Камер в комнате дочери не было, равно, как и в любой другой спальне или уборных поместья. Владелец дома мало того, что не видел практической пользы от рассекречивания конфиденциальной информации, но и посчитал бы подобное личным оскорблением на месте тех, чье личное пространство оказалось бы нарушенным видеосъемкой. Хотя пару лет назад Луи предлагал организовать наблюдение только за Алексой в силу понятных причин, однако и тут Оливер настоял на своем. Она была таким же живым человеком, как и они все, несмотря на особенности.
Шеф поблагодарил вояку за бдительность и отправился восвояси.
В кухне его ждала тарелка кукурузного супа, предусмотрительно оставленная на столе миссис Льюис. Наспех выхлебав прохладный питательный раствор, он, уставший от продолжительного дня, отправился отдыхать.
Только в спальне мужчина осознал, что день был воистину изматывающим. Если бы Мелани была дома, она обязательно заставила бы Оливера сходить в душ и расстелить постель, а так у него была уникальная возможность поиграть в бездомного. Он прикрыл пледом свое уставшее тело и отключился, едва голова коснулась подушки.
А наутро даже не сообразил, спал ли вообще. Отдыха такой сон не принес вовсе, отчего выбираться из постели не захотелось совсем, однако горн звал его в офис. Именно там его ждали великие дела, как он думал, пока не встретился на завтраке с дочерью.
Спустя время, после утреннего разговора с Алексой, сидя на сидении резкого и жесткого «Ленд Крузера» Мелани, он начал понимать, что основное поле его деятельности, вероятно, находится совсем не там, куда он спешил сейчас. Ведь состояние, в котором осталась на кухне дочь, нормальным назвать было сложно.
– Точно нормально? – Переспросил он перед выходом у Алексы в третий раз, и та в третий раз отрешенно кивнула.
В машине Оливеру стало тошно от себя, но не только оттого, что он оставил девушку одну в разобранных чувствах. Он заметил растерянность дочери на сообщение об отпуске шофера и попытался обесценить очень важного для него сейчас человека, снизив значимость его фигуры в жизни семьи. Конечно, Джозеф не был похож на Дениэла, с которым глава корпорации мог обсудить что угодно, но и плохим его не назовешь. Молчаливый, немного грустный и отрешенный от жизни, Джозеф улыбался людям очень добродушно, а вот болтать не любил, однако это не спасло его от настырного шефа, который все-таки вытряс из него историю жизни.
Джозеф работал автомехаником с восемнадцати лет и очень любил все, что умеет рычать и ездить. Мужчина мечтал открыть свой автослесарный гараж эконом-класса и для этого даже получил техническое образование, пока работал в чужом таком же заведении, чтобы обеспечивать семью. Однако жизнь жестко расправилась с его планами и амбициями, забрав в иной мир любимую жену. Та разбилась в автобусной аварии двадцать лет назад, поставив его жизнь на паузу. Детьми пара обзавестись не успела, поэтому вдовец остался коротать свой век совсем один.
Едва справившись с горем, мистер Бутман взял себе за правило никогда теперь не просить от жизни лишнее, дабы не пришлось платить цену бо?льшую, чем он мог отдать. Своей апатией к жизни и отсутствием мотивации он напомнил шефу Джонатана Портера, отца Мелани, правда, тот был при живой жене. Ну, и объяснил Оливеру, чем именно очаровалась в нем придирчивая супруга. Случайности воистину не случайны.
Конечно, если опустить заниженную оценку Джозефа сегодня утром, в целом он был рад встрече с дочерью, которой не видел с той самой ссоры в «башне» накануне отлета Мелани в Париж. Однако теперь он корил себя за беспечность в отношении нее, потому что Алекса не снимала трубку мобильного, так вовремя купленного ей матерью. Звонок Кроненбергу дал ему информацию о том, что девушка вернулась в свою комнату и пока больше не выходила, но это мало успокоило Оливера.
