Я бы нашел, если б меня хоть кто-то попросил. Я военачальник, от меня есть прок».
– Должно быть, я… Где я это записал? Я… Где следующая, где там следующая?
«Королю все хуже. Аеси требует казни двух женщин, и принц соглашается. “Причина бедам в колдовстве”, – объявляет он.
Кровь, так много крови. Клянусь богами, та несчастная ею истекла. Этот Аеси.
Клянусь богами, я не забыл навыков владения мечом! Возможно, я применю их на нем.
Почему я забываю обо всем, кроме него?»
– «На нем» – это на ком? – спрашивает Соголон.
– А ты как думаешь?
«Что за мальчик с волосами, похожими на дохлых змей! Волосы его – белая глина; лицо, шея, ноги – всюду он как лунный свет. Аеси приводит его, а тот является с наистраннейшими в девяти мирах детоподобными созданиями, которых он хоть и крупнее, но всё равно с ними схож, многие могли бы поклясться в этом. Я насчитал девятерых, но позже насчитал десять и еще троих, а днем позже восемь».
– Есть еще что-нибудь? – спрашивает Соголон.
– Надо посмотреть, может, есть что-то похожее. Кто его знает, – говорит Олу.
Они снова ищут. Соголон, вглядываясь в знаки и слова, начинает даже угадывать их смысл, хоть прочесть толком не может.
– Вот эта метка, я ее встречаю уже десять и еще один раз. Что она означает?
– Йелеза, – читает Олу.
– Ох ты. А кто она тебе? – допытывается Соголон.
– Это разве «она»? Я не знаю, кто это.
В это мгновение внутри Соголон оживает голос, говорящий как она:
«Эти слова, слетающие с твоих губ, не должны их покидать. Никогда».
– Эта штука у тебя на шее. Я знаю, что это такое, – говорит Соголон.
Целых три дня после этого Соголон просыпается, всё еще не отойдя от сильнейшего потрясения. Припоминает она и свой страх; ту краткую, как мгновение, минуту, когда казалось, что он может что-то с ней сделать. Соголон не знала, чего ожидать, а Олу пришел в бешеную ярость – такую, что льву пришлось встать между ними и для острастки на него нарычать. А она всего-то сказала Олу, что Йелеза – Сестра Короля и его жена, и неизвестно, где она сейчас и как могла исчезнуть, но все словно по сговору думают, что этой женщины никогда и не было на свете; «думают все, кроме меня. И тебя, Олу».
Она-то думала, что Олу выкажет облегчение; по крайней мере, поймет, отчего это странное имя преследует его во сне. Заодно до него бы дошло, откуда у него столь веские причины не доверять Аеси. Да и у нее тоже: ведь не случайно после встречи с ним госпожа Комвоно, еще накануне рассуждавшая о Сестре Короля, уже назавтра напрочь о ней забыла; забыла так, будто эта женщина никогда и не рождалась на свет. Причиной тому, безусловно, Аеси. А вот Олу ее помнит, у него из памяти она до сих пор не выветрилась. Ее облик по-прежнему коренится в нем, возможно, потому что любовь – это именно та предержащая сила, которую Аеси не способен развеять всеми своими чарами. Что же это за чары – неизвестно, как и вообще ничего об Аеси – ни о нем, ни об этом дворе, ни об этом Короле. Но, может, об этом известно Олу или же написано красным или черным где-нибудь в его доме.
Она не ожидала похвалы – новость не такая уж отрадная. Но была надежда, что правда несколько прояснит Олу мысли; а еще он будет знать, что его оболгали. Он же вместо этого поднял крик:
– Какой же паршивкой должна быть эта пигалица, измышляя ложь о какой-то там несуществующей Сестре Короля! Тем более когда все при дворе и без того считают меня несущим околесицу сумасбродом! Это что, издевательство? Наветы принца или байки жестоких стерв при дворе, высмеивающих дыру у меня во лбу?! Но голова эта моя, и ничья больше! А ты, прознав, что я забываю большую часть сказанного, являешься сюда, чтобы сочинять скверные небылицы, на какие только хватает твоего ума! Сколько дней ты уже этим занимаешься? Как смеешь ты навлекать столько зла на человека, и без того отягощенного горестью потерь и лишений! Ты, мелкая…
Не находя больше слов, он кидается на нее, но между ними встает лев. Тогда Олу кричит, чтобы она убиралась.
