Он смачно выругался и вышел из туалетной комнаты.
Цыган не пошевелился, видимо все было оговорено заранее. Одноглазый облокотился на дверь снаружи, отслеживая, чтобы никто не зашел. Цыган повернул Антона к себе лицом, взял его за голову всей пятерней и с размаху всадил спиной в стену. Антона никогда никто не бил, он тихо охнул. Голову словно обкололи маленькими холодными иголками.
– Че, Буратина, ногой меня, да? Знаешь, как это – заживо сгореть? – с ненавистью прошипел Цыган. Он подошел к мальчику совсем близко, уткнувшись ему в лицо солнечным сплетением.
– А мы так не будем… – пропел он. – Мы не такие.
Он резко шагнул назад и с размаху залепил Антону подзатыльник, хохотнув в ответ на раздавшийся тупой звук:
– Деревяга!
Затем Цыган открыл одну из кабин, схватил Антона за шею и мгновенно втиснул его сначала в кабину, а потом головой в унитаз. Антону не верилось, что все это происходит с ним. Воды в унитазе не было, поэтому он не захлебнулся, но носом ткнулся в небольшую вонючую лужицу. До мальчика дошло, какому позорному наказанию его подвергают, и он изо всех сил дернулся, пытаясь вырваться из каменных лап Цыгана.
Амбал поднял скрюченного Антона за подмышки, вынес его из кабинки, поставил к себе спиной и пружинисто лягнул в деревянный зад, после чего сплюнул и вышел из туалета.
Антон, больно ударившись о стену, рефлекторно выставленными вперед руками, медленно сполз вниз, повернулся, сел, облокотившись, и заплакал. Не было ни салфетки, ни тряпки вытереть мокрое, воняющее мочой лицо.
В уборную кто-то зашел. Антон уткнулся лицом в коленки, закрылся руками и старался дышать ровно, чтобы не рыдать. Вошедший приблизился и сел напротив на корточки. Антон приподнял голову и увидел худосочного парня, кажется, из девятого класса. Тихий мальчик, нелюдимый, странноватый, он всегда ходил в черном. Парень внимательно разглядывал его, словно фотографировал своими большими лучистыми глазами. Антону стало не по себе.
– Чё? – спросил парень, как будто они давно друг друга знали.
– Ничё, – тихо ответил Антон.
– А… – заторможено протянул парень. – Понятно. Я тут покурю, пока перемены нет.
Он, не торопясь, залез на батарею и открыл окошко под потолком. Достав блестящий портсигар, парень выудил оттуда сигарету, прикурил и с наслаждением пустил струю дыма.
Антон сидел на месте и завороженно смотрел на него. Обычные сигареты мало кто курил в школе, это было немодно. Парень, видимо, кайфовал по полной: он смачно затягивался, глубоко втягивая щеки, затем зубами переминал сигарету, фигурно складывал губы и выдыхал тонкой струйкой, направляя молочный дым далеко вперед.
Антон поднялся, курильщик на секунду повернулся к нему:
– Хочешь?
Антон молча забрался на батарею, он был намного ниже парня, но достал до окошка. Подросток протянул ему половину выкуренной сигареты, и Антон, осторожно, словно духовой музыкальный инструмент, поднес ее к губам, втянул в себя немного дыма, почувствовав прохладную, слегка намоченную губами парня папиросную бумагу. Горло защипало, но Антон не закашлялся. Курить ему не понравилось, но он продолжил, чтобы не обидеть – необычный мальчик был так близок сейчас и как будто придавал уверенности. Словно это был давнишний друг, который пришел спасти его от разъяренных соратников, и он один понимает, как тяжело Антону приходится сейчас, но при этом не задает лишних вопросов. Антон затянулся ее раз и, чуть повернувшись к тощему, спросил:
– Тебя как зовут?
– Степан, – ответил тот.
***
Ребята вылезли из машины и прошли в дом. Антон огляделся – он никогда не видел такой роскоши. Дом был огромным, как аэропорт. Все вокруг отливало золотом, серебром, гладким блестящим мрамором. Люстры занимали почти весь потолок и переливались разноцветными камнями невероятной красоты. Мебель – диваны, широкоспинные стулья, уютные кресла – были недосягаемы, то есть не верилось, что на них можно садиться. Все пространство было солнечным, искрящимся и невыносимо богатым. Антону стало грустно.
