Не уеду ни в Москву,
ни в какие Сочи!
Пусть, как жухлую листву,
дождь меня намочит.
Пусть пройдут и день, и сто,
в том себя утешь ты,
что проклюнется росток
зёрнышка надежды.
* * *
Не гляди в дверной проём, за которым,
задевая крыльями потолок,
проносится огненным метеором
рядом с лампочкой мотылёк.
Знаешь, милая, я ведь тоже,
как и он, счёт теряя годам и дням,
ничего как следует не итожа,
всё кружу по селам и городам.
Знаешь, во мне это неистребимо:
не выношу ни заборов, ни стен.
Оттого и теряю друзей и любимых,
не получив ничего взамен.
Ты уж прости, если чем-то обидел —
так много было ненужных дел,
за то, что главного не увидел —
наверное, не туда глядел.
За то, что прошу у тебя прощения,
за то, что верю в тебя пока…
Кружусь – бесконечно мое кружение,
кружение мотылька.
* * *
На откосе сладко пахла мята…
Разве мы с тобою виноваты,
если всё на свете голубое,
если вышло всё само собою?
Это было утром в воскресенье.
Мир охвачен странным был весельем,
до краев медовым полон летом.
Что полнее может быть, чем это?
Вот и вечер… А тебе всё мало —
бабочек в окошко зазывала,
и они шуршали, словно пламя,
вздрагивая тёплыми крылами.
Помнишь? Время с глаз снимает шоры.
Но опять я слышу этот шорох,
только знаю, что уже не в силе
эхо слов, что мы произносили.
* * *
Лес, как старик, костляв и лыс,
ни мух, ни комаров.
Ещё дрожит последний лист,
