АЛЁНА. Сидор – замечательный человек. (Оглядывается, не слышит ли Доброрадов, и не находит его в комнате) Но ведь у вас же нет будущего. Сколько он ещё проживёт?
ИЛЛАРИЯ. Он говорит, не меньше тридцати.
АЛЁНА. Какой самонадеянный! Он, конечно, человек здоровый…
ИЛЛАРИЯ (оживлённо). Прикинь, у него даже медкарточки в поликлинике нет и страхового полиса – они ему не нужны. А тут я ещё рядом – какой омолаживающий эффект!
АЛЁНА. Ты заблуждаешься, девочка. Молодой женщине нужен молодой мужчина. Девушка старика не омолодит – это он её состарит. Так уж физиология наша работает.
ИЛЛАРИЯ. Мне всё равно.
АЛЁНА. Это сейчас. Сейчас у тебя, это видно же, эйфория, когда море по колено. А пройдёт время, и весь негатив вашего мезальянса скажется во всей его неприглядности.
ИЛЛАРИЯ. Не каркай, бабушка!
АЛЁНА. Да тут хоть каркай, хоть выпью реви или филином ухай… (Она долго молчит) Ты одурманена счастьем, и потому не стану тебя переубеждать. Верно говорит Сидор, каждый должен прожить жизнь по своему собственному плану или по собственной дурости – иначе в старости проклянёт тех, кто ему этого не давал. Что ж, живи, как считаешь правильным – и бог тебе судья. Я не хочу, чтобы ты меня проклинала.
ИЛЛАРИЯ (порывисто обнимает и целует Алёну). Бабуля! А родителей убедишь? Меня они, я боюсь, не послушают.
АЛЁНА. Постараюсь. Во всяком случае, попробую. Они же тебе тоже не враги. Но пока лучше им на глаза не показывайтесь. Пусть уляжется гроза.
ИЛЛАРИЯ. Гроза? Какая гроза?
АЛЁНА. А ты думаешь, она дома не грянет?
Тут появляется Доброрадов. Он в изящном костюме и стильных рубашке с галстуком.
ДОБРОРАДОВ. Ну что же, я готов!
ИЛЛАРИЯ. А мы уже к родителям не едем.
ДОБРОРАДОВ. А я к ним и не собирался. (Мимически передразнивает Алёну, выражающую недоумение). Мы едем в ресторан! Мне только что позвонили из «Эксмо» – мою книгу запускают в производство наконец и в России. Это надо отметить, и я приглашаю вас, мои милые дамы.
ИЛЛАРИЯ (взвизгивает от радости и бросается на шею Доброрадову). Мне нужно всего минут двадцать переодеться.
Она убегает.
АЛЁНА. А мне не во что… Может, вы поедете без меня?
ДОБРОРАДОВ. Старуха, ты по миру ходи, а хреновину-то не городи! Ты прекрасно одета, вон и колье какое изящное на тебе опять нынче. Ты ко мне ещё ни разу ненарядной не приходила.
Алёна удовлетворённо хмыкает – мол, а то. Поднимается с кресла и подходит к нему вплотную. Он нежно гладит её по волосам, и лицо его отражает приятные воспоминания.
АЛЁНА (неожиданно смахнув с лица блаженную улыбку). Отравлю.
ДОБРОРАДОВ (отдёргивает руку). Что? Прости, я не понял – что?
АЛЁНА. Говорю, отравлю, если обидишь мою девочку хоть разочек. Знай, что только от неё теперь зависит, сколько ты ещё проживёшь.
Она выразительно показывает ему свой крохотный кулачок.
ДОБРОРАДОВ. Условие принимается. Пойдём-ка на воздух, пока Ларенька собирается: что-то здесь слишком душно.
Они уходят.
Картина 3-я.
Комната в общежитии, где жила Иллария. На своей несвежей постели, укрытой замызганным покрывалом, валяется в затрапезном халате Ирина. В ушах у неё наушники. Она раскачивается и жестикулирует в такт музыке.
Входит Инга.
ИНГА. Ирка, слыхала новость?
Ирина, поглощённая музыкой, не слышит её. Инга решительно подходит к ней и рывком выдёргивает из её ушей наушники. Ирина вскакивает с возмущением.
ИРИНА. С дуба рухнула, мать?! Или ПМС прижал?
ИНГА. Сейчас сама рухнешь! Говорю, слыхала новость?
ИРИНА (без интереса, пытаясь водворить наушники на место). Какую ещё?
ИНГА. Ларька никуда не пропадала. Она просто того старика захомутала.
ИРИНА (уже сама порывисто сдергивает с себя почти вставленные наушники). Да ладно!
ИНГА. Инфа точная.
ИРИНА. От кого?
ИНГА. Да бабку её встретила. Нашлась, спрашиваю, ваша Ларька. Нашлась, говорит. Ну, и рассказала мне, как лихо Иллария наша дедульку Сидора обработала.
ИРИНА. И как же она его обработала?
ИНГА. Как именно, бабка не сказала, но догадаться нетрудно.
ИРИНА. Да… Вот сучка!
ИНГА. Чего это ты? А по мне так молодец Ларька, не растерялась. Я бы на её месте точно так же поступила – один в один. А ты разве нет?
ИРИНА. Это я должна была быть на её месте.
ИНГА. С чего это вдруг?
ИРИНА. По-справедливости.
ИНГА. А в чём она, справедливость?
ИРИНА. Да я красивей её в тысячу раз!
