ИНГА. Ну… На любителя. Если честно сказать.
ИРИНА. Это ты от зависти – что сама одни кожа да кости.
ИНГА. Злая ты, Ирка…
ИРИНА. Ничего я не злая. Говорю, как есть.
ИНГА. Как есть и говорят со зла. Добрые щадят самолюбие других.
ИРИНА. А мне так наплевать на ваше самолюбие!
ИНГА. Вот бог за это тебя и наказал – он выбрал Ларьку в счастливчики.
ИРИНА. Большое счастье – спать со стариком!
ИНГА. Тогда чего ж ты так рвалась?
ИРИНА. Я спать, что ли, рвалась с ним? Ну да, разок-другой пришлось бы, чтоб только забеременеть и к себе привязать – чтобы его хоромы и всё прочее нам с ребёнком досталось, когда он загнётся. А загнётся он скоро – видела же его.
ИНГА. Видала: ещё какой живенький! Такой сто лет протянет. Или ты надеялась ему в этом помешать?
ИРИНА. Дура, что ли?! Я что, на убийцу похожа?
ИНГА. Да нет… Но может такую мысль вынашивала, кто тебя знает… А так-то Сидор Изотович крепкий вполне. И походка, и голос у него молодые. Чего б ему раньше времени загибаться?
Слышится стук в дверь.
ИНГА. Вэлкам!
В приоткрытую дверь просовывается голова Матвея.
МАТВЕЙ. Можно?
ИРИНА. Если осторожно.
МАТВЕЙ. Девчонки, Ларя так и не нашлась? Может слышали что? Я весь город обшарил.
ИРИНА. Да уж слышали…
МАТВЕЙ (врывается, широко распахнув дверь). Ну? И где она?
ИНГА. Где-где… На работе!
МАТВЕЙ. На какой ещё работе?
ИНГА. На которую устроилась.
МАТВЕЙ. Это домработницей к тому старикану?
ИНГА. Ну да.
МАТВЕЙ. Так там час-другой всего в неделю работа, как вы говорили.
ИРИНА (ехидно). А её перевели на круглосуточный график.
МАТВЕЙ. Как это?
ИРИНА. А вот так.
МАТВЕЙ. Ничего не понимаю!
ИРИНА. Час в неделю она убирается, а в остальное время дедульку ублажает.
МАТВЕЙ. Что-о-о?!
ИРИНА. Да не ори ты так – всё общежитие сбежится.
МАТВЕЙ (понизив голос до громкого шёпота). Она что, с ним живёт?
ИНГА. Именно. А ты думал она будет вечно из-за тебя слёзы лить? Проплакала тогда всю ночь, когда ты ей гадостей наговорил, да ещё и убежал по-скотски, а утром пошла и отдалась с горя божьему одуванчику. И правильно сделала! От тебя толку нет – даже комнату для спокойного секса снять не в состоянии, а там простор. Да и перспектива.
МАТВЕЙ. Какая ещё перспектива?
ИРИНА. Совсем дурак? В загс старикана сводит, а потом и дитёнка с ним сделает – и вот вам полноценная наследница писателя земли русской. Его, кстати, кто-нибудь читал?
Инга отрицательно качает головой. А Матвей этого даже не слышит: у него свои мысли.
МАТВЕЙ. Да он же вряд ли способен.
ИРИНА. Ты о чём?
МАТВЕЙ. Ну, ребёнка заделать – сама же сказала.
ИРИНА (криво усмехаясь). Посмотрим. Время – лучший телевизор: оно точно всё покажет, без пропусков и цензуры.
Матвей, совсем убитый, садится на кровать Илларии, обхватив голову.
МАТВЕЙ. Надо что-то делать!
ИНГА. Так делай. Тебе и карты в руки.
МАТВЕЙ. Я с ним поговорю.
ИРИНА. Что, мол, так, дедушка, нельзя – Ларьку комкать и брюхатить, я сам её, дескать, люблю и обожаю, и всё такое?
МАТВЕЙ. Да, именно. Я же правда её люблю.
ИНГА (с выражением). А она теперь любит пенсика.
