Машина желаний оказалась со старым как невротик двигателем.
– Чайки мечутся над морем… – вздохнул Буран.
«Строгий Юноша»
А как художник, похожий на паука в цилиндре, заочный френд Андрюши Уорхола, начинал и вместе с ним «выставлялся»! В ГРМ. Здесь, но тем не менее. Получал от него подарки и сам дарил. Получил банку томатного супа «Кэмпбелл» и постеры с банками супа «Кэмпбелл». Вся тусовка была счастлива.
Попкультурный менталитет стал визитной карточкой города так же, как собачья группа «кинолог», поющий буддист, лимонный музыкант, чёрный пёс…
И где-то это хорошо. С питерским нарциссизмом и гормонально-молодёжным выпендрёжем. Всколыхнули каменное болото. Этакая культурная колония для малолеток с лозунгом: «бодрость, тупость и наглость».
Паролем «новых художников» был вопрос: «Куришь?» Подразумевалась травка.
Штирлицы искусства пестовали героическое мировоззрение и отвязность балагана. Сделать новое из старого, перекомпозиция, коллективная работа. Похоже на Гоголя: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому ещё дородности Ивана Павловича – я бы тогда тотчас же решилась». Так у них и получалось, но было актуально.
И по мнению Ван Дога эклектичный бриллиант оказался фальшивой обманкой. Но жили «академики» весело.
На одном из вернисажей ведущий кричал:
– Фамилия?!
– Сахаров! – отвечал Руководитель.
– А точнее?!!
– Сахарюк!
– А еще точнее?!!!
– Цукерман!
– По врагам народа!
Это пробило не только по ушам, но и по мозгам. Выплывший анекдот из 60-х–70-х. Запущенный КГБ против академика-правозащитника пасквиль оказался востребован новой похабной академией искусств.
Фасады и музеи имперско-могильной рукой держат крепко обитателей на всех этажах культуры. Кто-то живёт в петровскую эпоху, кто-то в пушкинскую, а кого-то во времена ЧК и НКВД. Имперское часто кажется величественным.
А начинали с перемен. Точнее – с «Книги Перемен», но так совпало…
Молодёжь окраин, коммуналок и пригородов создала свою маргинальную культуру со своим языком и дресс-кодом. Музыка, музыка: «Мы требуем перемен!» Новая власть – это попкультура. И массмедиа, которыми управляют политики.
Почти повторив конец XIX – начало XX века в конце 80-х XX-го века некоторые питерские чудомудилы в цилиндре влезли в старые мутные воды, обгаженные итальянскими футуристами. Не будетлянами.
Новая фашизация и новая фашистская революция ползуче свершились в 90-е годы. Начавшаяся шизореволюция, по определению Андрея Хлобыстина, быстро превратилась фашизореволюцию и затем эволюционировала в нацизм, в национал-большевизм спальных, центральных и других районов и стран.
Кислый нацбол и тряпичный аполлон – они вернусь на 70 и больше лет назад к д’Аннунцио, Маринетти, Муссолини и даже Гитлеру. А не к будетлянам и другим российским футуристам, хотя там тоже всё было неоднозначно. У машины стремлений оказалась только одна передача: революционно-традиционалистская.
При участии неутомимого художника открылась галерея моды «Строгий Юноша». «Строгий Юноша» это пьеса Юрия Олеши, в которой показано, как человек становится конформистом и капитулирует перед вождём и властью.
К концу века они оказались близки черносотенцам начала века и национал-соцреалистам и фашистам.
Слово итальянское, и, по мнению немецкого исследователя Эрнста Нольте, источником фашизма были националисты Энрико Коррадини, легионеры Габриэле д’Аннуцио и бывшие марксисты под руководством Бенито Муссолини: «…нужно пройти школу марксизма, чтобы обрести истинное понимание политических реальностей…» Цели марксизма и фашизма местами совпадают. Источником фашизма Муссолини был итальянский футуризм. Фашизм для дуче был способом достижения власти.
«Всякий, кто обладает чувством исторической последовательности, идеологические источники фашизма может найти в футуризме – в его готовности выйти на улицы, чтобы навязать своё мнение и заткнуть рот тому, кто с ним не согласен, в его отсутствии страха перед битвами и мятежами, в его жажде порвать со всяческими традициями и в том преклонении перед молодостью, которым отмечен футуризм», – писал философ Бенито Кроче.
Если в декабре 1918 – январе 1919 года в Италии открылись первые клубы фашистов-футуристов, то в январе 1919 года в Петрограде была основана организация коммунистов-футуристов (комфутов). В сборнике на сообразительность «Красноармейские забавы» 1927 года издания для красноармейцев вполне обычной была задача на составление из свастики различных геометрических фигур.
Город художников
– Я – не число! – так Габриэле послал коллег депутатов, которым необходим был кворум.
Это был второй после Данте поэт Италии.
Про него ходила легенда, что он пьет вино из черепа девственницы и носит туфли из человеческой кожи. Цифры на руке и абажуры из человеческой кожи появились позже и в другом месте.
С творчеством поэта в России познакомились в 1893 году, его знали все, и он был звездой. Н. Гумилёв в 1916 году написал посвящение «Ода д’Аннунцио». Может потому, что одним из его девизов был такой: «Ни дня без совокупления!»
Через 100 лет этому девизу следовала богема Ленинграда-Петербурга. И не только этому, но и другим, пришедшими с д’Аннунцио, Маринетти и футуристами:
«Мы воспоем растущее торжество машины».
«Гоночный автомобиль прекраснее статуи „Ники Самофракийской“».
Очередным достижением д’Аннунцио стало исправление лесбийских наклонностей Иды Рубинштейн, столь распространённых в богемном Петербурге, и создание полноценной женщины.
Габриэле Рапаньетта-д’Аннунцио, наркоман, сибарит, авантюрист и любитель женщин, любил прогуливаться с ньюфаундлендом и белой лилией: Гаврила, чай.
Без собак хорошим поэтам никак.
Когда сверхчеловек, лысый, кривоногий и маленького роста Габриэле д’Аннунцио, с бойцами захватил город и стал в нём диктатором, он ввёл приветствие вытянутой рукой и чёрные рубашки с черепами. Дуче и фюрер позаимствовали римское приветствие.
– В этом городе, кстати, родился знаменитый Роберто Бартини, – заметил Буран.
– Маяковский, узнав о захвате города, написал:
Фазан красив,
ума ни унции.
Фиуме спьяну взял д’Аннунцио.
Маяковский В.
Художники конца 80-х, начала 90-х годов решили поковыряться в старых идеях и выдать их за свежие, как бы продолжив прерванную линию.
Искусством стали клубная субкультура, рейв-вечеринки и китч. Вместо танго, стихов и живописи в «Бродячей собаке». Ритмы ускорились, желания не уменьшились, а души измельчали. Но некоторые очень быстро отошли от авангардной эстетики и склонились к эстетике «Blut und Boden» – «почвы и крови». Другие – к хипповому лубку с лозунгом: «Мы никого не будем бить!», «Красные матросы любят папиросы» и «Давайте любить друг друга!».
Москву и провинцию фашизореволюция и эстетика нацизма-соцреализма тоже не забыла посетить. И некоторые поэты поползли по той же лестнице.
