жарко сливыВ садах, готовые упасть.И смотрит радостно создательНа своего труда плоды.Единовременный ваятельЗемли и неба, и воды.Он смотрит, смотрит ниоткуда,Щеку ладонью подперев,Как бережной туман окуталСтроенья дружные дерев.«Босыми ногами по тёплой песчаной земле…»
* * *Босыми ногами по тёплой песчаной земле,Травинка в зубах и на сердце приятная лёгкость.Возделывать сад и ребёнка растить не во зле,И чувствовать рядом заботливый локоть.Как всё изменяется в мире, но так неизменно вокруг.Крапива с малиной в обнимку живут, не стесняясь.Опять повторяется жизни растительный круг,На месте цветка образуется завязь.Всего лишь звено в бесконечной цепи перемен,Травинка в зубах и на сердце приятная лёгкость.И я ничего не прошу этой жизни взамен.Она уже там, ещё там, за горами, далёко…Борис Вайнер
Из жизни ангелов
* * *Нет у ангела пола,А ещё – потолка.Только крылья и голос,Слышный издалека.Ангел крыльями машет,За собой нас зовёт;О, как птенчик отважен,Что решился на взлёт,А узнал и паденье —Потому что всегдаДвуедино движенье,Двуполярна звезда,И неявно решенье,И туманна тропаМежду сенью и тенью,Между пан и пропал,Между ликом и лихом,В непролазной тщете,Где ни в озере тихом,Ни в звенящем дождеНи живою, ни мёртвойНе бывает вода,Где ни бога, ни чёрта,А верней – ни черта.* * *На улице, тихой и влажнойОт двухчасового дождя,Я ангела встретил однажды,Пустынной тропой проходя.Хотя одному только небуИ ведомо, кто ему свой…Но если он ангелом не был,То клеткою был стволовой —Невидной, неслышной, начальной,Эфирной на вечных весах.И космос мерцал инфернальныйВ его родниковых глазах,Как словотворящая безднаЗа краткой строкою Басё:Ещё ничего не известно,Уже предначертано всё.И тучкой смятенье парилоНад детской его головой:В незнаемый край уходил онНеверной дорогой земной,С надеждою хрупкой на милостьСвоей отдаваясь судьбе…И светом нездешним светиласьЖемчужинка в нижней губе.Старый трамвай
Глаза пустынные стеклянные,Зубовный скрежет, звон и лязг —Каких судеб обетованное,Каких любовей, войн и дрязг?Какую жизнь (смешную? горькую?),Как тень рябая по лицу,Своими пробежал задворкамиОн по железному кольцу?Куда домчать ему мерещилось,Что этот выбрал он маршрут?Зачем он в сны не верил вещиеО том, что рельсы уберут?Как тело бренное трамвайноеИз зноя вынес и дождяИ неужели – знанье тайноеХранит, из круга выходя?Половник
Г. Г. Маркесу посвящается
Никто Половнику не пишетИ не заходит просто так.А для залётных пары мышекНе друг Половник и не враг.А что хозяйка? Что хозяйка…Она хозяйка, да не здесь.А где хозяин? Угадай-ка:Всё колобродит где невесть.А где девчонка? Счастья ищетКоторый год в чужой стране.А где мальчонка? В поле свищет,Не дозовёшься по весне.А где старушка? А старушкиКак увезли – с тех пор и нет.А жучка с муркой? А подружкиЗа бабкой следом – и привет.Никто Половнику не пишет.Он думу думает свою:Пойду-ка, думает, для мышекВодицы в блюдечко налью…Ремейк
…Волшебна ли, обыкновеннаИли ни два, ни полтора —Она по сути неизменна,Как кошки с мышкою игра.Из вдохов, выдохов и вздоховОна что в этот миг, что в тот,Что в отзвучавшую эпоху,Где с марта начинался годСтрокой-другой мартиролога,Апрель цедил то прель, то сок,Май в синей майке у порогаКачался с пятки на носок,Июнь вьюнковый, тополиный,Спешил одеться от-кутюр,Юлил в листве июль шмелиный,Был август густ, как конфитюр.Сентябрь сентенциями сыпал,Октябрь октавами бренчал,Ноябрь брёл на пару с гриппом,Декабрь капризы привечал —И шёл, не враг и не товарищ,На коду кругооборот,Где каши с январём не сваришьИ не моргнув февраль соврёт.Ворон
