Не будет процессии. Меня не украсят фиалки,
И девы цветов не рассыплют над черной могилой…
Мицишвили Н. Перевод Мандельштама О.
В Петербурге родилось мало хороших поэтов, зато они в нём умирали.
«Квасной монархист» Михаил Булгаков хорошо отомстил футуристам-будетлянам из «Бродячей собаки» своим «Собачьим сердцем». Ну и последняя жена ему в славной вендетте помогла в шпионском романе «Мастер и Маргарита».
– Почему это «Мастер и Маргарита» шпионский, – возмутился я, – это роман про любовь.
– Все романы о любви, – отпарировал Бекар, – и шпионские, и боевики тоже, а внутренние шпионы вреднее внешних врагов, особенно в писательском гадюшнике. «Преступление и наказание» – петербургский психологический детектив, а «Мастер и Маргарита» – московский криминальный роман. У образцовой шпионки Мата Хари настоящее имя было Маргарита. Как и у жены скульптора Конёнкова – Михоэлса из-за неё, том числе, убили. Тогда были очень популярны произведения про шпионов, врагов народа и вредителей. И доблестные действия по их разоблачению и уничтожению.
– Согласен, – пробурчал Буран, – это прочувствовал и показал в лагерном романе «Россия и Чёрт» Аркадий Белинков. А Маяковскому, наверное, в гробу стало тесно и зачесались скелетные останки кулаков, когда в журнале «Новый мир» отмечали очередную круглую дату автора, показавшего добрым дяденькой людоеда «Ивана Васильевича». Машина времени из пьесы «Баня» оказалась не на том месте и не в том времени. И не в тех руках.
Девочки да мальчики
Собрались в подвальчике –
Время убивать.
Пить напитки винные
И биточки псиные
Вместе уплетать!
Дни тоски ненастные
Скитальцы несчастные
Коротают так.
Подвал наполняется,
Стаи всё сбегаются
Бродячих собак.
Потёмкин П., Зенкевич М., Лозинский М., Гумилев Н.?
«Собачники» искали границу искусства и быта, гармонии и абсурда, неуклюжести и совершенства, утопии и реальности. Искали новый взгляд, новый синтез искусств в «Подвале Бродячей Собаки Художественного Общества Интимного Театра».
Даже когда Осипу Мандельштаму потребовалась шуба, он не мог надеть собачью – так и мёрз в своём драном пальто на рыбьем меху – не мог предать верность собакам и благородному собачьему роду.
А А. Ахматова после закрытия кабаре побывала в подвале ещё раз: во время бомбежки в августе 1941 года. Как в бомбоубежище.
***
Уличные псы, задерите вверх носы!
Давайте скажем УФ! Давайте скажем УФ!
Раскачаем все, раскачаем все улицы!
Давайте скажем УФ! Давайте скажем УФ!
Уличные псы, задерите вверх носы!
Давайте скажем УФ! Давайте скажем УФ!
Раскачаем все, раскачаем все улицы!
Децл
Децл, убитый совсем недавно.
Славный народ – собаки!
Владимир Набоков писал, что только такса связывает его с русской литературой. В его жизни было три таксы: Бокс, Trainy (Трамвайчик) и Бокс Второй, которого писатель взял в эмиграцию. Бокс Второй был потомком такс Чехова Хины Марковны и Брома Исаевича.
Чеховы любили животных: у них всегда обитали дворовые собаки. В ялтинской усадьбе жил ручной журавль. По воспоминаниям современников, Антон Павлович не любил котов, но в письмах друзьям упоминал о любимом коте Фёдоре Тимофеевиче. После поездки на остров Цейлон у Антона Павловича появились новые жильцы: «Имя сим зверям – мангус. Это помесь крысы с крокодилом, тигром и обезьяной. Сейчас они сидят в клетке, куда посажены за дурное поведение: они переворачивают чернильницы, стаканы, выгребают из цветочных горшков землю, тормошат дамские прически, вообще ведут себя, как два маленьких чёрта, очень любопытных, отважных и нежно любящих человека. Мангусов нет нигде в зоологических садах; они редкость. Брем никогда не видел их и описал со слов других под именем “мунго”. Приезжайте посмотреть на них». «…Мангусты уже имеют имена. Один мангуст зовётся “Сволочью” – так, любя, его прозвали матросы; другой, имеющий очень хитрые жульнические глаза, именуется “Виктором Крыловым”, третья, самочка, робкая, недовольная и вечно сидящая под рукомойником, зовется Омутовой», но она оказалась пальмовой кошкой. Виктор Крылов – драматург, Евгения Викторовна Омутова – актриса театра Ф. Корша.
Потом у Чеховых остался только один мангуст – Сволочь.
У брата Михаила была такса Йод, одну из дочек Хины Марковны и Брома Исаевича назвали Селитрой: кроме лечебного дела и животных, они любили садоводство.
Антон Павлович регулярно писал Лейкину, хозяину родителей чеховских такс – Апеля и Рогульки – о жизни мелиховских пришельцев: «Таксы Бром и Хина здравствуют. Первый ловок и гибок, вторая неуклюжа, толста, ленива и лукава. Первый любит птиц, вторая тычет нос в землю. Оба любят плакать от избытка чувств. Понимают, за что их наказывают. У Брома часто бывает рвота. Влюблен он в дворняжку. Хина все еще невинная девушка. Любит гулять по полю и лесу, но не иначе, как с нами. Драть их приходится почти каждый день; хватают больных за штаны, ссорятся, когда едят, и т. п. Спят у меня в комнате». Антон Павлович подолгу беседовал со своими таксами о нравственности и добродетели, писал им письма из заграницы и раздаривал всем знакомым щенков.
«…– Бром Исаевич! – обращался к нему брат голосом, полным тревоги. – Как же это можно? У отца архимандрита разболелся живот, и он пошел за кустик, а мальчишки вдруг подкрались и пустили в него из спринцовки струю воды!.. Как же вы это допустили?
И Бром начинал злобно ворчать», – вспоминал старший брат Антона Александр.
Рассказ «Каштанка» Чехов написал раньше, чем завёл своих Брома и Хину. У него героиня не такая, как на рисунках первого иллюстратора и в советском мультфильме. Каштанка – это помесь таксы с дворняжкой, а не бульдог – сердился Антон Павлович.
В подмосковной усадьбе музее-заповеднике «Мелихово» 22 декабря 2012 года установили памятник таксам Антона Павловича, брошенных Чеховым на «растерзание волкам». Он их оставил в Подмосковье, когда поехал в Крым писать знаменитую «Даму с собачкой».
«” Славный народ – собаки! “– говорил он иногда с добродушной улыбкой» – вспоминал об Антоне Павловиче писатель А. И. Куприн, большой любитель крупных пород.
Славный народ – таксы!
Ослепительный собачник-чудесник
Петроградскому мальчику было десять лет, когда закрылась «Бродячая собака». Он знал про кафе, любил стихи и обитателей «Собаки» и сам стал поэтом. Но со своей программой: для него главными были относительность, бессмыслица идиотских ситуаций в жизни и абсурд принятой литературной формы. Как сказал Альбер Камю: «Абсурд рождается из столкновения человеческого зова с безрассудным молчанием мира».
Шерлок Холмс любил лимерики – поэту нравились английские абсурдисты, фрики, Алиса в опрокинутом мире и детектив Шерлок Холмс. У себя на щеке молодой поэт нарисовал собаку: он любил собак, особенно такс. А стихи писал такие: «У вороны, собственно говоря, было пять ног, но об этом говорить не стоит».
Или такие:
