– Что?
– Ну почему? – горестно спросил он у хмурого неба.
– Она, что…
– Да, лучшая, лучшая. Лучше во всей России не найдёшь, но Война невыносима.
– Кто? – не поняла Анастасия.
– Её так прозвали из-за отчества Вар-фаламеевна. Вар на английском война. Да и характер у неё под стать.
– Повезло.
– Как чёрному коту. Может в монастырь вернёшься?
Хвостикова покачала головой.
– Ладно! Тогда в качестве компенсации предлагаю обед.
– Давай, но в три я должна быть на Тверской, иначе…
– Война, – снова вздохнул Семён. – Уже угрожала? Терпеть не может, когда опаздывают? Будь поосторожнее, я даже заступиться не смогу, если что. Мы поругались прошлой зимой.
Открыв перед Хвостиковой дверь, он дождался, когда она сядет, и аккуратно захлопнул.
– Она, как раз из сильно-сильно припозднившихся. Проснулась уже под семьдесят. Хотя её могли разбудить раньше.
– Почему же не разбудили? – заинтересовалась Анастасия. – Как вообще это становится понятно?
– Всё начинается со снов, – заводя машину, пояснил он. – Они становятся очень реалистичными. С деталями. Длинные, как хорошее кино. С предысторией, – они остановились на повороте, – и всегда от первого лица, никогда со стороны, всегда как будто своими главами всё смотришь. А ещё всё остро чувствуешь: вкус, запах, прикосновения, боль…
Хвостикова поджала губы, чуть не подпрыгнула, когда по ушам резанул звон колокола и мимо пронёсся новенький сверкающий трамвай.
– Начинаешь путаться, где сон, а где реальность. А потом просыпаешься не в себе.
– Но откуда об этом узнаёт ОТКП? – уточнила она.
– Аура меняется, – сноходец покосился на неё, сворачивая на Звенигородское шоссе, но добавить так ничего и не успел, выскочивший неизвестно откуда гаишник замахал палочкой.
– Этому ещё что надо, – недовольно пробурчал Семён.
Он остановил мерседес и неохотно опустил стекло. А когда подошедший сотрудник полиции представился и попросил документы, недовольно спросил:
– Может, сразу денег?
Гаишник наклонился, прижав толстое пузо к двери машины и потянув носом, спросил:
– Хамим? Выходите! Есть подозрение на употребление препаратов, придётся пройти медицинское освидетельствование.
– Война не любит, когда опаздывают, – усмехнулся сноходец, – а нам ещё обедать.
Повернув перстень камнем вниз, он ловко стукнул полицейского по обширному животу. Раздался глухой гул, как от барабана, и поползли синие круги. Опутали гаишника сиянием, подсветили форму и поменяли её цвет на ярко-фиолетовый.
– Сам ты наркоман, – бросил Семён, закрывая окно.
Быстро набрав скорость, он через несколько сотен метров съехал на второстепенную дорогу и завилял между жилыми домами.
– Зачем ты так? – спросила Хвостикова.
– А ты его ауру видела? – проворчал сноходец. – Если бы он так умел, ещё бы не то сделал. Такие как он жизнь бы отдали за наши возможности!
– Легко разбрасываться чужими жизнями, когда своих четыре.
– Это пословица? Не слышал. У меня их теперь не четыре… – начал он, но сам себя оборвал. – Извини. Давай лучше о чём-нибудь другом?
– Куда мы едем?
– Во «Внутри кошмара». Здесь недалеко на набережной. Интерьер соответствующий. Для ознакомления с традициями – в самый раз. Как раз расскажешь мне о себе. А то я ничего не знаю. Ну, кроме того, что тебе мама Брюсова перед сном читала. Я, конечно, не специалист. Но это вроде не детский поэт. Она у тебя, что педагог или литературовед?
Анастасия минуту смотрела в окно, но потом всё-таки выговорила:
– Сумасшедший художник.
Перед глазами замелькали тени из пещеры Аида. А в ушах хрустнул напряженный голос: «Слышу, слышу шаг твой нежный, шаг твой слышу за собой».
– Не думал, что это больная тема, извини, – пробормотал Семён.
Он завернул в очередной пустынный двор, расчерченный бельевыми веревками. Медленно проехал его насквозь и упёрся в железные ворота, почти скрытые полуголыми деревьями.
– Будь осторожнее, – предупредил он. – У нас слухи расходятся быстро. А твоя победа наделала много шума. Теперь все болтают, что твоя судьба найти истинную любовь…
– Мне уже говорили.
– Ты хоть представляешь? Ты сама сможешь выбрать предназначение. А Высшие исполнят твое желание?
– Любое? – не слишком заинтересованно уточнила Хвостикова.
– Абсолютно.
– Тогда мне абрикосовый латте с безлактозной карамелью.
Он молча покачал головой и посигналил. Створки со скрипом разъехались. Узкая аллея утопала в жёлтой с окалиной листве. За голыми кустами скрывались статуи с непропорциональными руками и ногами, похожие на слонов с картин Дали. Витые скамейки вдоль тропинок торчали как гигантские человеческие пальцы. Даже урны скалились гигантскими черепами со срезанной макушкой.
– Здесь мило, – саркастично протянула Анастасия.
– Как на детском фильме ужасов.
Они выехали на асфальтированный пятачок, обрывающийся крутым склоном, падающим в реку. Набережную перегородил высовывающийся из воды парусник. С пяти мачт сиротливо свисали оборванные закопчённые паруса. В смотровом гнезде покачивался скелет. А к распахнутым дверям, занявшим место пушечных люков в корме, тянулись хлипкие деревянные лестницы.