Я немного оторопел. Если этот тот самый волшебный мешок, о котором говорилось в мифе, то он неплохо сохранился. На нем были вышитые линии и рисунки, что обычно бывает на росписях древних времен. Судя по всему, внутри что-то находилось круглое. Катадронис прошептал молитву, с волнением смотря на предмет.
Беранос привстал, держа в руках мешок и сказал:
– Смотрите… Только все-таки не на ее глаза…
Я понял, почему. Ведь если глядеть в глаза Медузе, то можно окаменеть. Однако в этот момент меня одолевали сомнения, казалось, что я участвую в каком-то саморозыгрыше. Подтачивала мысль, что мы здесь дурака валяем, вместо того чтобы отражать атаку фашистов и спасать людей. И все же… К счастью, у меня были мотоциклетные очки с темными стеклами, которые всегда хранил в сумке с патронами, и на них была одна надежда. Я их надел и повернулся к старику:
– Доставай… эту голову…
Тот не стал спорить, он положил мешок на обеденный стол и развернул концы.
У меня сперло дыхание. Потому что я действительно увидел человеческую голову. Или… Нет, нет, это была голова, женские черты. Вообще-то меня не это удивило – раньше приходилось мне видеть отрубленные головы – эсэсовцы зверствовали по всей Европе и об их изощренных пытках и убийствах знали многие в мире. Мое внимание приковало другое… Я был очарован увиденным. О боже, какое изящное, красивое лицо, думал я, разглядывая Медузу. Тонкие губы, прямой нос, бледная кожа, узкий подбородок, закрытые веки с длинными ресницами. Только вместо волос росли… длинные змеи. Это было невероятно! Голова усеяна змеями. Как такое возможно?
– Это… Это настоящая голова? – прошептал я, чувствуя, как у меня подгибаются колени. Какой-то суеверный страх пробился в груди, хотя я всегда был атеистом. Иоаннис смотрел на Медузу с широко открытыми глазами, его губы беззвучно двигались. Ведь он только слышал об этом мифе, но никогда в реалии не видел горгону.
Старик ответил:
– Да, русский, это голова Медузы Горгоны. Можешь пощупать ее, она настоящая. Не подделка, не из папье-маше… Когда Персей умертвил Медузу, то явилась Афина, собрала ее кровь в два кувшина и дала знаменитому лекарю Асклепию, который потом лечил людей от множества болезней… Сейчас в голове нет крови, так что не бойся испачкаться, русский…
Я, дрожа, приблизился. На крайний случай передернул затвор автомата, словно надеялся противопоставить мощь оружия силе волшебству. Потом протянул руку и прикоснулся. Голова никак не отреагировала. Я чувствовал теплоту кожи, словно горгона была живой или, словно секунду назад лишилась тела и не успела охладиться. Только змеи-волосы оказались холодными и скользкими, тоже не шевелились… Нет, это не было искусственным изделием, как мне вначале показалось, это действительно настоящая голова. Странно, что она не гнила, ведь, судя по всему, не была иссушена. Мне вспомнились уроки истории, когда мой учитель Иван Сергеевич рассказывал, что в Южной Америке индейцы сушили головы свои врагов и потом вывешивали в деревне. Эти головы хранились десятилетиями, не теряя очертаний и казались живыми. Может, такой же трюк?
– Как она сохранилась? – прошептал я.
– Волшебный мешок, что дали Персею сестры-ведьмы Грайи, – пояснил Беранос. – Он позволяет вечно сохранять то, что в него положено. Если, русский, и твою голову отрезать и поместить сюда, она останется в полной сохранности.
Меня такое предложение не обрадовало, и на это я ответил:
– Спасибо, как-нибудь обойдусь без магических вещей, да и голова мне пока нужна… Почему она не реагирует на нас?
– Это спрашивал и ваш командир Папололус, который хотел отобрать голову и применить против врагов. Я не знаю, поскольку эту тайну знала только моя мать, а она должна была передать ее дочери или внучке, а не продолжателю рода по мужской линии. Признаюсь, я раньше часто доставал горгону и любовался ею, не страшась того, что могу окаменеть, если она проснется… Знаю только, что она спит более двух тысяч лет, и никто пока не пытался ее потревожить.
– Почему, Беранос? – спросил партизан, не смея приближаться к магическому артефакту.
– Наверное, ее сила настолько страшна и велика, что вреда будет больше, чем пользы, – подумав, произнес рыбак. – Так что я не знаю, как вам помочь. Медуза спит, и поэтому вам бесполезна.
Минуту назад я не верил в существование горгоны, но сейчас, увидев ее, понял, что она – единственный шанс и только благодаря ее магии мы сумеем одолеть фашистов. Только как? Ведь никто из нас не знал, как ее разбудить. И как это сделать быстрее, ведь время против нас!
– Я и кричал, и тормошил голову, и поливал холодной водой – все бесполезно, – словно читал мои мысли старик. – Уверен, нужно знать заклинание… Может, оно написано в каких-то летописях.
