где уже места для нас не осталось?
Где эта девочка в женщине этой
В чёрном реглане, скрывающем старость?
Где ты? Ведь ты мне попортила крови,
кроме притворства не вижу я цели.
Где притаилась ты в строгой матроне,
чтобы меня удержать на прицеле?
Где ты? Ответь, прояви ко мне милость…
Но уплывает виденье, как жерех,
как отраженье чего не случилось,
в этом пустом тонкостенном фужере.
* * *
Я всё как должное приму:
тебе – цветы, репейник – мне.
Мне будет легче одному,
с бедой своей наедине.
Я буду жить, себя гнобя,
всему на свете поперёк.
Мне будет легче без тебя —
ведь ты не выскажешь упрёк.
Я не нарушу твой покой,
я не желаю вовсе зла,
ведь помню я тебя такой,
какой ты сроду не была.
* * *
Там, где кафе за продрогшим бульваром,
ветер встречает реликтовым сором.
Всё относительно. Я забываю
наши с тобою случайные ссоры.
Наши обиды, что чёрною тенью
пересекают ленивое лето.
Я забываю твоё раздраженье,
я не хочу даже думать про это.
Память свою расщеплю, как лучину:
счастье оставлю, сожгу только горе.
Надо ли помнить, что нас разлучило,
если гораздо важнее другое?
Если, прости, представляется чётко
мне постоянно, не с бухты-барахты,
девушка в джинсах, с короткою чёлкой,
где ты, в каких параллельных мирах ты?
Где ты? Откликнись! Мигни мне зарницей,
дальней кометой и вспышкой сверхновой.
Не довелось нам с тобою проститься —
это ль не повод, чтоб встретиться снова?!
* * *
Я ехал с пересадкой, и случай был такой:
соседка по вагону, согнутая клюкой,
мне говорила: «Знаешь, навряд ли есть шкала
определять красавиц – я первою была.