Слева облачка свеченье,Справа листики «шу-шу» —Я бежал из заключенья,Я на лавочке сижу.Мне не спится, не поётся,Я сегодня сам не свой,Оттого, видать, и вьётсяЧёрный ворон надо мной:Взор грознее пистолета(Чистый опер из угро),Отливает фиолетомВоронёное перо —На воздушном океанеБез руля и без ветрилГде он только не цыганил,С кем знакомства не водил,Над отверстою могилойNevermore не пел кому…И зачем, скажи на милость,Тихий лавочник ему?Я невиден и приватен,На двери моей – засов.Не ищу на солнце пятен,Не вздымаю парусов.Что в природе происходит —Всё давно предрешено.Что ни день светило всходит,Что ни ночь темным-темно,Все при деле: орки воют,Шелкопряды тянут нить,Туча мглою небо кроет —Верно, нечем больше крыть,Коноплю растит ботаник,Детский сад ушёл в загул,Из болота всплыл «Титаник»,В речке «Боинг» затонул,На базаре пошукали —Безголового нашли,Пока голову искали,Ноги встали и ушли;Вот и я пойду, пожалуй,С толстой сумкой на ремне.Променяю гнев на жалость:Много жалости во мне.Мурку жалко, жучку жалко,Жалко трезвых и хмельных,И училку-бормоталку,И здоровых, и больных,Жалко ближних, жалко дальних,Жалко свет и полусвет,Жалко бабочек вокзальных,А себя – уже и нет.Не увенчан, не увинчен —Человек как человек.У меня на ужин нынчеЧудо-юдо рыба хек.Выйдет месяц из тумана,Глянет в окна к рыбаку,Даль старинного романаПеремелется в муку,А с утра поспеет тестоДля руки и для огня…Это время с этим местомНе сойдутся без меня.Ты не вейся, птица ворон,Над моею головой,Не надейся, птица хоррор:Я не свой – но я не твой.Разиль Валеев
«Плача и скорбя, искал свободы…»
На моё могучее дыханье
Отзовутся небо и земля.
X. Такташ* * *Плача и скорбя, искал свободыСветлый разум.Не нашёл. Но пусть…Или мир я изменю сегодня,Или сам сегодня изменюсь.Не поймут, когда скажу, что ветер —Голубой, а время – сабантуй.Имена всему свои на светеДам я, понимая красоту.Всем цветам я дам свои названья.За день я воскресну и умру…Но и в миг последнего дыханьяЧёрным белое не назову.Воспою товарищество строгое.Жить на свете – нет прекрасней слов!После долгих, тяжких дней дорогиК нам в сердца является любовь.Я могу обман принять за правду,Да, бывает, что там говорить…Мне тепла и света много надо.Может, я наивен, может быть…От несправедливости свободен,Перед красотою преклонюсь.Или мир я изменю сегодня,Или сам сегодня изменюсь…«Я жизнь свою ещё не начинал…»
* * *Я жизнь свою ещё не начиналНи делом настоящим и ни словом.И бьётся сердце мамино в груди,Да и рубашка на плечах отцова.Свою я чашу горя не испил,Не знаю цену счастью и покою,Как будто продолжаю брата жизнь.Она была короткою такою.Я весь – как будто прошлых дней завет:Иду простором, что открылся деду,И, одолев очередной подъём,Я торжествую дедову победу.Дожди времён, ветра веков во мнеШумят, гудят неистребимой болью.Пою ещё я не свои стихи,А те, что до меня не спеты были.Молодость
На этом корабле без якорейОдно желанье у его матросов:Свирепый шторм пусть налетит скорей,Чем к берегу теченьем их отбросит!Мой день
Кто друг мне, кто недруг – порою не знаю.И в том огорчения нет.Я вечером старцем седым засыпаю,младенцем встречаю рассвет.Чтоб вечером доброй сложилася песня,чтоб светлыми были слова,я каждое утро гляжу в поднебесье —и входит в глаза синева.Чтоб чёрствостью рук не обидеть знакомыхво время приветствия вдруг,иду к роднику я с рассветом из дома —и чёрствость снимает серебряный друг.Иду поутру от порога родного,и птаха взлетает, звеня,и мир, каждый раз молодеющий снова,встречает улыбкой меня.Я сын молодого родимого края,сегодня мне всё по плечу.Кто друг мне, кто недруг – пока что не знаю,а может, и знать не хочу.Нет в сердце обиды и зависти нету,лишь солнце ликует в душе!Четыре прекрасные стороны светараскрыли объятья уже!Но вот надвигается туча тревожно,и гнётся под ветром лоза…Природе спокойною быть невозможно,коль в небе грохочет гроза.Я падаю ниц от громового звука,Вселенную и небо кляня…Мне враг подаёт ненадёжную рукуи тянет с дороги меня.Наверно, я долго б с испугу проплакал,не видя ни зги впереди.Но друг подаёт разгоревшийся факел:– Ты видишь дорогу? Иди!Закат догорает. Закату – я знаю —Ворота пора закрывать.Избитый, уставший, я всё ж успеваюв ворота заката вбежать.…Глаза в тишине перед сном закрываюЯ в жаре, я брежу, горю…Я вечером старцем седым засыпаю,Младенцем встречаю зарю.Чётки
