– Там, там, – также шепотом ответил Прохор. – Там делаются, а тут переделываются.
Батя вздохнул, сжал кулаки. Марья Моревна, сидящая по-прежнему рядом, обвела настойчивым взглядом по лицам.
– Коровам оно, может и хорошо. А где мне амбары новые строить? А молотилку вторую кто подаст? – угрожающе произнес Батя.
– Медведи шалить начнут. Надо бы патронов прикупить, – задумчиво сказал Иван.
– Погреб затопит. И так худой. А как без погреба? – Марья Моревна склонила голову на плечо Бати.
– Колено, ох! – разболится, – старичок Прохор начал интенсивно растирать больное колено.
– А в отпуск когда же, Ванечка! Ведь собирались! Африку повидать мечтали, – взяла Ивана за руку Василиса.
– А скажи ты нам, будь добр, как у вас в Африке без погребов живут? – встрепенувшись, спросила Марья Моревна Джона.
Старичок Прохор толкнул локтем Джона в бок и предрек:
– И про санки-то забудешь.
– Да нормально живут, – ответил ошеломленный таким мрачным прогнозом Джон и вскочил.
– Что у вас тут происходит. Когда я входил, Трофим Трофимыч про “Времена года” спрашивал. Кто написал. А про санки я не забуду. Очень я эту забаву люблю!
Батя выпрямился на стуле, насмешливо посмотрел из-под густых бровей на Джона. Старичок Прохор тут же понял, какой ветерок подул, и тоже насупился.
– И кто написал? – спросил Батя.
– Наши, – Петр Ильич Чайковский, – ответила за Джона Василиса.
Потом посмотрела на стену, где с незапамятных времен висела картина маслом, изображающая виноградники на склонах Везувия, и добавила:
– А их – сеньор Антонио Лусио Вивальди.
– А ЭТИ? – спросил, ткнув пальцем в сторону бумаг в руках Джона, Батя.
– Эти, – Джон растерянно зашелестел листиками, – эти… – он нашел нужное имя, – министр Занзибаров.
– Так! – сказал Батя. – А выше что написано?
Старичок Прохор выдернул листки из рук Джона, кряхтя взобрался, на лавку.
– Читаю, – сказал он и начал нараспев:
– Циркуляр номер… так-так… Начало пропускаем, вот главное: "установить в квадрате, ограниченном 50-ой и 70-ой параллелями северной широты, 25-ым и 45-ым меридианами восточной долготы среднюю зимнюю температуру, равную температуре всхожести овса плюс 5 градусов Цельсия." А называется циркуляр "О временах года". Вот!
– Новость, так новость, – согласился Джон, глянул на картину с Везувием и добавил:
– Виноград посадите?
– Не дождутся! – ответил Батя.
– Наше все – из яблок и с медом, – многозначительно вставил старичок Прохор.
– А на ящике, – внес ясность Иван, – написано: “Даешь два урожая в год!”. В ящике – термоустановка.
Старичок Прохор засуетился и поминутно кивая головой на телевизор стал выдавать неслыханное:
– Особый луч устремляется вверх, достигает озонового слоя, отражается от него и плавно опускается по заданной параболической траектории, обеспечив в зоне покрытия среднюю температуру заданного диапазона.
– Как-то так, – вздохнула Василиса, по молодости и неразумению тоже иногда слушавшая новости.
Джон, наконец, уразумел широту проблемы. Он перевел глаза на другую стену, где тоже висела картина маслом, но изображающая солнечный февральский денек и детей на горке. Он встал и патетически провозгласил, почти как мавр в известной пьесе, текст, правда, использовал свой собственный:
– Я сюда не за этим ехал!
Потом повернулся к Бате:
– Что делать будем, Трофим Трофимыч? Письмо писать?
Зазвонил телефон. Василиса поднялась, сходила в прихожую, принесла трубку, протянула Ивану:
– Тебя. С космодрома.
Иван встал и отошел к окну, повернулся ко всем спиной.
А Джон пересел с лавки к столу:
– Трофим Трофимыч! Давайте прямо сейчас писать. На обороте – для наглядности.
– Ясность в этом деле должна быть полная, – согласился Батя.
– Я карандаш принесу, – промолвила Василиса и снова пошла к полке.
– И про погреб не забудь, – напомнила о своем Марья Моревна.
– А для наглядности большими буквами, – посоветовал Прохор.
– Ох! Вот незадача. Карандаш-то поломан, – воскликнула Василиса.
– Плохо, – проговорил сумрачно Батя, – кто за карандаши в доме отвечает?
Василиса поджала губки и щелкнула пальцами. Снова из-под лавки выскочил подметальщик, он же точильщик карандашей.
– Ой, как плохо! Опоздаем! Почта закроется! воскликнула Марья Моревна.
Иван закончил говорить по телефону, повернулся с сияющим лицом:
– А никуда торопиться и не надо. Отбой тревоги.