Искать эти записи в данную минуту было невозможно. Приходилось рассчитывать на другое… Я не мог оторвать взгляда от лица Медузы. Это была совершенная женщина! Если такое прекрасное лицо, то какой же великолепный стан должен быть! Нужно заметить, что змеи нисколько не уродовали черты лица, наоборот, они придавали какую- то изящность. Рыбак поймал мой взгляд и растолковал правильно:
– Да, ее волосы были красивыми, что даже Афина, превратив их в змей, не сумела затмить их… Богиня была страшно ревнивой, раз совершила такое заклятие… Эх, женщины… какие они коварные…
У меня же было иное мнение. На эту историю я смотрел с другой стороны:
– Как же у Персея хватило решительности убить горгону? Да, Медуза была хищницей, но ведь она стала такой из-за коварства богов, это они превратили ее в такое создание! Ее вина лишь в том, что она бросила вызов богине – и за это она стоит похвалы! Ведь смертная не убоялась самой богини! Это достойно уважения! И все же… Ведь Персей мог победить иначе!
Старик с изумлением посмотрел на меня, явно не понимая, к чему клоню:
– Как мог? Ты о чем, русский?
– Он мог полюбить ее и вернуть ей прежний облик, – ответил я, почему-то уверенный в этом решении. – Если я был бы Персеем, то пришел к ней не с мечом, а с открытым сердцем… И, может, решил проблему совсем иначе… Во всяком случае, без гильотирования. Ведь Медуза была женщиной и относится к ней следовало как к женщине!
И с этими словами я прикоснулся к голове Медузы, как бы желая зафиксировать свою мысль.
То что произошло в ту же секунду имело роковое последствие. Точнее, оно имело для Иоанниса, который смотрел на горгону. Веки Медузы открылись и яркие зрачки вспыхнули в полутьме. Это было нечто мощного импульса в красном спектре! Взгляд оказался настолько пронзительным, что мгновения хватило, чтобы мой товарищ замер, и его хрип повис в воздухе, словно его обрубили. Даже при свете лампы я заметил, как человек быстро менял естественный цвет в белый мраморный.
– Она проснулась! Она проснулась! – в страхе закричал рыбак, падая на пол и закрывая голову руками. – О великий Зевс, пощади! Что ты наделал, русский!
Меня же спасли от опасного взгляда мотоциклетные очки, а также то, что стоял все-таки сбоку. И все же повернувшись спиной к горгоне, я подбежал к Иоаннису. Увиденное потрясло меня до глубины души. Грек превратился в камень. Да-да, это не шутка. Катадронис был мертв. Я щупал его пальцем, и чувствовал холодный мрамор. Одежда, кожа, пистолет – все каменное. Не знаю, как это произошло и вообще, как это возможно! Тысячи мыслей копошились в моей голове, создавая хаос. Я не мог сосредоточиться, ибо продолжал не верить происходящему. Это какая-то мистика!
Бросил взгляд за окно. Там уже мелькали фигурки эсэсовцев, я слышал отрывистую немецкую речь:
– Шнель, шнель! Быстро атаковать, не оставлять в живых никого! – кричал, наверное, оберштурмфюрер. – Огнеметчики – вперед! Спалить деревню дотла!
Потом повернулся к голове. Медуза смотрела на меня, ее губы шевелились. Змеи на голове приподнялись и раскачивались в разные стороны. Это было страшное зрелище, особенно при тусклом свете маслянной лампы. И в этот момент до меня дошли ее слова:
– Ты действительно полюбил бы меня? Такой страшной?
Меня бросило в пот: мертвая голова разговаривала со мной. Это было невозможно, и все-таки это происходило наперекор всему моему восприятию мира. Моя атеистическая натура рушилась как здание от мощного цунами. Ведь с материалистической точки зрения, точнее, с медико-биологической объяснить происходящее было невозможно. И тут мелькнула мысль, что следует ответить, иначе меня может ожидать участь Иоанниса.
– Нет страшных женщин, есть мужчина, который не хочет понять красоту женщин! – выдавил из себя я. Не знаю, как я в этот момент сумел ответить. Скорее всего, это реагировало мое подсознание. – Нужно смотреть на внутренний мир человека, ибо внешний – как одежда, его легко скинуть!
Мой ответ, видимо, озадачил Медузу. Она несколько секунд молчала, после этого спросила:
– Ты знаешь, кто я?
– Знаю…
– И не боишься?
Я вздохнул, успокоился и ровным голосом произнес, показывая рукой за окно:
– Там мои враги. Они пытаются убить людей. Моя задача – их спасти. Поэтому у меня нет сил пугаться тебя, о горгона, потому что есть ответственность перед ними. Пока я жив, то обязан сделать это. И мне нет дела до собственной смерти…
– Даже ценой своей жизни ты желаешь им помочь?
Я не врал:
– Даже ценой своей жизни… Я один, а там – двести человек. Несоизмеримые цифры.
Горгона, как мне показалось, усмехнулась:
– Какое тебе дело до других? Люди всегда убивали друг друга! И боги Олимпа им в этом помогали. Чем больше страданий, эмоций, тем больше нужды у людей в богах и их помощи! Все боги – лицедеи, а люди – лишь слабые их копии!
Меня это рассердило:
– Слушай, горгона! Сейчас другие времена. Но ты права – люди не стали лучше! Но и не стали хуже! И все же, мы живем любовью, надеждами, верой в справедливость и счастье. Ведь и ты, о Медуза, верила во что-то! Как любая женщина хотела любви, разве я не прав? Но тебя лишили этого – и ты озлобилась на весь мир!
