Первые четверть часа шли молча, но затем Петя, освоившись и больше не задерживаясь по каждому пустяку, решился завести беседу.
– Александр Аполлонович, позвольте с вами серьёзно поговорить.
– О чём? – спросил Ржевский через плечо.
– По дороге в вашу усадьбу у меня было время подумать. И я пришёл к выводу, что нам с вами надо подружиться.
– Юноша, – ответил поручик, даже остановившись ради этого и глядя собеседнику в глаза, – я, конечно, благодарен за то, что сейчас вы мне помогаете, но для дружбы этого мало. И слово «надо» к дружбе плохо идёт. Дружба по принуждению не возникает. – Ржевский двинулся дальше по тропинке.
– Хорошо, Александр Аполлонович, я выражусь иначе, – поспешил признаться Петя, догоняя его. – Я заметил, что Таисия Ивановна очень к вам привязана. Поначалу я расценивал вас как соперника, но теперь мне ясно, что вы и она – действительно друзья. А я хочу завоевать её сердце. И я понял: для того, чтобы понравиться ей, я должен понравиться вам.
Ржевский мысленно хмыкнул, а вслух бросил через плечо:
– Вы не в моём вкусе, юноша.
– Я не в этом смысле! – воскликнул Петя. – Я хочу стать вашим другом. Скажу честно: у меня есть предубеждение против гусар. Я полагаю, что все они глупцы и солдафоны. Но ради Таисии Ивановны я готов пересмотреть свои взгляды. Ведь не может быть, чтобы такая умная и образованная девушка выбрала себе в друзья эдакого полковника Скалозуба.
– Не знаю такого офицера, – опять бросил через плечо Ржевский.
– Скалозуб – это персонаж одной комедии, – объяснил Петя. – Она называется «Горе от ума». В Петербурге пользуется большим успехом, хотя даже не издана официально, и не было ни одной постановки. Может, слышали? А я совсем недавно о ней узнал и прочёл.
Ржевский напряг память. Да, в Твери ему кто-то говорил про «Горе от ума», и поручик тогда даже притворился, что читал. Однако сейчас не было смысла лукавить.
– Я что-то слышал, но не читал, – сказал он, не оглядываясь.
– Не важно. – Казалось, Петя стремился перегнать поручика, чтобы говорить всё-таки с ним, а не с его спиной. – Я понимаю, что вы не очень начитаны. Я сразу это понял. Но я был неправ, когда позволил себе из-за одного этого обстоятельства относиться к вам плохо.
– А что на счёт разумного жеребца? – спросил Ржевский, опять не оборачиваясь.
– Простите меня, Александр Аполлонович, – ответил Петя. – Мне не следовало так говорить.
Поручик продолжал молча идти вперёд.
– Так что же? – снова подал голос Петя. – Я могу надеяться, что мы с вами станем друзьями?
Ржевский молча шёл вперёд.
– Александр Аполлонович, прошу вас, ответьте, – не унимался Петя. – От этого зависит моё счастье, потому что Таисия Ивановна мне очень важна. Я знаю её совсем не долго, но именно с ней я хотел бы связать свою жизнь. Кант говорил, что идеальная пара образует в духовном плане единую личность, и я убеждён, что с Таисией Ивановной у меня получится достигнуть такого единения.
– Если моя дружба вам нужна только затем, чтобы подобраться к Таисии Ивановне, – наконец сказал Ржевский, – то ничего не выйдет.
Петя у него за спиной печально вздохнул.
– Конечно. Вот и Кант говорит, что не следует рассматривать друзей лишь как средство достижения целей. Поэтому я хочу, чтобы мы подружились искренне.
– Кстати об этом вашем Канте. – Ржевский снова остановился и повернулся, так что Петя, наконец, смог говорить не со спиной поручика, а глядя собеседнику в лицо. – Кстати о Канте, – повторил Ржевский. – Пётр Алексеевич, вам никто никогда не давал понять хотя бы намёком, что вы слишком много говорите о Канте? Так вот я вам намекаю.
– Я не так уж много о нём говорю, – возразил Петя.
Ржевский, делая упор почти на каждое слово, произнёс:
– А я вам намекаю, что вы слишком увлеклись.
– Вовсе не слишком! – упрямился Петя.
– А Таисию Ивановну эта чрезмерная увлечённость настораживает.
– Здесь не о чем беспокоиться. Увлечение в рамках разумного.
– Вы любите Таисию Ивановну? – спросил Ржевский.
– Я же только что вам об этом рассказывал в подробностях! – воскликнул Петя.
– А кого вы любите больше? Таисию Ивановну или Канта?
– Как можно сравнивать!
– И всё-таки. Кто вам дороже?
– Да я… мне… Как можно так ставить вопрос! – воскликнул Петя.
– Вот! – Ржевский многозначительно поднял указательный палец. – Потому я и полагаю, Пётр Алексеевич, что вы не сможете сделать Таисию Ивановну счастливой.
– Не смогу?
– Пока не избавитесь от своей болезненной увлечённости.
– Да вовсе это не болезнь!
– Не спорьте, юноша, – строго произнёс Ржевский. – Я всё сказал.
Разговор мог бы продолжаться и дальше, потому что Петя собрался возразить, но тут поручика дёрнул за рукав мальчишка-провожатый.
Сын Ивана Щербины, заметив, что баре остановились и никак не движутся дальше, подошёл к ним и терпеливо ждал, пока они наспорятся. К тому же у мальчишки тоже было, что сказать важного:
– Мы пришли. Избушка вон там, за теми ёлками.
* * *
Раздвинув ветви елей, Ржевский вышел на светлую поляну, заросшую лесными цветами. Посреди поляны стояла избушка, похожая на те, которые строят себе охотники.
Забора с черепами или чего-то подобного, чего можно ожидать от жилища ведьмы, вокруг не было, но поручику представилось страшное – внутри домика, на лавке лежит Полуша, сама бледная как смерть, под глазами синие круги, а нос заострился, как бывает у умирающих.
Сердце ёкнуло. Ржевский почувствовал, что сохранять самообладание всё труднее, но был только один способ узнать Полушину судьбу.
Поручик быстро одолел расстояние от края поляны до избушки и стал стучать кулаком в дверь, но никто не открыл. На втором ударе дверь отворилась внутрь сама, потому что её не заперли. В избушке, кажется, никого не было, но полумрак не позволял разглядеть лучше.
Чтобы добавить света, Ржевский раскрыл дверь так широко, как только можно. Стали видны пустая лавка, плетёный короб, стол возле тусклого оконца, печка у дальней стены, а также подвешенные под потолком многочисленные пучки трав и кореньев.