– Следи за ней и сообщай обо всех перемещениях, – настоятельно попросил шеф и повесил трубку, как будто Луи не этим занимался все дни напролет.
Если бы кто-то сказал ему, насколько проблемной окажется ювелирная выставка Мелани и как сильно она отразится на всем укладе поместья, он бы настоял на Благотворительном Бале, там хотя бы дорожка проторена. А теперь Алекса, разбитая ссорой с мамой, ограниченная от собственных желаний на день рождения и временно расставшаяся с другом, переживает кризис. К тому же, ей еще в этом состоянии предстояло писать дипломный юридический трактат!
Через пару часов, когда Оливер уже вовсю планировал в офисе встречи по возвращению Дениэла, дочь все же перезвонила отцу и довольно вялым дрожащим голосом сообщила, что у нее все в порядке, просто она спала. Давить на нее не хотелось, но и игнорировать свою тревожность он не смог, ненадолго провалившись в угрюмую тоску.
– Все плохо, да? – Уточнила у него личная помощница, завидев изменение настроения начальника.
– Просто ужасно, – вздохнул он, печально улыбнувшись. – Дочка проходит переходный возраст.
– Сочувствую, – произнесла лиса. – «Шор Индастрис» двадцать пятого в одиннадцать, верно?
– Да, пожалуй, – рассеянно потер небритый подбородок глава корпорации, оценив настольный календарь, и откинулся на спинку бурого кожаного кресла.
Кроме того, предстояло еще решить вопрос с шестым этажом. Система безопасности разбиралась с тем, почему компьютер Лиз ломался уже третий раз за неделю, ведь АйТи отдел открестился от ответственности, объявив, что проблема механическая. Конечно же, технику девушке починили, но вот причины остались втайне.
– Нашли того, кто тебе компьютер ломает? – Спросил Оливер у девушки.
– А нужно искать? – Удивилась она. – Мне кажется, тут и гадать нечего. Джимми после драки сам не свой, огрызается, рычит на подчиненных… Чего мы ждем, мистер Траст? Он реально опасен!
– Хороший вопрос, Лиз, – задумался Оливер, взвешивая все странности и полтергейсты, произошедшие с января в их офисе. – Очень хороший вопрос.
07
На следующий день рано утром Дениэл поехал к отцу. Дождь утих, позволив сыну спокойно почтить память усопшего. Лишь серые тучи, разбухшие от воды, ползли ленивыми слизняками по небу.
Последний раз он видел родителя в начале августа девяносто четвертого перед началом рабочей недели, когда тот собирался идти в смену со своей пожарной командой. В выходные до рокового понедельника мальчик как раз отметил восьмилетие, и судьба, чтобы не откладывать дело в долгий ящик, поспешила поскорее преподнести свой чудовищный подарок. Беспечно слонявшийся все летние каникулы Дениэл провел тот день у Фишеров – они с Марком собирались ночевать в палатке под яблоней, и никто их не остановил в намерениях, а на следующее утро он вернулся домой наполовину сиротой.
Как ни напрягал он память, так и не смог вспомнить, кто и когда сообщил ему ужасную весть. Кроме того, Дениэл не помнил мать в то время, словно ее и не было рядом. Он не помнил, как выглядел отец. Память затерла все, оставив в сердце мальчишки лишь горячий вулкан боли.
Обширное кладбище раскинулось к северу от Миррормонта по дороге к Айсакве. Когда он был здесь в последний раз с четой Фишеров, новые могилы занимали лишь южную часть кладбища, располагаясь за старыми монументальными склепами прошлых веков. Теперь же современные памятники с фотографиями и без размещались по всему пространству, замыкая старинные камни в кольцо нового небытия, а совсем свежие горы земли притягивали взгляд уже от самого съезда с проселочной дороги.
Как же хрупка и невесома человеческая жизнь.