Памяти бабушки
Твой ясный образ ясно, чёткоЗапечатлён в моей судьбе.Отполированные чёткиНапоминают о тебе…Твой сын шахтёр,в земле глубокойИ днём и ночью соль рубил.Из фиников, плодов Востока,Тебе он чётки смастерил.Перебирая чётки эти,Молила бога ты всегда,Чтобы канат у шахтной клеткиНе оборвался никогда.Случались дни крутых событий…И, силясь одолеть беду,В твоих руках по тонкой нитиМетались чётки, как в бреду.Они ль спасли отца-солдатаВ огне войны?Конечно, нет.Но каждая лихая датаНа чётках оставляла след.Минули годы торопливо…Я не забуду ничего.Отцом посаженная иваСклоняет ветви молчаливоУ изголовья твоего…Горит огонь в старинной печи,Не нарушая в доме тишь.И ты со мной заводишь речи,Под шёпот чёток говоришь:«Сруби свой дом.Пусть сын родится.Пусть радость вселится в твой дом.А если умереть случится —То в день, заполненный трудом…»Прости меня:я хлеб не сею,Не добываю в шахте соль.Я песни лишь слагать умею,И то – когда подступит боль.И эти песни, словно чётки,Напоминают о тебе.Твой светлый образ ясно, чёткоЗапечатлён в моей судьбе.Дороги
Леса, родники и дорогиВ привольном родимом краю!Как много, однако, как многоВмещается в душу мою!Хоть я и не лезу в пророки,Родные люблю берега.Мир вам, родники и дороги,Леса, небеса и луга!Быть может, умру я до срока.Не плачьте по мне, соловьи,Ведь лес и родник, и дорогаВливаются в песни мои.Перевод с татарского Д. Даминова
Поднимешься на минарет, станешь ближе к Всевышнему
В начальных классах мы учились в здании бывшей мечети. Хотя эта деревянная мечеть была построена ещё в 1921 году, она не скособочилась, не обветшала, лишь минарет её, будто сетуя на свою судьбу, протяжно стонал, когда задували ветра и вьюги. Как священна и дорога для всех татар башня Сююмбики, так же священна и дорога для моих односельчан была наша мечеть со своим стойким минаретом. До сих пор для меня остаётся большой загадкой, просто волшебством: как же смогли возвести эту мечеть односельчане в голодный двадцать первый год? Пожалуй, не найти человека, который, побывав у нас в деревне, не залюбовался бы её утончённостью, строительной завершённостью, архитектурным совершенством. Откуда взялось такое мастерство у наших деревенских строителей, у которых не было никакого специального архитектурного образования?! Сегодня мечети строят почти в каждой деревне. Но не всегда они соответствуют требованиям гармонии. Минареты порой коротки и толсты или, наоборот, длинны и тонки, как заводские трубы. Из-за отсутствия у строителей чувства пропорции, меры, просто-напросто таланта, профессионального мастерства деньги, собранные народом по крохам на строительство своего священного сооружения, нередко тратятся на возведение безвкусицы. Нашей деревне повезло, её мечеть явилась прекрасным примером архитектурного совершенства и вошла в список исторических памятников, охраняемых государством.
Когда я начал учиться в школе, у меня была мечта – подняться под самую вершину минарета мечети и окинуть оттуда взглядом окрестности родной деревни. Минарет нашей мечети состоял из двух ярусов. До верхнего яруса можно было подняться по внутренней винтовой лестнице. Но это лишь две трети башни. В той части, где минарет заострялся, принимал конусообразную форму, и на пике его красовался серебристый полумесяц, не было никакой лестницы. На самой вершине его оставлено было слуховое окошечко размером с голову взрослого человека, куда порой залетали голуби. Вот в это окошечко я и хотел поглядеть.
