Домашний рай
Девушка спохватилась.
– Ох, заболталась я, народ вовсю работает, а я лясы точу.
К ним подошел Колосов.
– Александр, все взяли, что хотели?
– Да, спасибо большое, Максим Андреевич, я, пожалуй, пойду.
– Хорошо, если что, обязательно звоните, чем смогу – помогу. Все произошло так неожиданно, даже портрет с траурным венком приготовить не успели. Если б я узнал чуть раньше, то хотя бы помог маме Семена отправить тело на родину…Мы еще соберем денег, обязательно поможем…Оленька, если вам не трудно, можете проводить Сашу?
– Конечно, заодно листинги возьму. Ребята, – она крикнула сотрудникам, – кто запускал программу? Кому листинги забрать?
– Мне, – радостно откликнулся толстый парень в теплой вязаной кофте.
– Вот тебе-то, Паша, не помешало бы и самому прогуляться лишний раз, – заявила Ольга. – Ну ладно, так уж и быть, пользуйся моей добротой. Пойдем, Саша.
Они вышли из кабинета, спустились по широкой, выкрашенной коричневой краской лестнице.
– Ольга, а можно попросить об одном одолжении?
– Конечно, – ответила девушка.
– Давай сходим в кабинет, где, хм-м, работает Бирюков.
– Это можно, только я уверена, что его нет. Неплохо устроился, – на бумажке, где отмечают время прихода сотрудники, он есть, а физически нет. Он ведь в последнее время даже сам не появляется на базе, просит кого-нибудь отметить его и все. Ушлый пройдоха, деньги у него куры не клюют.
– Ты и это знаешь? – присвистнул Нахимов.
– Разведка работает, – пошутила девушка.
Молодые люди поднялись по лестнице. Длинный коридор устилал узкий багровый ковер с темно-зелеными краями. Тихо, лишь изредка выходят из кабинетов сотрудники. Они подошли к кабинету 421. Ольга осторожно приоткрыла дверь, заглянула внутрь и позвала кого-то.
Вышла девушка с длинными русыми волосами и в очках с тонкой дужкой, совсем еще юная, видимо, только после института.
– Маша, привет, как дела?
– Хорошо, сама как?
– Тут парень один с физтеха, хотел с Женей Бирюковым поговорить. Он где сейчас?
Маша презрительно, как показалось Нахимову, мотнула головой.
– Да где ему еще быть, пьянствует где-то и в карты, наверное, рубится. Сюда уже третью неделю не заглядывает.
– Понятненько, слушай, Маша, хочешь я тебе абонент на одну книжку продам, я слышала, ты хотела ее купить.
– На «Спартака»?
– Да.
– А сама ты что?
– Представляешь, мне Гришка где-то откопал ее, то ли выменял у знакомых, то ли купил за сумасшедшие деньги, не колется. Так что я занесу тебе как-нибудь.
– Отлично, завтра давай, если что.
– Договорились!
Девушки попрощались, и Ольга многозначительно посмотрела на Нахимова, видал, какой тип этот Бирюков, третью неделю в загуле!
Молча спустились на первый этаж, вниз идти было гораздо проще.
Ольга озабоченно взглянула на его грамоты и вымпелы, которые он так и держал в руке.
– Знаешь, как наши сотрудники друг друга иногда называют?
– Нет, – ответил Нахимов.
– Животными, – усмехнулась Ольга.
– Животными? – удивился тот.
– А что, Семен не рассказывал?
– Никогда такого не слышал.
– Догадайся с одного раза, – развеселилась девушка. – Да ладно, не парься, у нас же на проходной охранники, так вот, они следят, чтоб чего лишнего за территорию не вынесли, а мы бумаги иногда домой берем, почитать на досуге или на субботу, воскресенье поработать, такие уж мы трудоголики. Ну и, чтоб у товарища офицера не возникло ненужных и лишних вопросов, пихаем все это хозяйство себе под блузку или рубашку. Ты тоже так сделай, а то объяснять долго придется. А оно тебе надо?
Нахимову это, конечно же, было не надо, и, несколько напуганный словами энергичной девушки, не выходя из здания, тут же последовал ее совету. Хорошо, что был в костюме, просто стал несколько упитаннее, и все. Впрочем, Нахимов чувствовал, что в последнее время на пару килограммов похудел, потому что ремень пришлось затягивать на одну дырочку правее, чем обычно.
