Добре було б, якби ти побачився з Кожанчиковим та розпитав би його про ту прокляту цензуру. Як побачиш Костомарова, то поцiлуй його за мене, Каменецького тож, а Александру Ивановну аж тричi. Оставайся здоров, нехай тобi Бог помагае на все добре.
Т. Шевченко.
Чи граф Ф[едор] П[етрович] в Академii, чи нi?
338. Т. Г. Шевченка до В. Г. Шевченка
13 липня 1859. Межирiч
Я не дождався Парчевського; то й не зробив нiчого, тiлько купив гербового паперу; а на паперi тiм пишiть вже ви, що знаете i що вам Бог на розум пошле. Оставайтеся здоровi; нехай вам Бог допомагае на все добре. Щирий брат ваш Т. Шевченко
Іюль 13, 1859.
339. Т. Г. Шевченка до М. В. i М. О. Максимовичiв
22 липня 1859. Мошни
Мошны,
22 июля
1859.
Мои единые други! Я опинився аж у Мошнах, а чого я тут опинився, про те скажу вам, як побачимось, а на сей раз вручителю сего вручите мои вещи i грошi, i сорочку, як пошита, i бриль. Може, я ще заiду до вас, як вертатимусь у Петербург, а може й нi, я ще й сам добре не знаю. Оставайтеся здоровi! Нехай вам Бог помагае на все добре. На той рiк, може, буду вашим сусiдом, а поки що не забувайте щирого вашого
Т. Шевченка.
А саквояж ваш я таки трохи попом’яв. Вибачайте!
На зворотi:
В Прохоровке
Ее превосходительству
Марье Васильевне
Максимович.
Или Михайлу Александровичу
Максимовичу.
340. М. О. та М. В. Максимовичi до Т. Г. Шевченка
23 липня 1859. Михайлова Гора
Коханий земляче! Кланяемось Вам сердечне з Михайловоi Гори i дуже тужимо знову об Вашому приключаю; бо нам перед Ільею сказали нарочнii з Пекарiв, що Вас уже випустили з Мошен i що Ви з Пекарiв поiхали в Межирiч до пана Парчевського, а вчора сказали ще, що Ви вже аж у Переяслава; аж бачу, все брехня, i Ви в Мошнах… З посланим, по письму Вашому, посилаю Вам чемодан i погребець Ваш, i в сiм пакетi 50 рублей Ваших, а прочii привезу сам в Мошни, куди i без того хотiв я iхать iз Вами вмiстi. До збачення! Зостаемось Вашi щирii приятелi
Михайло Максимович,
Марья Максимович.
23 июля 1859 г.
На четвертiй сторiнцi:
Тарасу Григорьевичу Шевченку.
341. Т. Г. Шевченка до М. В. i М. О. Максимовичiв
26 липня 1859. Мошни
Други мои единые!
По требованию начальства я завтра буду в Киевi. Добре б ви зробили, якби й ви рушили в Киев. Помолилися б Богу i за одним заходом зо мною б побачилися, бо на Михайловiй горi, не знаю, чи швидко нам доведеться бачитися. А тим часом нехай вам добре сниться.
Не забувайте Т. Шевченка.
1859.
26 июля.
Мошны.
На зворотi:
Ее превосходительству
Марии Васильевне
Максимович.
В Прохоровке.
342. Д. Ю. Кожанчикова до Т. Г. Шевченка
31 липня 1859. С.-Петербург
Милый и многоуважаемый Тарас Григорьевич!
Что это такое значит? Лазаревский меня поразил как громом, или, как нынче говорят у нас, миром 12 июля. Я Вам уже с месяц назад писал одно письмо с прописанием всех обстоятельств; теперь решаюсь послать другое, тем же самым путем – на авось; другого не знаю. Вот судьба Ваших стихотворений: Вы знаете рапорт Палаузова и что министра нет в городе. Это бы ничего, и дело бы давно кончено, да проклятое чиновничество с своими крючками везде пакостит. Вам известно, что Ваши стихотворения Главное правление цензуры поручило рассмотреть их Цензурному комитету. Комитет, как коллективное существо, поручил это исполнить Палаузову, и тот написал известный Вам рапорт. Рапорт и отмеченные места читал Цензурный комитет и во всем одобрил мнение Палаузова. Кажись, чего бы лучше? Так нет, в Главное правление цензуры Комитет донес так: вот, дескать, мнение Палаузова о стихах Шевченко и более ни слова. Дело это попало к Арсеньеву, который мне объявил: «Спрашивали мы не мнения Палаузова, а Комитета, и если я рапорт доложу Муханову, то он наверное обратит его в Цензурный комитет, и дело будет испорчено; а лучше надо подождать Ковалевского». Будь этот рапорт одобрен Комитетом, мы бы разрешили, не говоря ни слова. Поэтому-то и я даже просил приостановить дело до министра.
Ну теперь, Тарас Григорьевич, как поживаете Вы-то? Что Ваша супруга? А нары в Вашей мастерской? Мы и теперь часто вспоминаем о Вас и Вашей женитьбе. С Николаем Ивановичем я видаюсь решительно каждый день. Что за прелесть этот Николай Иванович! Чем более узнаешь его, тем более любишь. Время проводим недурно; намедни я, Николай Иванович и Котляревский ездили в Псков. Кричим, спорим, как в двадцать лет. Новостей у нас хороших немного; в будущем все становится мрачнее и мрачнее, так что иногда мороз по коже подирает. Погода отвратительная, уже целый месяц дожди и холод. Поволжье готовится к голоду; везде страшные пожары и далеко не случайные. Ну, да о новостях, надеюсь, скоро услышите сами, полагая, что Вы будете скоро между нами. А пока Вам сообщу самую грустную новость: Полонский без места и без денег с страшным ревматизмом в ногах валяется на мельнице Штакеншнейдера за Гатчиною. А его не распустившийся еще цветочек плачет втихомолку, поглядывая на сына да калеку мужа. Много бы хотелось предъявить обвинений на человечество; да самому, как подумаешь, становится страшно. Скажу одно: Полонский буквально ползает по полу на четвереньках, а человек, ей-богу ведь, хороший, или, как Вы говорите, гарный. О Марье Александровне ни слуху ни духу; обещалась высылать статьи и ничего не высылает; тоже, должно быть, хорошо! Кому же в ум пойдет на желудок петь голодный. Тургенев обещался к июлю прислать ее «Институтку» по-русски, и также нет слуха. Приезжайте поскорее, право, уж очень хочется обласкать Вас, а пока целую крепко, крепко, по-братски искренно любящий Вас
Д. Кожанчиков.
31 июля