Однажды я спросил у матери: зачем нужен мечети минарет? Она ответила: «Чтобы муэдзин с высоты его призывал людей к молитве, сынок. И потом… Когда поднимаешься на минарет, вся деревня видна. А главное, с минарета и взгляд бескраен, и голос безбрежен, и к Аллаху становишься ближе». Эти слова матери остались в моей душе на всю жизнь. Казалось, если я взберусь на минарет и посмотрю с него, просунув голову в слуховое окошечко, то увижу не только соседние деревни, Казань и Москву, но и весь мир, даже самого Всевышнего.
Всё-таки я осуществил свою мечту – поднялся под самую вершину минарета, когда учился в четвёртом классе. Неистово карабкался я на верхотуру, ломая подгнившие доски под кровельным железом, раздирая в кровь руки и ноги. Когда, просунув голову в слуховое окошко, посмотрел вокруг, то был поражён распахнувшейся передо мной неохватной панорамой. То ли оттого, что минарет легонько покачивался, то ли ещё из-за чего-то, но мне вдруг сделалось не по себе, взгляд затуманился, всё передо мною поплыло… Точно Аллах осерчал на меня за то, что я без всякого разрешения вторгся в его владения, и поэтому воздействовал на моё сознание. Известное дело, такое заключение я сделал значительно позже, когда уже подрос. В памяти после победного восшествия только и осталось, как я поспешно спускался с минарета.
После окончания в своей деревне Ташлык начальной школы, в соседней деревне Шингальчи – восьмилетней, в Нижнекамске – средней я направился учиться сначала в Казань, затем – в Москву. Когда возвращался в свою закамскую деревню, всегда первым встречал меня родной минарет нашей мечети. Но он старел и с каждым годом всё больше и больше клонился в сторону. В один из приездов я увидел, что ветер сорвал с него кровельное железо, и полумесяц завалился набок, готовый вот-вот упасть. Было это в то время, когда вышла моя новая книга, и я получил небольшой гонорар. Осенью 1979 года я пригласил из Казани ребят-реставраторов, и мы стали ремонтировать минарет мечети. Конечно, моего гонорара было недостаточно. Протянул руку помощи друг юности Рифкат Муллин, работавший тогда заведующим районным отделом образования. По мере возможности помогали и односельчане. Таким образом, сообща и починили минарет. Особенно памятным был день установки на нём сверкающего на солнце полумесяца. Народ собрался со всех окрестных деревень, все подбадривали нас, и это придавало нам энергии и чувства значительности события. Правда, событие это не все оценили одинаково. По приезде в Казань меня вызвали сначала в обком комсомола, затем – в обком партии и как следует поддали за идеологический проступок и сделали вывод, что я не соответствую своей должности ответственного секретаря в журнале «Ялкын» («Пламя»).
– Как ты можешь воспитывать детей в духе строителей коммунизма, когда у тебя у самого в голове творится неизвестно что – взялся вот восстанавливать религиозные храмы!..
Я тоже не лыком шит, отвечаю:
– В мечети расположена школа. Кто будет отвечать, если минарет рухнет на детей?
Оппонентам моим такой поворот был так неожидан, что они сразу не нашлись, что ответить. Конфликт идеологий был на время исчерпан.
Но как мы ни старались со своими ремонтными работами, время было неумолимо и делало своё дело. Деревянное здание потихоньку ветшало и пришло-таки в негодное состояние. Ничего не оставалось делать, как разобрать его. Предварительно мы сняли с нашего родного храма все размеры, подвергли всё сооружение снаружи и изнутри тщательной фотосъёмке с тем, чтобы возродить мечеть в первоначальном виде, только в каменном исполнении. Зачинателем этого дела был мой младший брат. По профессии строитель, по должности – прораб. Вопросы финансирования, поиска спонсоров, я взял на себя, помогли, конечно, и односельчане-предприниматели, и кто как мог.
Сегодня мечеть нашей деревни со своим стройным красавцем-минаретом виднеется за десятки километров. Каждый раз, возвращаясь в родительский дом и выходя из лесу, я первым делом бросаю взгляд на белеющий вдали минарет моей мечети, точно это какой-то путеводный и спасительный маяк моей жизни. Без этой мечети я не представляю себе родной деревни, я и сам себя не представляю на земле без неё.
И сегодня перед глазами стоят леса, поля, окрестные деревни, небеса, полные белых облаков, весь мир, который я впервые увидел с высоты минарета нашей мечети. И сегодня звучат в моих ушах слова матери: «Поднимешься на минарет, станешь ближе к Аллаху».
Остановите меня!