На исходе третьей четверти луны принцесса Эмини собирает двор для выслушивания всех просьб и прошений к монаршей особе. Соголон не уверена, ждут ли там и ее, пока сильный стук в дверь не говорит со всей очевидностью: идти надо. И вот она в тронном зале, среди сдержанного рокота того же собрания, разглядывает людей, которые просят об одном и том же. У принцессы вид все такой же надменно-скучающий, а Аеси со входом Соголон сразу же чутко оборачивается. Даже затерявшись в толпе, она смотрит ему в спину. «Обернись», – мысленно призывает она и вздрагивает, удивляясь, как во всем этом многолюдстве он раз за разом реагирует даже на мысленное упоминание своего имени. Аеси снова оборачивается, и Соголон приглушает свой лучик внимания. При взгляде вокруг ее охватывает чувство, что она здесь единственная в той ясности, которая приходит лишь ночью, когда кожа и небо, личность и дух сливаются в один цвет, в то время как остальные пребывают в слепоте полудня, где дневной свет гасит и смывает вокруг всё, кроме белого. На этот раз Аеси действительно оборачивается, отыскивая ее взглядом, от которого Соголон прячется за какой-то дамой с большой игией.
– Он сегодня приведет их? – слышен чей-то тревожный шепот. Две женщины перешептываются у окна. Соголон любопытно взглянуть, куда направлены их взгляды, но тут дверь распахивается, и внутрь врывается наружный свет. К Аеси примыкают трое из них. Один, черный, как из той ночи, – не он ли ползал тогда по потолку – останавливается и высовывает голову; стоящие рядом женщины пугливо отшатываются. Рядом кривляется еще один, точнее «одна», гибкая, как ящерица, – с головы до шеи красная, как закат, а от груди до ног синяя, как море; во рту мечется желтоватый раздвоенный язык. Кто-то шепчет, что сейчас будет еще и тот, который старший, и в зале действительно появляется некто – на вид не более чем мальчуган, хотя заметно старше остальных. Худой и долговязый, с волосяной порослью на лице, но всё равно мальчик, при виде которого некоторые, однако, не могут скрыть дрожи. Он хозяйски усаживается у подножия тронных ступеней, отчего принцесса гневно взирает на Аеси.
– Ну-ка подвинься, – велит канцлер мальчику.
– Это что еще за вольности? Наследный принц здесь я! – раздается упругий голос, и в зале появляется принц Ликуд.
Соголон видит его впервые. Придворные припадают на одно колено так быстро, что стоять остается только она одна; от резкого нырка она едва не теряет равновесие. Принц Ликуд взбегает по ступенькам к трону и останавливается, взирая сверху на принцессу, которая сидит безмолвно, как статуя. Принц шлет толпе улыбку – момент, когда становятся видны его густые брови над щелками сощуренных глаз, а также борода и лохмы бакенбардов над тонкими безусыми губами. Крепкая шея и покатые плечи скорее плугаря, чем царедворца, черная с золотом шапочка и накидка с напуском на правое плечо; левое обнажено. Даже не очень знакомая с дворцовыми обычаями Соголон знает, что только монаршие особы могут расхаживать с правым плечом, укрытым мантией, а левое оголять. Принцесса смотрит нахмуренно, кому, как не ей, знать дворцовый этикет и связанные с ним намеки на верховенство. Между тем Соголон наблюдает за уродцами-детишками; как те гарцуют, скачут и явно упиваются тем, что люди пугливо от них теснятся. Девочка из глухого селения знает, что это такое – выпас бодливых коз. Не вполне понятно, сангомины это или нет, но ясно, что все они плоды одного древа.
Ручные питомцы.
Даже тот, что старше, из белой глины, смотрит так, словно ждет от принца порции объедков. Красно-синяя девчонка-ящерица расчищает себе путь к трону, просто проскальзывая через людей. Ползун всё еще карабкается поверху, как бы высматривая с потолка жертву. Соголон наклоняет голову.
Принц плюхается на трон примерно так же, как принцесса.
– Ну что, сестра, излагай новости, – говорит он с томным взмахом ладони.
Ползун смотрит на люстру и примеривается, думая на нее скакнуть. Но под тяжелым взглядом Аеси пятится, сползая по углу окна на подоконник.
– Только смотри, чтоб хорошие, – уточняет принц.
– Значит, новостей тебе? – едким голосом спрашивает принцесса.
– Эмини, надо не так. Не в твоем обычном духе, словно плевок ядом.
– Ну тогда…
– Давай нежнее. Поэтичнее.
– Значит, тебе поэтичности? Тогда изволь.
Эмини теперь стоит. Оба выглядят так, словно общаются не друг с другом, а с собранием.
– Как насчет загадки? Угадай, кто только что покинул королевский двор?
– Терпеть не могу загадок! К чему это выворачивание мозгов?
– Отвечу: Чики Гоньо.
– А я имел ее спереди или сзади?
– Раз такое дело, то сзади, дорогой брат. Поскольку посол Чики – мужчина.
Соголон поднимает глаза, ожидая увидеть на лице принца насупленность, и не ошибается. Но кроме того, она перехватывает на себе взгляд того ползуна. Из сидячего положения он переходит в полустойку, готовясь взобраться по стене. Видимо, чтобы проползти верхом и оттуда свалиться прямиком на нее.
– Посол Чики? Ах да.
– Он еще дарил тебе на тезоименитство красного коня.
– Да-да, конечно.
