banner banner banner
Где живет ведьма. Роман
Где живет ведьма. Роман
Оценить:
 Рейтинг: 0

Где живет ведьма. Роман


Но планы рушатся. Я выхожу в подъезд, перед этим бросив мимолётный взгляд в окно. Как всегда, на секунду удивляюсь, господи, вот же занесло меня на такую верхотуру! В подъезде я нажимаю на кнопку вызова лифта и жду. Я ни о чем не думаю, барабаню ногтями по стене, потом переминаюсь с ноги на ногу, поправляю волосы, хожу из угла в угол. Потом до меня доходит, что лифт уж очень долго не подъезжает к месту моей дислокации. Я уже чувствую, как желание творить на кухне, медленно покидает меня. Но где же лифт?

Прислонившись ухом к блестящей двери шахты, я не улавливаю ни звука. Он стоит! Он где-то застрял! И я надеюсь, что пустой. Потому, что, если он не пустой, то мне страшно. Это же один из худших кошмаров моего воображения: застрять в кабинке, подвешенной над пропастью!

Я выхожу на лестницу и спускаюсь вниз пешком. Слышу, как этажом ниже кто-то стучит по ступеням. Ускоряю шаг. Ага! «Юристова» дочка! Она тоже спускается. Я смотрю ей в спину, женщина оглядывается и здоровается. Надеюсь, я не слишком напугала ее, хотя по ее взгляду и не скажешь.

Вроде, я причесана, нормально одета, на бродягу не похожа, но у в глазах ее мелькнул ужас. Читала на ночь бытовые примеры из уголовного права? Наверное, в приглушенном свете лестничного пролета всякое может померещиться. Но я прекрасно вижу, кто передо мной. Обыкновенная, ничуть не страшная, а симпатичная, умная женщина высокого роста, с белыми крашенными прядями на русой голове. Ее жидкие волосы, конечно, не чета моим рыжим вихрам, густым и своенравным.

Юристка спускалась медленно и аккуратно. Она была на головокружительных шпильках, так что понять ее походку можно. Я думала сначала ее обогнать, но потом прониклась темпом ходьбы и тоже стала чинно переставлять ноги. Юристка спросила меня с какого я этажа и посетовала, как же она будет возвращаться вечером, если лифт не починят. Я, кстати, тоже испугалась, хотя мне и подниматься не до шестнадцатого этажа, как ей.

Мы продолжали спускаться в молчании. На некоторых этажах в дверях, выходящих на общую лоджию, были стекла. Сколько этажей мы спустились, а все также через стекла виднелось голубое небо и облака на нем. Я спросила, не боится ли юристка высоты. Она покачала головой и добавила, что не смогла бы жить на первом этаже, потому что это исключает видимость обособленности.

– Я и так живу, наверное, вы знаете, со своим отцом. От него не укрыться. Сколько себя помню, ему всегда нужно знать, где я была, что я ела и над чем сейчас работаю. Мой отец очень дотошный, и с возрастом это усугубляется…

Я спускаюсь себе и слушаю, слушаю, удивляясь той степени откровенности, с которой иногда люди рассказывают о себе. Думаю, я бы так не смогла. Даже Рите приходится вытаскивать из меня клещами разнообразные подробности. Но Рита профессионал, а я – предмет ее дипломной работы.

Мы все спускаемся и спускаемся. Кажется, юристка, вообще, не обращает внимание на то, что спуск наш давно превратился во что-то немыслимое. Сколько же ступеней мы уже преодолели, а лестница все не кончается! Это уже ненормально! Я смотрю под ноги, мне трудно идти. Такое ощущение что мои ступни оплетают лианы или веревки. Даже виднеется какая-то темная жижа, субстанция, которая мешает быстро идти. Мне хочется присесть, чтобы посмотреть на поверхность ступеней, ведь эта субстанция уже лижет мои щиколотки, но я боюсь не успеть за юристкой и остаться одной в этом полутемном подъезде с бесконечной лестницей. А юристка все шагает, не замечая, что ее шпильки тоже потонули в зеленоватой жиже. Они уже не стучат по лестнице, а отрываются с грубым причмокиванием от ступеней. Она что слепая и глухая?

Мне стало все тяжелее переставлять ноги. Я схватилась за поручень и остановилась, чтобы перевести дух. Я чувствовала, что зелёная пластилиновая жижа стремится проникнуть внутрь меня. Юристка обернулась.

– Почему вы остановились. Устали? Какая молодежь слабенькая пошла, – она проговорила это тоненьким елейным голоском, всячески намекая на то, что это шутка.

– Вы что не видите, что с нашим домом что-то не так?

Юристка удивлённо посмотрела на меня.

– Мы, вообще, на каком этаже? – я настойчиво указывала ей на странности, которые она упорно не замечала.

