Браны расходятся

Глава 3: Геометры

Экран разделился на пятнадцать квадратов.

Маркус Венн смотрел на лица – пятнадцать лиц, пятнадцать масок власти, – и думал о том, как странно устроена история. Величайшее открытие человечества будет объявлено не с трибуны Нобелевского комитета, не со сцены научной конференции, не из лаборатории, окружённой журналистами. Оно будет объявлено из инвалидного кресла, голосом машины, людям, которые не поймут и половины сказанного.

Генеральный секретарь ООН – седовласый португалец с усталыми глазами – занимал центральный квадрат. Вокруг него – постоянные члены Совета Безопасности: Китай, Россия, США, Франция, Великобритания. И ещё девять – временные члены, выбранные в этом году: Бразилия, Индия, Япония, Нигерия, Германия, Египет, Мексика, Южная Африка, Австралия.

Пятнадцать стран. Пятнадцать правительств. Половина мирового населения, если считать по совокупности.

И один умирающий физик из Принстона, который должен объяснить им конец света.

– Профессор Венн, – голос Генерального секретаря был ровным, отрепетированным, – Совет готов выслушать вашу презентацию. Напоминаю, что данное заседание проходит в режиме полной конфиденциальности. Запись ведётся, но доступ к ней ограничен высшим уровнем допуска.

Маркус моргнул – команда «да» для интерфейса. Синтезатор активировался.

– Благодарю, господин Генеральный секретарь. Прошу прощения за формат связи. Моё физическое состояние не позволяет присутствовать лично.

Формальность. Пустые слова. Но протокол требовал.

Он видел, как некоторые делегаты переглядываются. Они знали о его болезни – досье наверняка содержало медицинские данные. Но одно дело читать, другое – видеть. Человек-статуя с бегающими глазами и механическим голосом. Жутковатое зрелище, если не привык.

Маркус привык. Они – нет.

– Перехожу к сути, – продолжил синтезатор. – Три месяца назад я обнаружил аномалию в данных гравитационно-волновых детекторов. Аномалия была независимо подтверждена доктором Лин Чжоу из обсерватории LIGO. Она присутствует на связи в качестве научного консультанта.

Шестнадцатый квадрат появился в углу экрана. Лин – бледная, с тёмными кругами под глазами – коротко кивнула.

– Суть аномалии следующая.

Маркус моргнул дважды. Экран сменился – появилась первая слайд презентации, которую он готовил неделю. Спектрограмма. Красные точки на синем фоне.

– Это запись гравитационных волн за период с июля по октябрь текущего года. Красные точки – значимые отклонения от фонового шума. Обратите внимание на регулярность.

Пауза. Он дал им время посмотреть.

– Эта регулярность – не случайность. Это последовательность простых чисел. Два. Три. Пять. Семь. Одиннадцать. И так далее, до сорока семи.

Китайский представитель – женщина средних лет с непроницаемым лицом – наклонилась вперёд.

– Простые числа? Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, – перебил Маркус (синтезатор не передавал интонации, но он знал, что перебивает), – что кто-то закодировал математическую последовательность в гравитационных волнах и послал её нам.

Тишина.

Американский представитель – генерал в отставке, теперь посол – откашлялся.

– Профессор Венн, вы понимаете, что ваше утверждение… экстраординарно?

– Да.

– И что экстраординарные утверждения требуют экстраординарных доказательств?

– Да. Поэтому я здесь.

Следующий слайд. Координаты.

– Помимо простых чисел, сигнал содержит галактоцентрические координаты. Положение объекта в Млечном Пути. Расстояние от центра Галактики: двадцать шесть тысяч сто световых лет. Угловое положение: восемь градусов над плоскостью диска.

Он сделал паузу.

– Это координаты Земли.

Снова тишина. Но теперь – другого качества. Не скептическая. Напряжённая.

– Кто-то послал нам наши собственные координаты, – продолжил Маркус. – Вместе с математическим доказательством разумности. Это не шум. Не артефакт. Не ошибка. Это сообщение.

Британский представитель – сэр что-то там, Маркус не запомнил – поднял руку.