Они подошли к проходной. Нахимов посмотрел в небо, там кружили то ли ласточки, то ли стрижи, для них не существовало ни границ, ни запретов, ни секретных документов, проносимых на животе сотрудниками «Гранита». Он еще раз взглянул на красивое грустное лицо девушки, и ему стало жаль ее. Наверняка и ей нравился Семен, а тот, возможно, ничего об этом не знал. Вполне вероятно, занятый наукой Весник даже не догадывался о том, что является предметом чьих-то невысказанных грез и ожиданий, и теперь уже никогда об этом и не узнает…
Стараясь не привлечь внимание охранника, пристально рассматривающего людей, выходящих из «Гранита», Нахимов быстро сдал временный пропуск и выскользнул на улицу.
Затем он двинулся обратным путем к метро «Сокол», но заходить внутрь не стал, а подошел к будке телефона-автомата, достал из кармана пиджака маленькую записную книжку и отыскал номер соседа по комнате Егора Рыбина.
– Здорово, Егор! Узнал?
– Привет, Саша, как дела, куда пропал?
– Пока не пропал, вопрос на сто рублей, где сейчас можно найти Женю Бирюкова?
В трубке Нахимов услышал сопение. Егор вообще не слыл коммуникабельным парнем, но был типичным физтехом-москвичом. За его плечами кружки шахмат, секция плавания и немного фехтования, физматшкола, да еще занятия с репетиторами, на которых родители, сами кандидаты наук, не скупились, понимая, что рано или поздно все денежные вложения себя окупят. Рыбин поступил на физтех во всеоружии, если что недопонимал, ему тут же объясняли родители. Нахимов помнил, как на первом задании по матану доцент Ветров вызвал его к доске. В задаче нужно было разделить многочлен на одночлен.
– Вы раньше это проделывали? – деликатно поинтересовался чрезвычайно тактичный преподаватель, не желая на самом старте травмировать душу юного первокурсника.
– Нет, – флегматично ответил Рыбин, и ни один мускул не дрогнул на его скуластом, словно выточенном лице спортсмена. Затем взял в руку кусочек мела и лизнул, вызвав смех в аудитории.
Доцент опешил, с таким редким человеческим экземпляром встретился в первый раз. Вместо уверенного шорканья мелом по доске или робкой заминки провинциала – невозмутимость спартанского воина.
При всем этом Рыбин проводил упомянутую алгебраическую операцию сотни раз, но вот такой уж человек. Выслушивал совет доцента и как бы бездумно воплощал его на доске.
Если ко всему прочему добавить квадратный, вздернутый высоко подбородок, маленькие, глубоко посаженные глаза бандитского авторитета, то можно представить, с каким чувством отпустил на место Егора ошеломленный доцент. Экзамены Рыбин сдавал на «отлично». На зимней сессии первого семестра профессор Уткин поставил пятерку Егору по аналитической геометрии, но тот настолько взбесил непредсказуемостью и независимостью поведения, что, глядя в спину отличника, завернувшего шею длинным шарфом, воскликнул: «Ну и фрукт!»
С шарфом вышла такая история. В ту зиму Рыбин решил закаляться и ездил на физтех даже в самые морозные дни, завернувшись тем самым шарфом, но без шапки. Кончилась бравада банальной простудой. Родители заставили Егора облачиться в теплую одежду, и тот вынужденно приезжал уже в светло-желтой дубленке. Между тем Рыбин несмотря на всю экстравагантность, был очень хорошим парнем. Нахимов убеждался в этом немало раз.
Так что и теперь рассчитывал на помощь москвича, имевшего величайшую ценность – городской телефон.
Нахимов знал, что Рыбин будет бурчать, но трубку не бросит, пока не дослушает просьбу.
– Ладно, через полчаса звякни, но не гарантирую ничего, я не сберегательный банк.
– Хорошо, – коротко ответил Нахимов, потому что Рыбин не любил рассусоливать и не признавал излишних разглагольствований.
Александр засек время, на часах ровно четыре. Значит, полпятого надо перезвонить. Рыбин такой, позвонишь минутой раньше или минутой позже, из себя не выйдет, но даст тебе понять, какой ты необязательный и непунктуальный.
Под рубашкой все еще топорщились вымпелы да грамоты. Так и помять все можно.
К счастью, совсем недалеко от метро располагался газетный киоск. Однако возле него подозрительно толпились люди, и Нахимов почувствовал: что-то случилось в размеренной жизни продавца газет. Так и вышло.
