– Значит, там и лежит, где положил. Не на лавочке у крыльца? А то занесет.
– Зима! – повторил Батя и пододвинул пустой стакан к Марье Моревне.
Дверь распахнулась, и в горницу влетели Василиса с Иваном: щеки красные с мороза, глаза веселые.
– Эх, ну и мороз, – воскликнула Василиса, сбрасывая шубку на руки подавальщицы.
Та повернулась и тихо покатилась за дверь, но промахнулась и ударилась в стену, так как Иван накинул на нее сверху и свой тулуп, закрыв объективы.
– Валенки, валенки у печки снимите! – закричала Марья Моревна. – Воды по всему дому наносите!
– А мы твою трубку нашли, – сказала Василиса, подсаживаясь к старичку Прохору.
– Где? – спросил Прохор.
– Да у сеновала, почти у порога. Я дымок приметил, – ответил Иван. – Смотри, и сейчас еще теплится.
– Тс-с, – прошипел Прохор, прикладывая палец к губам и косясь на Марью Моревну.
– Понял, – заговорщицки подмигнул Иван, наклонился к уху Прохора и прошептал:
– А то, неровен час, запалили бы сено.
– Что-то вы припозднились. Весело на горке-то? – спросила Марья Моревна.
– Да уж как весело, все там! Гуляют! – ответила Василиса.
– Только вот мы петуха нашего не слышали, не простыл бы. Морозец крепкий, – сказал Иван.
– Морозу как не быть. Зима! – произнес Батя, хлебнул из стакана.
Марья Моревна тут же захлопотала вокруг него – пододвинула блюдо с пряниками и ватрушками.
Дверь снова распахнулась, и вошел Джон. Он огляделся по сторонам, и спросил:
– Не опоздал? А то я все жду, жду, когда петух ваш к ужину прокричит, а он молчит и молчит. Не простыл бы. Пришлось на свои смотреть.
Он посмотрел на запястье, на котором сиял золотом браслет новомодного хронометра.
– Чудная машинка, тикает, – сказал старичок Прохор, прислушиваясь. – Прямо как сверчок.
– Всю премию ухлопал, из самой столицы заказал, – начал рассказывать Джон. – А все равно петушок привычнее. И душевнее как-то.
– Я тоже не слышала, – забеспокоилась Марья Моревна. – Вань, сходи на двор, проверь петуха.
Иван ловко вскочил в пританцовывающие у печки валенки и исчез за дверью.
Джон подошел к старичку Прохору и сел возле него.
– Я заметил, ты на сеновал с трубкой ходил. Не опасаешься? От искры, говорят, пламя возгорается.
– Я же говорила – рядом с сеном не курить! – воскликнула Марья Моревна. – Спалишь сено, чем кормить скотину будем?
– Тс-с, – запоздало прошипел старичок Прохор, еще ниже опуская плечи.
– Да ладно, ничего ведь не случилось, – сказал Джон.
Василиса его поддержала:
– Прохор внимательно курит. И он больше не будет.
Потом хлопнула в ладоши:
– А ужинать скоро будем? Проголодалась на горке.
– Что это вы все на сеновал зачастили? – Марья Моревна подозрительно посмотрела на Василису, потом перевела взгляд на Джона. – Подозрительно это!
В горницу вернулся Иван, держа за лапы петуха. Петух безжизненно висел в его руках, болтая головой с красным гребнем и желтым раскрытым клювом.
– Замерз, бедолага, – сказал Иван, садясь на лавку. – А в сенях душно. Я дверь на улицу приоткрыл, проветрим немного. А то щука жаловаться будет, всю ночь не уснем.
Потом подмигнул старичку Прохору и Джону:
– На сеновале все в порядке.
Старичок Прохор и Джон потеснились. Иван положил петуха к себе на колени, осмотрел его внимательно. Потом достал из заднего кармана штанов перочинный ножик, открыл какое-то лезвие и ткнул в петуха. Петух даже не дернулся.
– С ним не так надо. Дай я попробую, – Джон протянул руку, и петух перекочевал на колени к нему.
– У меня в прошлом году был такой. «Танец маленьких лебедей» выдавал вместо кукареканья. А потом наглотался на дворе червей, так танец превратился в похоронный марш.
С минуту Джон пытался что-то нащупать на шее у петуха, потом чем-то щелкнул, и голова вместе с изрядной частью шеи отскочила в сторону так быстро, что Иван еле успел поймать ее на лету. Несколько белых перышек выпали и плавно опустились на пол. К ним тут же ринулся подметальщик.
Старичок Прохор встал и засеменил к столу, поближе к Марье Моревне и Василисе.
– Не люблю я петухов этих. От них одни неожиданности. Вон как голова сиганула. Могла ведь в глаз клювом ткнуть.
Джон заглянул внутрь обезглавленного тела.
– Тут шило нужно. И маслице.
– Понятно тебе, – Иван пнул подметальщика.
Подметальщик застрекотал и побежал, снова еле увернувшись от левого валенка старичка Прохора, в кладовку. Через минуту он вернулся, радостно сияя синей лампочкой и гордо неся в одной лапке шило, а в другой масленку.
– А зачем ты его на двор выпускал? – поинтересовался Иван, передавая Джону шило и масло.
– Так он не спрашивал, сам выбегал. Жутко эти петухи бегать любят. Отпоет, и скок с подоконника на землю – и давай шнырять между кур. Огородники его не любили, пытались прогнать, да он своим клювом одного в пыль раскрошил, все микросхемы вывалились.