Молодой человек насилу нашел скромный надгробный камень без фотографии, поставленный, как точно знал Дениэл, пожарной службой, ставшей для родителя последним местом работы. У матери для такого почета мертвому человеку, разбившему ей сердце, не было ни сил, ни денег.
Нереальная ярко-зеленая трава кладбища, словно сбежавшая с заставки монитора, покрывала пространство вокруг могил, в том числе и Томаса Кентмора. Летом многочисленные вазоны с геранью и ухоженные кустики магнолий превращали невеселое место в цветущий сад, приветливо машущий посетителям шелестящей листвой, будто приглашая быть следующим на повестке дня. А вот ранней весной все было покрыто серым налетом мрака и тревожности. Возле белого стандартного памятника чуть выше колена стояли еще не успевшие выгореть искусственные цветы, вероятно, от Фишеров.
Дениэл подошел к знакомому камню и присел на одно колено, разглядывая потерянным взглядом витиеватости рисунка на мраморе. После чего нашел в себе силы подать голос.
– Здравствуй, папа, – поприветствовал он предка и замолк, подавившись горловым спазмом.
Оттого, что Дениэл отважился заговорить с запрещенным мертвецом вслух, у него скрутило кишки в тугой узел. Обернувшись, не видит ли его, восьмилетнего пацана с мокрыми щеками, кто-нибудь из Миррормонта, оставшегося в нескольких милях к югу от кладбища, он тут же понял всю абсурдность своего страха: ему давно уже не восемь. И мать его здесь не поймает.
– Я даже не знаю, рад ли я быть тут снова, – продолжил он, едва справляясь с горьким комом в горле. – У меня теперь совсем другая жизнь.
Дениэл сжал коробочку с кольцом в кармане куртки, вспоминая свою «другую жизнь». Он ощущал какое-то смутное чувство вины здесь, будто решил уже для себя, что не приедет больше к отцу никогда. И, очевидно, так оно и было: он вернулся в Миррормонт лишь для того, чтобы подвести итог своей жизни, там, где она началась когда-то. Дыхание его участилось, а речь стала отрывистой и емкой.
– Саре плохо без тебя, ты и сам видишь, да? Она не справилась. И я не справился. Подвел тебя, – его голос дрогнул, и визитер замолчал, проглатывая боль.
Спустя время Дениэл поднялся с колена, прикоснулся к кресту на камне, прощаясь, и пошел прочь, оставляя здесь львиную долю своей разбитой души. Беззвучные слезы ползли по небритым щекам и холодили лицо на ветру.
В полузабытьи он добрался до машины, вытащил фотографию, которую ему дала Аманда, и долго смотрел в глаза своему отцу. После чего, глубоко вздохнув, убрал картинку обратно в рюкзак. Еще одно дело сделано.
Через полчаса он уже был у Стива.
– Как дела, Дэн? – Спросил друг лучезарно.
– Так себе, к отцу ездил, – мрачно ответил тот.
Стивен сменился в лице, подстраиваясь под собеседника. Наверное, эта привычка сформировалась у него еще в школьные годы, когда Роджерс был щуплым юнцом, не умеющим постоять за себя. Это потом в его жизни появились задатки мускулов и такие внушительные друзья как Дениэл и Марк. Но привычки детства искоренить крайне сложно, сам Дениэл знал об этом преотлично.
Роджерс напустил грусти и скорби в свою поджатую теперь улыбку и произнес:
– Как он?
– Как ты думаешь, как он, Стив? – Воскликнул Дениэл возмущенно.
– Предполагаю, что без изменений, – пробурчал тот смущенно.
– Именно!
Дениэл помолчал, а потом решил сменить тему разговора, настолько болезненно ему дались воспоминания о посещении кладбища.
– Я тут вчера девушке подарок купил, – начал он, прочистив горло. – Хочешь, покажу?
– Хочу, – обрадовался смене декораций приятель. – Что за девушка? Красивая?