– Профессор, когда вы говорите «кто-то»… вы имеете в виду внеземной разум?

– Не совсем.

Маркус снова моргнул. Новый слайд. Диаграмма – та самая, из сигнала. Два круга, волнистая линия.

– Это изображение было закодировано в сигнале. Грубое, пиксельное, но узнаваемое. Два концентрических круга с волнистой линией между ними. Это не абстракция. Это схема.

– Схема чего? – спросил российский представитель. Его английский был безупречным, но холодным.

– Схема реальности, – ответил Маркус. – Или, точнее, схема реальностей. Во множественном числе.

Следующие двадцать минут он объяснял M-теорию.

Это было похоже на попытку объяснить квантовую механику пятилетнему ребёнку – если бы пятилетний ребёнок был политиком, привыкшим к простым ответам и чётким линиям на картах. Маркус старался упрощать, но не слишком. Они должны были понять.

– Представьте лист бумаги, – говорил синтезатор. – Двумерный. Плоский. Теперь представьте муравья на этом листе. Для муравья весь мир – этот лист. Он может двигаться вперёд и назад, влево и вправо, но не вверх и вниз. Третье измерение для него не существует.

Слайд с иллюстрацией. Маркус подготовил её специально – простую, понятную, почти детскую.

– Теперь представьте, что рядом с этим листом есть другой лист. Параллельный. На расстоянии миллиметра. Муравей на первом листе никогда не узнает о втором – потому что миллиметр находится в измерении, которого для него не существует.

– Это метафора? – уточнил индийский представитель.

– Это упрощение. Но суть верна. Согласно M-теории – наиболее полной современной модели фундаментальной физики – наша вселенная является трёхмерной «браной», мембраной, плавающей в одиннадцатимерном пространстве.

Маркус видел, как несколько делегатов нахмурились. Одиннадцать измерений. Это было слишком. Но он продолжал.

– Большинство этих измерений свёрнуты, компактифицированы до планковских масштабов. Мы их не воспринимаем. Но они существуют. И в этом многомерном пространстве – в «балке», как мы его называем – могут существовать другие браны. Другие вселенные.

Новый слайд. Две параллельные плоскости, схематически.

– Соседняя брана может находиться на расстоянии микрометра от нас – в измерении, которое мы не можем увидеть или потрогать. Но гравитация… – он сделал паузу для эффекта, – …гравитация – единственное взаимодействие, способное проникать между бранами.

– Почему? – спросила китайский представитель.

– Потому что гравитоны – гипотетические частицы-переносчики гравитационного взаимодействия – не привязаны к бране. Они могут существовать в балке. Распространяться через него. Достигать соседних вселенных.

Маркус позволил себе паузу. Его глаза устали – шесть часов непрерывной работы с интерфейсом, и это после бессонной ночи. Но он не мог остановиться.

– Сигнал, который мы получили, – это гравитационные волны. Модулированные. Несущие информацию. И источник этих волн – не в нашей вселенной.

Генеральный секретарь наклонился к камере.

– Профессор Венн, вы утверждаете, что сигнал пришёл из… параллельной вселенной?

– Да.

– И что там есть разумные существа, способные генерировать гравитационные волны?

– Да.

– И что эти существа знают о нашем существовании?

– Они знают наши точные координаты в Галактике. Они знают нашу траекторию движения. Они знают… – Маркус снова помедлил, – …они знают, когда мы встретимся.

Слово «экпиротик» прозвучало как выстрел.

Маркус произнёс его – вернее, синтезатор произнёс – и увидел, как несколько делегатов вздрогнули. Не потому, что они знали, что оно означает. Потому что интуиция – та часть мозга, которая распознаёт опасность раньше, чем сознание – уже сработала.

– Экпиротический сценарий, – объяснял он, – это космологическая модель, предложенная в начале двухтысячных. Согласно ей, Большой взрыв – не начало всего, а результат столкновения двух бран.

Слайд с анимацией. Две плоскости медленно сближаются, соприкасаются, вспыхивают.