Несколько людей стояли перед закрытым окошком. К счастью Нахимова, продавец, молодой парень, пришел через пару минут и заявил:
– Спокойно, товарищи, всех обслужим. Без газеты никто не уйдет! Я провожал инкассатора.
Тут взъярился старичок с хрипящим голосом:
– Когда вы будете честно и благородно работать?! Распустились. И это уже не в первый раз, как я замечаю! Я напишу жалобу.
– Могу показать бюллетень, я болен, – жизнерадостно воскликнул парень и подмигнул Нахимову.
– Так болен или инкассатор? – начал ловить продавца на лжи вредный старикан. – Тогда надо написать бумажку и на окно повесить!
Тут за киоскера вступился мужчина средних лет, в очках и с бородкой:
– Вот люди, лишь бы поорать, паразит.
У старика нашлась своя коалиция. Пожилая женщина с красиво седеющими волосами:
– Нет, зачем вы его так обзываете, ведь по сути он верно говорит.
– Да я знаю его, за водкой, наверно, стоять не устанет. Если так приспичило, мог бы до соседнего киоска прогуляться, для здоровья полезно. Пять минут подождать не может!
Интеллигент взял «Литературную газету», «Студенческий меридиан» и удалился.
Очередь дошла и до Нахимова. На мгновение он задумался, увидев красивую ручку. Продавец, довольный тем, что избавился от качающего права покупателя, весело спросил:
– Молодой человек, что-то хотели купить? Или делаете вид?
Нахимов рассмеялся:
– Мне пакет и ручку за рубль. Пишет хоть?
– Барахла не держим. Японцы не портачат. Ты ее хоть вверх ногами возьми, писать будет!
– Благодарю!
Отходя от разговорчивого киоскера, он услышал, как какой-то пенсионер в велюровой шляпе и сером плаще удивлялся:
– Ничего себе! Газета стоит один рубль одну копейку!
– Ну а что тут такого? Как есть, один рубль и копейка. Морока одна, столько сдачи приходится выгребать, а народ без копеек ходит.
– Да я не о том, – и видя, что киоскер все недопонимает, всплёскивает руками. – Надо же, рубль и одна копейка!
– Дедуля, это же не просто газета, а роман-газета. Там роман Василя Быкова. Возьми почитай, у тебя же времени много.
– Нет, сынок, это у тебя времени много, а у меня, как раз, наоборот, – прозвучал грустный ответ, и пенсионер пошел прочь, сжимая в руке «Футбол-хоккей» и тюбик зубной пасты «Фторцидент».
Нахимов взглянул на часы и увидел, что время уже четыре часа двадцать пять минут. Он побежал к телефону-автомату, на ходу нашаривая в кармане заветную «двушку».
Конечно, Рыбин не стал бы сильно ругать соседа по комнате за опоздание, но во избежание ворчаний позвонил вовремя. Тот словно сидел возле телефона и ожидал звонка:
– Гостиница «Молодежная», комната триста пятнадцать.
Нахимов не на шутку удивился.
– Ничего себе! Что ему там делать-то, а? Ты что-нибудь понимаешь, Егор?
В трубке раздался уверенный голос Рыбина:
– Да что тут понимать, «пульку» расписывает, вот и весь расклад.
– Спасибо тебе, Егор, thank you very much!
– Welcome, buddy, иди-иди, английский тебе там, возможно, пригодится.
И одногруппник положил трубку. Наверняка принялся за изучение очередной фундаментальной науки, которую обязан знать физтех. А, впрочем, кто его знает. Загадочный он человек, этот Егор Рыбин…
Глава 7
Похороны. Хоронят преферансиста, умершего от инфаркта после
паровоза на мизере. В первых рядах процессии – друзья в чёрном,
скорбная музыка, все молчат и смотрят под ноги. Один тихонько
трогает другого за рукав: «слушай, что я подумал, если бы мы
тогда зашли с червей, то он бы взял не четыре, а шесть взяток!»
Второй: «Да перестань ты, и так хорошо получилось…»
Анекдот про преферансистов
Ира предпочла бы, чтобы у нее муж был
знаменитым физиком, но… с моей «зарплатой»
В. Желязняков («Партизан»)
Не все физтехи, подобно Семену Веснику, видели себя в науке. С запада подули ветры, доносящие сладкий запах разрешенной травки, наркотиков потяжелее; дипломаты, артисты, моряки дальнего плавания привозили журналы с красотками и плейбоями, разряженными в красивые блузки, рубашки и, наконец, предмет вожделения многих советских юношей и девушек – фирменные джинсы.