– А кто у тебя родители? – беззастенчиво спросил он нового друга.
– Папа – режиссер, – бросил Степан, направляясь в просторную кухню. – Садись, ща еды принесу.
Антон подошел к стеклянным дверям, ведущим из гостиной в сад. Приусадебный участок просторно раскидывался в пределах видимых границ. У прямоугольных кустов, идущих вдоль забора, орудовал садовник. Дорожки были вымощены старинной мелкой плиткой. Вдалеке виднелся край беседки с барбекю и огромными качелями. Антон лбом прижался к стеклу, стараясь разглядеть, что с другой стороны сада. Он увидел холёного тонконогого коня на привязи рядом с небольшой конюшней. Там тоже работали люди. Сад был ухожен в каждом миллиметре и так же, как дом, нереально, по-книжному, красив.
– Папа – режиссер, – как заклинание прошептал Антон.
Вернувшийся с кухни Степан заставил его вздрогнуть. Новый приятель принес и свалил на журнальный столик закуски – бутерброды, кучу разных конфет, сок, газировку.
Они быстро начали расправляться с едой, почти не разговаривая. И снова у Антона возникло ощущение, что они знакомы давным-давно с этим странноватым мальчиком. В их молчании не было неловкости.
Когда они наелись до отвала, Степан предложил пойти к нему на второй этаж.
– Круто живешь, – тихо сказал Антон, следуя за хозяином.
– Степа! – услышали они чей-то возглас.
Мальчики остановились. Из соседней комнаты вышел высокий мужчина в длинном восточном шёлковом халате. Седые пряди волос его волнами ниспадали и прикрывали почти половину лица.
– Привет, пап! – отозвался Степан, но не подошел к нему, а продолжал, ссутулившись, стоять на месте.
Антон подумал, что сейчас им попадет за устроенный бардак. Однако отец молчал и почему-то заинтересованно разглядывал его, пока подходил, а когда увидел плотную темную кожу, не отвел глаза, как многие делали, и не застеснялся больного ребенка.
Глаза Степиного отца были пронзительные и неестественно блестящие, будто увлажненные специальным раствором. Отец почему-то обрадованно протянул руку Антону, не отрывая от него мокрых глаз:
– Здравствуйте! Меня зовут Аркадий Степанович!
Антон представился и слабо пожал руку мужчине. Тот перевел взгляд на кисть мальчика и долго пожимал ее, тактильно сканируя необычный материал.
– Да… – оживленно продолжал отец. – Антон. Здравствуй, Антон!
Чему мог радоваться этот успешный, богатейший человек при виде больного подростка, который приперся в гости, было непонятно.
– А куда вы? – словно опомнился Аркадий Степанович, обращаясь к сыну.
– Ко мне пойдем, – пожал плечами тот.
Аркадий Степанович словно не хотел отпускать ребят. Глядя на Антона, он немного попятился и сел в кресло, немного театрально закинув ногу на ногу. Антон успел увидеть под распахнувшимся халатом дряблые жировые подушечки на сметанно-бледных коленях мужчины.
– Антон, значит.. – протянул опять режиссер. – Ты заходи к нам еще, Антон!
Тот кивнул и посмотрел на Степу.
– Ладно, пап, мы пойдем, – недовольно пробурчал сын, и ребята двинулись наверх по лестнице.
В комнате у Степы было всё – новейшие гаджеты, музыкальные инструменты, куча модной одежды по шкафам. Антону такое не снилось в самом волшебном сне.
Они снова покурили в окошко. На вопрос Антона, не заругают ли родители, Степан только хмыкнул. Похоже, ему было разрешено все.
– А давно ты у нас в школе? – спросил Антон.
– Уже год хожу, меня перевели из частной… папа так захотел… – задумчиво ответил Степан, но потом словно спохватился, – Учился я нормально, он из-за другого перевел. Типа надо с людьми… чтобы друзья были. В частной школе одни придурки, там невозможно. Я ни с кем не разговаривал в классе, нас восемь человек было. Уроды просто. – он сплюнул в окно.
– Понятно, – протянул Антон. – А в нашей школе как?