– Когда браны сталкиваются, высвобождается колоссальная энергия. Энергия, сравнимая с энергией Большого взрыва. Для обитателей обеих бран это выглядит как… конец всего. Уничтожение. Аннигиляция на фундаментальном уровне.

Американский генерал прервал его:

– Профессор, вы говорите о конце света?

– Я говорю о конце двух миров. Нашего – и того, откуда пришёл сигнал.

Тишина была абсолютной. Маркус видел, как делегаты смотрят на свои экраны – на него, на Лин, на слайды. Некоторые что-то записывали. Некоторые сидели неподвижно, как статуи.

Он понимал их. Он сам прошёл через это – три месяца назад, когда впервые увидел паттерн. Три месяца назад, когда понял, что означают временные метки.

– Сигнал содержит две даты, – продолжил он. – Сто сорок лет от текущего момента. И двести восемьдесят лет. Мы интерпретируем это как диапазон неопределённости. Столкновение произойдёт не раньше ста сорока и не позже двухсот восьмидесяти лет от сегодняшнего дня.

Французский представитель – элегантная женщина с серебряными волосами – подняла руку.

– Профессор, если я правильно понимаю… существа из параллельной вселенной послали нам предупреждение о катастрофе, которая угрожает обеим сторонам?

– Да.

– И они сделали это, потому что…

– Потому что им нужна наша помощь.

Маркус моргнул. Новый слайд – последний.

– Они не пришли сказать «привет». Они пришли сказать «помогите».

Вопросы начались сразу после этих слов.

Десятки вопросов, один за другим, перекрывающие друг друга. Маркус отвечал – насколько позволяла скорость интерфейса, насколько хватало его собственного понимания. Лин помогала с техническими деталями.

– Как мы можем проверить ваши утверждения независимо?

– Данные открыты для любой обсерватории с гравитационно-волновыми детекторами. LIGO, VIRGO, KAGRA. Запросите сырые записи за последние три месяца. Примените любой алгоритм выделения сигнала. Паттерн там. Он не исчезнет.

– Какова вероятность, что это… дезинформация? Попытка манипуляции со стороны земного источника?

– Нулевая. Ни одна земная технология не способна генерировать гравитационные волны такой интенсивности. Даже теоретически. Для этого потребовалась бы масса, сравнимая с массой звезды, движущаяся со скоростью, близкой к скорости света.

– Что они хотят от нас? Какой именно помощи?

– Пока неизвестно. Сигнал содержит информацию, которую мы ещё не расшифровали. Плотные блоки данных, похожие на сжатые файлы. Там могут быть инструкции. Или предложения. Или… – он помедлил, – …ультиматумы. Мы не знаем.

– Вы сказали «сто сорок – двести восемьдесят лет». Это… не так много.

– По космическим меркам – мгновение. По человеческим – несколько поколений. Достаточно, чтобы подготовиться. Если начать сейчас.

– Подготовиться к чему? Вы сами сказали – это конец всего. Как можно подготовиться к уничтожению вселенной?

Маркус хотел ответить – и понял, что не может. Не потому, что не знал ответа. Потому что ответ был слишком честным.

«Я не знаю».

Три слова. Признание поражения. Гений, который не знает.

Он набрал их глазами – медленно, буква за буквой.

– Я не знаю. Но те, кто послал сигнал, – знают. Иначе зачем предупреждать? Если бы выхода не было, они бы молчали. Они послали сообщение, потому что верят, что мы можем что-то сделать. Вместе.

Перерыв объявили в четырнадцать тридцать по нью-йоркскому времени.

Маркус смотрел, как квадраты на экране один за другим темнеют – делегаты отключались для консультаций со своими правительствами. Лин осталась на связи.

– Как вы? – спросила она.

Её лицо на экране было усталым, но глаза – живыми. Она не выглядела напуганной. Она выглядела… сосредоточенной. Как человек, решающий сложную задачу.

– Устал, – ответил синтезатор. – Но справляюсь.

– Они поверили?

– Некоторые. Остальные – испуганы. Испуг выглядит как скептицизм, пока не превратится в панику.

Лин кивнула.

– Что будет дальше?