Бывший второкурсник Виктор Мохов попался на этом. Подробности печальной истории рассказал ему всезнающий Славик Замазкин. Он же поведал, что Витю сбил с панталыка старшекурсник Батон.
«Это Брежнев во всем виноват. У него же принцип такой по жизни был «Живи сам и давай жить другим». Вот и додавался, развел спекуляцию. А корни – еще с фестиваля молодежи и студентов в 1957 году. Тогда ведь в СССР иностранцев запустили… Ну, так вот, Витька с Батоном сдружился на свою голову. Вместе ездили в «Молодежный», у иностранцев матрешки да ушанки на джинсы и футболки меняли, а потом в комиссионках и других людных местах продавали. В ГУМе мафия однажды их отловила, от наглости офигела, Витьке поджопников надавали. Но все равно, он довольный ходил, выеживался, смотрите, как жить надо. У них даже свой секс-клуб был. Но в один прекрасный, а точнее, совсем наоборот, день, опера их накрыли. Батон, гад, артистично так в обморок упал, на Скорой увезли, а Витек выкручивался один, но Батона не сдал. За связь с иностранцами Витька и выпиздели из института. Причем, они же совсем мелочами промышляли. Витек рассказывал, что в той же гостинице «Молодежная» простые официанты меняют черную икру на пальто, плащи, сапоги. И навар у них, сам представляешь, какой. У них там все прикормлены, а вот мелкая сошка за все отдувается, отчетность ведь надо показывать».
Вот в эту самую гостиницу «Молодежная», расположенную возле Останкинской телебашни и ВДНХ, где Витька Мохов, сейчас служащий в рядах Советской Армии, вступал в запрещенный контакт с иностранцами, покупая у них шмотки, сигареты и жвачку, и направлялся Нахимов. Он отлично понимал, почему Батон и Витька избрали для своих делишек именно гостиницу «Молодежная». Она располагалась недалеко от станции Окружная, куда легко можно добраться на электричке из Долгопрудного. Скорее всего, по той же причине избрал ее и Евгений Бирюков. Но он использовал гостиницу не для фарцовки, а для игры в карты.
Преферанс, он же «пулька», пользовался огромной популярностью в среде физтехов. Не зря и строчки такие появились «Все, что должен знать физтех – Метрополь, марьяж, теормех! Кто не знает, кто не понимает – пара!» Многие бессонные ночи проводили студенты, расписывая «пульку». В ней, как и в любой карточной игре, заложен элемент случайности, но тот, кто хорошо считает и обладает прекрасной зрительной памятью, имеет все шансы при любом раскладе побеждать. Евгений Бирюков был именно таким игроком. Ему везло, потому что он обладал феноменальной памятью. Что до счета, и в этом природа его не обделила. Бирюкову быстро надоела игра с собратьями-студентами, потому что игра здесь шла мелочная, по десяти копеек за взятку. Да и грешно ему казалось обдирать как липку физтехов. По этой причине со временем он начал искать денежных дяденек, любящих перекинуться в картишки.
Таким вот образом картежная судьба и закинула его в знаменитую гостиницу «Молодежная». Само здание, состоящее из трех двадцатичетырехэтажных зданий в форме трилистника, конечно, не могло соперничать по высоте с Останкинской башней, но тоже было заметно издалека. Архитектор задумал так, что с разных расстояний и сторон света оно воспринимается по-разному, и темно-синий цвет, по задумке, мягко переходил в цвета неба. Еще свежая в памяти советских людей Московская Олимпиада 1980 года нашла отражение в деревянной фигуре Мишки, улетевшего на воздушном шаре со стадиона «Лужники» в день ее закрытия. Зимой на госэкзамене по физике на физтехе в одном из вариантов фигурировала задачка именно про летающего медведя, что вызвало невольную улыбку студентов.
Нахимов раньше никогда не бывал в гостинице, знал только, что она недалеко от метро «ВДНХ», поэтому отправился туда на метро, держа пакет с аккуратно вложенными вымпелами и грамотами Семена, а оттуда уже добрался до места назначения.