Несколько лет кряду покрутив велосипедные колёса, захотелось мне сесть за руль мотоцикла. Когда я учился в шестом классе, один из братьев матери Раиф-абый приехал домой на купленном с рук мотоцикле. Одноместный, с металлическим не то багажником, не то всё-таки сиденьем сзади, мотоцикл этот односельчане почему-то прозвали «козлом». Предыдущий хозяин порядочно заездил его по бездорожью, ладно, что Раиф-абый был человеком, что называется, с золотыми руками – и часы ремонтировал, и дома строил, и в кузне металлические изделия мастерил, даже гармошки ладил, вот теперь и мотоциклом занялся. Я всю дорогу крутился возле него – то гаечный ключ подам, то отвёртку, когда он ремонтировал своего стального друга, а ремонтировал он больше, чем катался.
За «помощь» мою Раиф-абый сажал меня на заднее сидение или на бак и катал по улицам деревни. А у меня была мечта – получить разрешение самому сесть за руль. Разрешения всё не было и не было. А ведь мальчишке казалось: что особенного водить мотоцикл, когда уже который год гонял на велосипеде с ветерком!
Однажды Раиф-абый ушёл в соседнюю деревню на шабашку – строить дом, а «козла» своего оставил во дворе. Я зашёл к дедушке, где жил Раиф-абый, уже в который раз, а мотоцикл как стоял, так и стоит себе спокойно, будто дожидаясь меня. Ходил-ходил вокруг кругами, и терпению моему пришёл конец. Я оседлал механического скакуна, взялся за руль, стал ломать рычажок кик-стартера – «козёл» не заводился. Тогда я вывел его за ворота на дорогу и принялся по наклонной толкать. Когда мотоцикл зачихал и вдруг издал живой рык, обдав меня выхлопным газом, я вскочил в седло и поехал, поднимая за собой густую стену пыли. Исколесив немало просёлочной дороги, я решил прокатиться по улицам деревни, чтобы видели меня деревенские девчонки и мальчишки. Когда приблизился к мосту через пруд, испугался – навстречу топала лошадь, запряжённая в телегу и преградившая путь на мост. Что делать? Позабыв про тормоза, я повернул руль в сторону, и мотоцикл вместе с седоком полетел в воду.
Сельчане мотоцикл спасли – достали из пруда баграми. Меня спасать не надо было, я ещё на отмели спрыгнул с непослушного скакуна.
После этого Раиф-абый долгое время даже близко не подпускал своего «помощника» к мотоциклу. А в год окончания десятого класса (мы учились одиннадцать лет) он взял меня на свою шабашку – дом поднимать, я там нормально заработал и на эти деньги купил себе подержанный мотоцикл «Иж-Планета», который преподнёс нам не менее забавную историю, чем дядькин «козёл».
Мотоцикл мой стоял всегда или в сарае, или под открытым небом во дворе. Кроме меня никто за руль его не садился. Отец к мотоциклу интереса не проявлял, младший брат Рамзиль был ещё мал – десятилетний малыш водить мотоцикл не мог. Но я заблуждался. К несчастью, мой младший брат был похож на меня. В один прекрасный день он вместе с друзьями выкатил двухколёсную машину на улицу и сел за руль. После того, как ребята немного разогнали её, моя «Иж-Планета» завелась, и Рамзиль, имевший немалый велосипедный опыт, уверенно повёл мотоцикл из деревни на просторы полевых дорог. Изрядно поколесив там, он вернулся в деревню, доехал до нашего дома, но конь у своей конюшни останавливаться отказался. Он, как и я в младенчестве, умел только газовать и рулить. Тормоза были не в его компетенции. Таким образом, он проехал вкруговую по улицам деревни раз, другой, третий, но так и не мог остановиться. Когда я, услышав шум-гам на улице, выбежал из дому, он, оставляя за собой густой мотоциклетный дым, вовсю мчался и орал: «Не могу остановиться, остановите меня!» Мы стояли в растерянности, не зная, что делать. Чем бы всё это завершилось, если бы не кончился бензин и мотоцикл сам собою не остановился.
Я больно-то не ругал братишку, сам ведь в детстве сотворил подобное. Повзрослев немного, он стал управлять мотоциклом лучше меня. А когда начал работать, перво-наперво купил себе механического скакуна.
Как я стал охотником
Рассказывали, что наши деды со стороны отца были охотниками. Услышав это, я тоже захотел быть охотником и пойти на настоящую охоту. Но охотнику нужны были орудия труда – ружьё или на худой конец какие-нибудь силки. Откуда их взять? Силки-капканы меня не интересовали, надо было раздобыть ружьё, без него охотник – не охотник. О покупке ружья в магазине и мечтать не приходилось – откуда на него деньги, да и кто тебе продаст без особого разрешения!