– Они потребуют независимой экспертизы. Других учёных. Других лабораторий. Это займёт время, но результат будет тем же. Данные – объективны. Интерпретация – вариативна, но не бесконечно.

Пауза. Маркус смотрел на своё отражение в тёмном участке экрана – призрак в инвалидном кресле, освещённый мертвенным светом мониторов.

– Лин.

– Да?

– Они спросят, как назвать… тех, кто послал сигнал. Им нужно имя. Политики любят имена. Это делает вещи реальными.

Она чуть улыбнулась – первый раз за весь день.

– У вас есть предложение?

– Да.

Он думал об этом три месяца. С того момента, как впервые увидел паттерн – простые числа, выстроившиеся в ряд, координаты, сложившиеся из интервалов. Математика. Геометрия. Структура, пронизывающая хаос.

– Геометры.

Лин подняла бровь.

– Геометры?

– Их сигнал – это чистая геометрия. Математические отношения. Пространственные координаты. Они думают формами, структурами, паттернами. Они – геометры. В древнегреческом смысле: «измерители земли». Только их земля – многомерное пространство.

Лин молчала несколько секунд.

– Мне нравится, – сказала она наконец. – Нейтрально. Не «пришельцы», не «инопланетяне». Просто… описание.

– Да.

Маркус закрыл глаза – на мгновение, чтобы дать им отдых. Темнота обняла его, как старый друг.

Геометры.

Он дал им имя. Это было что-то. Маленький акт творения в море неопределённости. Как Адам в Эдеме, называющий животных. Только животные были в другой вселенной, и Эдем горел.

Заседание возобновилось в пятнадцать часов.

Делегаты вернулись – некоторые с новыми лицами на заднем плане, советниками и экспертами, которых срочно вызвали из кабинетов. Маркус видел их: люди в костюмах, склонившиеся к уху своего начальника, шепчущие что-то, показывающие на планшеты.

Мир начинал узнавать. Пока – узкий круг. Скоро – все.

– Профессор Венн, – начал Генеральный секретарь, – мы провели предварительные консультации. Несколько вопросов требуют уточнения.

– Я слушаю.

– Первое: как называть источник сигнала в официальных документах?

Маркус почувствовал что-то вроде удовлетворения. Он ждал этого вопроса.

– Я предлагаю термин «Геометры», – произнёс синтезатор. – Это отражает характер их коммуникации – математический, структурированный, геометрический.

Делегаты переглянулись. Несколько человек что-то записали.

– Принято к рассмотрению, – сказал Генеральный секретарь. – Второе: какие конкретные действия вы рекомендуете?

– Три шага. Первый: расшифровка оставшихся данных. В сигнале есть информация, которую мы ещё не прочитали. Нужна международная команда криптографов, лингвистов, математиков. Второй: попытка ответа. Если они могут посылать гравитационные волны, возможно, они могут их принимать. Нужно построить передатчик. Третий: подготовка общественного мнения. Мир узнает. Лучше, если это произойдёт организованно, чем через утечки.

– Вы предлагаете публичное объявление?

– Да. Но не сегодня. Сначала – независимая верификация. Подтверждение от других научных групп. Консенсус. Потом – объявление.

Российский представитель поднял руку.

– Профессор, вы упомянули «гравитационный передатчик». Это… реалистично? Насколько я понимаю, даже детекторы потребовали десятилетий разработки и миллиардов долларов.

– Передатчик – сложнее. Но не невозможен. Концептуально – когерентное излучение гравитационных волн, похожее на принцип лазера, только для гравитации. Технически… – он помедлил, – …мы не знаем, как это сделать. Пока. Но если в сигнале есть инструкции…

Он не договорил. Не нужно было.

Если Геометры хотели помощи – они должны были объяснить, как помочь. Иначе всё это не имело смысла.

Следующие два часа превратились в допрос.

Не агрессивный – вежливый, дипломатичный, с соблюдением всех формальностей. Но допрос тем не менее. Каждый делегат хотел услышать ответы на свои вопросы. Каждый советник хотел уточнений. Каждый эксперт хотел доказательств.

