как гость иных миров.
Трубит зима в хрустальный рог,
холодный воздух сыр…
Он так промок и так продрог,
что больше нету сил.
И нет надежды никакой
на лучшее уже.
В сырой земле – сплошной покой
страдальческой душе.
А здесь – и ветер, и пурга,
и в бодрости нужда.
Зачем, кому и на фига
такая жизнь нужна?
Но я, как этот лист, терпя
земную боль и дрожь,
одно лишь знаю: от тебя
меня не оторвёшь.
* * *
Ветер уснул в рыхлой листве,
лес удивлённо-тих:
необъяснимый струится свет
из глаз твоих колдовских.
Милая, руки твои легки,
робки, как листопад.
Звёзды, как белые мотыльки,
над головой летят.
Тонет луны голубой овал
В копнах сухих омел,
чтоб многоустый ночной хорал
песню любви нам пел.
* * *
Я жил предчувствием разлук,
всё знал я наперёд.
Прощальный в небе сделав круг,
растаял самолёт.
А я стоял, а я смотрел,
лёд каблуком дробя,
и зашагал, как на расстрел,
туда, где нет тебя,
где больше мне покоя нет
в объятьях тишины,
где только память, только след,
лишь боль моей вины.
** *
Давно ль одуванчики пухом сорили?
Теперь же всё серо. Дождь форточку лижет.
Твой город, продутый ветрами сырыми,
всё ближе и ближе,
всё ближе и ближе.
Вокзал, дебаркадер, сараи, бараки…