На подходе к гостинице он увидел пару мальчиков, примерно, шестого класса. Они подбежали к солидному мужчине, судя по одежде и поведению, иностранцу. Вполне возможно, что это был инженер из немецкой или английской компании по изготовлению каких-нибудь кнопочных телефонов. Дети, издали показывая блестящие значки, начали знаками требовать жвачку. Бизнесмену явно стало весело. Он улыбался во весь рот, демонстрируя набор белых гладких зубов, в голубых глазах засверкали огоньки. «Бесплатный цирк, да и только, – такие мысли по всей видимости приходили ему в капиталистическую башку, – туземцы, в первый раз видящие чуингам!» Иностранец с интересом взял в руки значки и начал рассматривать. Нахимов знал, что с валютой никто не связывался, поскольку это была расстрельная статья. А вот такой бартер получил очень широкое хождение. Особенно в крупных и портовых городах, куда заезжали иностранцы. С негодованием он отверг пионерские значки стоимостью в десять копеек, все-таки, видать, был опытный бизнесмен, не в первый раз бывавший в стране победившего социализма. А вот значок «Вперед к победе коммунизма» с Лениным в анфас в центре его почему-то привлек. Вынув из кармана пару пакетиков жевательной резинки, иностранец протянул их мальчикам. Те быстро схватили жвачку и, оглядываясь по сторонам, – нет ли поблизости милиционера, – испарились.
По словам Витьки Мохова, прожженные иностранцы в свою очередь гонялись за фотоаппаратом «Зенит-Е». В советских магазинах он стоил сто рублей, а фарцовщики толкали его за пятьдесят долларов, то есть крайне дешево для зарубежных гостей. То же самое касалось и знаменитых «Командирских» часов, прямо таки вырываемых из рук фарцовщиков. Для иностранцев это были выгодные сделки, поскольку в отведенных для них валютных магазинах «Березка» все стоило гораздо дороже. В общем, торговали всем, что представляло интерес: от матрешек до водки «Столичная», от черной икры до картин художников, истинную стоимость которых могли оценить только специалисты, порой шокированные тем, что подлинниые шедевры уходят за ящик дешевого алкоголя…
Нахимов еще не знал, как он сумеет проникнуть в гостиницу. Пропускная система царила везде. Пропуск требовали в «Граните», в институте, хотя знакомые вахтеры пускали и без него, в общежитии, но и там тебя знали, как облупленного, и не заморачивались излишним формализмом. А вот для входа в гостиницу «Молодежная», в которой проживали иностранцы, проникнуть казалось очень сложным. Даже заселиться туда, имея московскую или подмосковную прописку выглядело проблематично. Конечно, фактор красной, а в худшем для посетителя случае, фиолетовой бумажки номиналом в двадцать пять рублей, срабатывал, но и в этом нужна была крайняя осторожность. Администраторы таких тепленьких местечек, как гостиница, предпочитали лишний раз не рисковать.
Он поднялся по ступенькам и нерешительно вошел в массивную дверь, невольно взглянув на веселую мордашку Олимпийского Мишки. Оглядевшись по сторонам в просторном холле, увидел стойку с администратором, сидящей под часами, показывающими время в столицах стран. Странно выглядели названия Лондон, Нью-Йорк, Париж, Берлин, – словно из неведомого, потустороннего мира.
Вестибюль смотрелся празднично, имел высокий потолок, а на стене располагалось огромное панно. Широкой толпой шли молодые люди разных национальностей, держась за руки, демонстрируя единение, интернационализм и солидарность трудящихся. Фасад любого здания или общества всегда такой вот, праздничный, а копнешь глубже, и найдешь мелкого фарцовщика, меняющего значки на жвачку, или еще того хуже. Такие мысли роились в мозгу Нахимова, потому что и сам он шел не на симпозиум молодых ученых, обсуждающих проблемы ускорения заряженных частиц в синхрофазотроне, а на картежную игру, не продвигающую, словно молодежь на панно, мир к идеалам добра, а, наоборот, подстегивающую самые низменные инстинкты, пришедшие из глубины веков, может быть, из первобытных пещер, когда люди, деля самый лакомый кусок добычи, бросали жребий. Есть грабители с большой дороги, отнимающие деньги и драгоценности у прохожих с помощью револьвера, дубинки или кулака. Но это самый низший пилотаж. Истинные виртуозы своего дела используют для отъема маленькие разрисованные лощенные кусочки бумаги, нарезанные типографскими станками. Разновидностей игр на этих бумажках сотни и сотни, это может быть покер, преферанс, «тысяча», бура или всем известный «дурак», только одним названием производящий впечатление простейшей игры, но таковой абсолютно не являющийся.