Маркус отвечал. Его глаза болели – постоянное движение, постоянный выбор букв, постоянное напряжение. Интерфейс фиксировал микропаузы, когда он моргал слишком долго, и переспрашивал: «Вы хотели сказать…?» Раздражающе. Необходимо.

– Профессор, существует ли возможность, что сигнал – ловушка? Приманка?

– Для чего? Мы не представляем угрозы для существ, способных модулировать гравитационные волны. Это как если бы муравьи представляли угрозу для человека.

– Тогда зачем им наша помощь?

– Я не знаю их мотивов. Но логика подсказывает: если экпиротический сценарий реален, он угрожает обеим бранам. Обе стороны заинтересованы в предотвращении. Возможно, решение требует координации. Действий с обеих сторон.

– Каких действий?

– Это мы должны узнать из сигнала. Или спросить напрямую.

Индийский представитель наклонился вперёд.

– Профессор Венн, вы физик. Теоретик. Ваша репутация… безупречна. Но то, что вы описываете, звучит как… – он подбирал слова осторожно, – …как научная фантастика.

Маркус позволил себе паузу. Не для эффекта – для честности.

– Я понимаю. Когда я впервые увидел паттерн, я тоже не поверил. Проверял три месяца. Искал ошибку. Не нашёл. Доктор Чжоу проверила независимо – не нашла. Данные реальны. Интерпретация может быть неточной, но факт контакта – неопровержим.

– Факт контакта… – повторил индиец. – Вы действительно верите, что это контакт? Не природный феномен? Не что-то, чего мы просто не понимаем?

– Простые числа не возникают в природе сами по себе. Координаты Земли не записываются случайно. Изображение с диаграммой – не хаотический шум. Это сообщение. Кто-то хотел, чтобы мы его получили. Кто-то приложил усилия, чтобы мы его поняли.

Он сделал паузу.

– Я не верю. Я знаю. Данные не оставляют места для веры.

К восемнадцати часам Маркус почувствовал, что достигает предела.

Не физического – тело давно перестало посылать сигналы усталости, мышцы не болели, потому что не работали. Ментального. Каждый ответ требовал концентрации. Каждая буква, выбранная глазами, – усилия воли. Он был как марафонец на последних километрах: ноги ещё двигаются, но разум уже отключается.

Лин заметила.

– Господин Генеральный секретарь, – её голос прервал очередной вопрос японского делегата, – профессор Венн работает в режиме, который требует значительных затрат энергии. Я предлагаю перенести оставшиеся вопросы на завтра.

Генеральный секретарь посмотрел на экран – на лицо Маркуса, неподвижное, с бегающими глазами.

– Профессор, вы…

– Доктор Чжоу права, – произнёс синтезатор. – Мне нужен перерыв. Я готов продолжить завтра.

Пауза. Затем – кивок.

– Заседание переносится на завтра, десять утра по нью-йоркскому времени. Профессор Венн, благодарю вас за… – он замялся, подбирая слово, – …за вашу работу.

Квадраты начали гаснуть. Один за другим. Лица исчезали, сменяясь чёрными прямоугольниками.

Остался только один – Лин.

– Маркус, – сказала она тихо. – Вы были великолепны.

Он хотел ответить что-то ироничное. Что-то в своём обычном стиле – колкое, самодовольное, отстранённое. Но слова не пришли. Вместо них – усталость. Глубокая, как океан.

– Они не поняли, – набрал он. – Половину не поняли.

– Но поверили.

– Это хуже. Вера без понимания – опасна.

Лин молчала. Он видел её лицо на экране – задумчивое, серьёзное.

– Вы назвали их Геометрами, – сказала она наконец. – Почему именно это слово?

– Потому что оно точное.

– Нет, – она качнула головой. – Вы могли назвать их «структуристами». Или «паттернистами». Или просто «отправителями». Почему «геометры»?

Маркус закрыл глаза. Темнота обняла его – знакомая, успокаивающая. Он думал о Евклиде. О людях, которые две с половиной тысячи лет назад смотрели на звёзды и пытались понять, по каким законам движется небо. О теоремах, которые пережили империи. О доказательствах, которые работали вчера, работают сегодня и будут работать завтра.