Юристка кивнула на цифру в рамочке, висевшей чуть выше моей головы. Я уверена, что этой рамочки секунду назад не было. На рамочке красовалась цифра девять. Мой этаж… Не верю! Я так долго иду, а до сих пор не спустилась даже на один лестничный пролет? Я сглотнула. Меня мучала жажда. Юристка выжидательно смотрела на меня. От неловкости мне ничего не пришло в голову, как спросить ее, не занимается ли она поиском настоящих родителей усыновленных детей. Ну, правда, зачем мне это? Но все лучше, чем продолжать пялиться на цифру девять в рамочке, которая подсвечивается ночами нежным зелёным цветом.

Юристка хмыкает:

– Вообще, я занимаюсь больше недвижимостью. Так-то… Но Павел Семёнович, мой отец, раньше не брезговал поисками частных лиц. Он, конечно, стар, но я уверена, что такое задание его бы взбодрило.

– И он отстал бы от вас? – меня озарила догадка.

Я даже на мгновение забыла, насколько ненормально все происходящее. Юристка рассмеялась. Я заметила на ее лице тонкие морщинки, в которые залез тональный крем. Макияж был безупречным. Все на своих местах: вытянутые черные реснички, отделенные друг от друга дорогой щёточкой туши, жирная красная губная помада, не имеющая шансов расползтись по лицу, благодаря четкой линии карандаша для контура губ. Эх, я крашусь неуклюже и не понимаю назначения многих современных прибамбасов.

Ну так что же – спускаемся дальше? Вот восьмой этаж, седьмой и скоро, слава богам, первый, а здесь тяжёлая железная дверь, я толкаю ее, чтобы уже поскорее увидеть дневной свет, а дверь не поддается. Мгновенно по спине пробегает холодок. Юристка стучит по бетонному полу своими шпильками, подносит чип к двери. Дверь «дзинькает» и ожидаемо открывается. Я совсем забыла про чип! Юристка выходит на свет божий.

– Ну так что, развлечем моего старика? Пусть поищет родителей? Кстати, чьих? Ваших?

Я зашла в сетевой магазин возле нашего дома и накидала в корзину продукты. Стою на кассе и вспоминаю рецепт. В принципе, на кухне я обычно творю без всяких рецептов и правил. У меня это здорово получается. Я что-то добавляю, чего-то у меня нет из классического способа приготовления, и я смело заменяю продукты.

Ещё на кассе я мысленно вижу себя возле плиты. Вот я беру щепотку какой-то приправы и добавляю ее щедрой рукой в кипящее варево. Как-то ведьму мне напоминает это зрелище! Ещё эти мои волосы распущенные и слегка спутанные рыжими жесткими кудрями нависают над огромной кастрюлей.

Так, стоп! У меня нет огромных кастрюль, поэтому мысленный образ, вдруг пронесшийся перед моим внутренним взором, это не про меня, а из какого-то мультика или фильма.

Так что, я оплачиваю свои покупки, отчаянно шуршу пакетом, чтобы он раскрылся, а он, конечно, лоснится и не раскрывается. Кассирша сжалилась надо мной, и опытными быстрыми пальцами раскрывала мой пакет и даже сложила туда покупки. Определенно, эта милая женщина заслуживает моей окрошки, которую я намереваюсь приготовить! Я снова подхожу к своему подъезду и от страха чувствую, что ноги мои не идут. Даже если лифт не починили, ничто меня не заставит вновь оказаться на лестнице.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ХРОНИК ПАДЕНИЯ НАШЕГО ДОМА

Вот так живём-живем, а забываем, что наш дом та ещё Пизанская башня. Знаю одно, лестницу теперь я боюсь, поэтому стою на первом этаже с пакетом из магазина и спокойно жду лифт. Не люблю ездить в кабинке с целым табором соседей. Радуюсь тишине, так как велики шансы подниматься на свой этаж в одиночестве. Только легкий скрип лифтового крепления где-то высоко. А, нет… Слышу до боли знакомый стук ортопедических ботиночек. Неужели?

Я резко оборачиваюсь. Ну, конечно! Мой любимый сосед заходит в подъезд, держа за руку свою сестру-подростка. Девчонка смущённо со мной здоровается, зримо мечтая, чтобы ее братец провалился сквозь землю. Уж такой он неугомонный и странный! Совсем никого не слушается. А я для этой девчонки взрослая злая девица, да ещё живу прямо под ними, а, значит, отлично слышу, как мальчик бегает, прыгает, орет звериным голосом в то время, когда положено спать.

Мы заходим в лифт, причем, мальчик забегает первым и сразу начинает ощупывать зеркало липкими пальчиками. Сущее наказание эти дети! Девчонка качает головой и пытается оттащить братца от зеркала. Кабинка лифта слегка покачивается. Боже как страшно!

Я максимально убедительно смотрю в глаза девчонке. Отмечаю ее угреватую кожу, яркие влажные глаза. Я ей говорю, что тросы лифта имеют определенный запас прочности, и никто никогда не знает, кроме, конечно, ремонтников, тот день, когда этот запас иссякнет.