На входе гостиницы, как у каждого уважающего себя заведения, стоял высокий помпезный швейцар в красивом мундире с галунами. В глазах его читалось презрение, потому что перед ним предстал обыкновенный советский человек в непрезентабельной одежде, простейшее насекомое – студент. Александр вспомнил, как в этих случаях действовал третьекурсник Вася Тищенко. Когда они с товарищами решили погулять после получения стипендии, то избрали местом отдохновения «Метрополь». Вход им преградил такой же цербер. Вася вытащил из кармана деньги, вытянул из пачки банкнот мятый рубль, плюнул на него и прилепил ошеломленному швейцару на лоб. Цербер решил не связываться с таким наглецом, тем более что Вася обладал огромными габаритами и внушал опасение. Между тем сам сообразительный и быстро думающий Вася по части учебы числился на самом хорошем счету. Он единственный, кто зажигал на скучных комсомольских собраниях, своим баском подающий язвительные и остроумные реплики, от которых все валялись на полу.
К счастью, это был не ресторан, а гостиница, поэтому швейцар лишь просто посторонился и, повернувшись, проследил маршрут необычного гостя.
Администратором «Молодежной» являлась миловидная приветливая женщина лет тридцати пяти-сорока Людмила Ивановна Григорьева, с короткой прической и не бросающимся в глаза макияжем. Приветливость приятно поразила Нахимова, готового к резким словам типа: «Молодой человек, что вы здесь делаете, с какой целью пожаловали?!» Видимо, общение с иностранцами накладывало свой отпечаток даже на суровые лица важных администраторов.
Александр в пиджаке и брюках фабрики «Большевичка» и с пакетом из киоска явно не походил на сына богатенького иностранца, а тем паче на командировочного. Во-первых, не каждый командировочный сунется в такую гостиницу, тем более без соответствующей брони, а во-вторых, у него в руках не было никакого заветного чемоданчика с парой белья и зубной щеткой. Сколько бы раз судьба не заводила Нахимова в гостиницы, его всегда встречала надпись «Мест нет». Ну что ты будешь делать! Только опытные командировочные волки находили потайные лазейки во взяточно-бюрократическом частоколе.
Поэтому симпатичная женщина задала единственно правильный в данной ситуации вопрос:
– Молодой человек, вы к кому?
Нахимов улыбнулся во весь рот, пытаясь обаянием покорить строгую блюстительницу нравов и порядков «Молодежной».
– Я в триста пятнадцатую комнату.
При этих словах выражение лица женщины изменилось, словно из радио в одиннадцать часов вместо производственной гимнастики вдруг заиграли гимн Соединенных Штатов Америки. Она еще раз смерила взглядом студента, недоверчиво покачала головой, но сказала:
– В триста пятнадцатый номер? Давайте паспорт.
Хорошо, что он у него имелся. Вообще-то Нахимов никак не ожидал, что красный молоткастый и серпастый понадобится где-то еще, кроме отдела кадров или бухгалтерии, поэтому страшно довольный приятному совпадению, протянул его ей.
Людмила Ивановна тщательно изучила паспорт, несколько раз глядя на Нахимова и на фото, затем заглянула на последние страницы, отыскала место прописки.
– Значит, в настоящее время проживаете в Долгопрудном?
– Точно так.
– Ну что ж, Александр, проходите, – администратор записала в журнал время его прихода, одновременно показывая посетителю направление, по которому он должен двигаться.
«Не за фарцовщика ли она меня приняла случайно», – помнилось Нахимову, но сейчас было не до размышлений. Сердце его забилось чаще, потому что о нравах картежного мира, близкого к бандитскому, он был хорошо наслышан.
Александр вошел в новенький лифт, сверкающий чистотой, в выгодную сторону отличающийся от собратьев из московских многоэтажек, где шальные от безнаказанности школьники поджигают зажигалкой круглые кнопки с номерами этажей.
Нахимов отразился в зеркале лифта и машинально поправил воротничок рубашки, вылезшей за воротник пиджака. «Что ж, можно было выглядеть и импозантней». Не случись беда с Семеном, он так бы и ходил на лекции да семинары, где его облачение выглядело и благопристойно, и соответственно обстановке. Выйдя с лифтовой площадки, он прошел к длинному коридору, взглянул на прямоугольную надпись с указателем и двинулся к нужному номеру.