Я чувствую потребность схватить мальчишку за руку и отхлестать его по щекам. Вот оно знаменитое: насилие порождает насилие. Меня останавливает вдруг воспоминание о том, как больно и жутко, когда тебя бьёт взрослый. Это как разрушение мира. Обратиться не к кому, искать защиты не у кого, любой другой взрослый только поддержит этого бьющего, ещё и добавит. Такая картинка у меня в голове была большую часть моего детства. До 12 лет…

Девчонка застыла, мальчик тоже. Они оба смотрели на меня. А я не сводила глаз с цифры, меняющейся каждые три секунды. Ну, наконец то, цифра девять. Лифт открылся, и я с мокрой от холодного пота спиной, вышла из кабинки. Я даже нашла в себе силы попрощаться с внезапно молчаливыми детьми. Может, они были под впечатлением от упоминания о возможном падении в шахту лифта? Допустим, девочка – да. Но этот трехлетний поросенок – точно нет. Ему по барабану все, что говорят взрослые. Как бы там ни было, надеюсь, больше с ним в лифте не встречаться.

Зашла я домой, и меня охватил вихрь творчества. Я выбрала кастрюльку, разложила продукты в зоне досягаемости, я пела и плясала, резала овощи, кипятила воду, солила, перчила, крутилась в центре кухни словно балерина. Меня не было ни для кого, ни для чего. Время остановилось.

Когда окрошка была готова, я написала смс-ку голодному Артёмке, чтобы он помыл руки и усаживался за стол. Я была уже возле входной двери, когда в нее позвонили. Причем позвонили так нервно, словно не в первый раз. Я распахнула дверь. Передо мной стояла соседка сверху. Высокая крепкая женщина с мудрым выражением лица. Именно так должна выглядеть многодетная мать, коей она и являлась. Ну, а у меня кастрюлька в руках, мне некогда. Женщина взглядом приказала мне остаться и слушать. Вот это талант: не сказать ни слова, просто посмотреть.

– Что вы сказали моим детям? Сын плачет, а дочка молчит, словно немая, только вас упомянула, как вы вместе в лифте ехали.

Я растерялась и чуть не выронила кастрюльку с окрошкой.

– В смысле, что я сказала? Ничего… а, нет, вспомнила! Я сказала, чтобы мальчик перестал трясти кабинку, иначе однажды трос может оборваться. Но это же правда!

– Наверное, вы сказали не только это. Я понимаю, что мы неспокойные соседи, мой сын иногда неуправляем, но это не даёт вам право пугать детей! Разговаривайте со мной, а не с ними!

– А почему вы пришли на разборки ко мне сейчас?

Я разозлилась.

– Может, надо было приходить и извиняться за детей, когда они ночью бегают как табун слонов?

– Вы молчали, не жаловались, поэтому я не думала, что это такая уж большая проблема…

– Думать полезно, – назидательно сказала я.

Женщина переменилась в лице, ее воинственный настрой испарился. Было видно, что она устала, но намерена бороться до конца. Это ее долг, и она должна выяснить, чем же я всё-таки напугала ее детей. Только весь фокус был в том, что я и сама этого не знала.

У меня перед глазами пронесся кадр из какого-то фильма, я даже не помню названия, так как пересмотрела их тысячи. Но женщина уже ушла, чтобы выслушать про этот кадр. Что же я буду кричать ей в спину про то, как героиня фильма вдруг выросла до потолка, ее руки вытянулись, и она нависла над кем-то и прошипела что-то жуткое. Зачем мне кричать это в спину своей соседке? Причем тут героиня какого-то фильма? Я хмыкнула, закрыла дверь и с кастрюлькой под мышкой вышла в коридор, чтобы вызвать лифт. Даже один этаж вниз по лестнице для меня сегодня табу!

Артёмка распахивает дверь сразу, словно стоял под ней все утро в ожидании меня. Но оказалось, что он просто шел мимо из ванной, а тут звонок в дверь, и я. Подросткам везёт даже в таких мелочах, как идти мимо двери, а тут звонок, и никуда не надо вставать, бежать – просто протяни руку. Только будучи подростками, мы не понимаем всю степень помощи самой жизни нам. Мы это понимаем уже взрослыми, когда для того, чтобы что-то получить, нужно хорошенько постараться.

Я со своей кастрюлькой зашла на кухню, расчистила стол от кучи использованной посуды и налила Артёмке окрошки. Тут же на столе появилась подставка для телефона и собственно, сам телефон. Артём лихо управлялся с едой и с гаджетом одновременно. Со мной он не общался. Не до меня, когда такая игра пошла. Поэтому я стала мыть посуду. Артём закончил с едой и потащился в комнату.

– А где спасибо?

– О, спасибо, тёть Маш! Очень вкусно!

– Сам ты тётя!