– Да… не знают, —мыслями Аркадий был далеко. – Вот и у неё. Не знали…
– У кого?
Режиссер вздрогнул и посмотрел на мальчика. Было нечто странное в его взгляде. Аркадий всегда смотрел на него так, как никто не смотрел.
«Он очень много знает и очень умный», – когда-то давно решил Антон. Аркадий Степанович был единственным человеком, которого Антон уважал.
– Знаешь, – продолжил Аркадий. – Была одна женщина, я слышал такую историю, – он затянулся. – Она каждое утро вставала и не узнавала любимого мужчину, который был рядом с ней. А он очень ее любил. Все был готов отдать, знаешь, как иногда любят… Нет, ты пока не знаешь, я надеюсь, когда ты станешь взрослым…
Аркадий снова ссутулился.
– Каждое утро он рассказывал ей всю ее жизнь заново, он объяснял, что он ее муж, и что вот их ребенок, и ребенок обнимал маму и забавно копался в ее волосах, он тоже не понимал, что происходит. …каждое утро… – Аркадий выкинул окурок на дорожку.
Антон наблюдал, как сигарета медленно тлеет на садовой плитке:
– Да уж..не позавидуешь.
Аркадий удивленно повернулся к нему:
– Почему не позавидуешь?
– Ну, вроде как, каждый день не знать, где ты… и что семью не узнавать, – Антон откашлялся для уверенности. – Этому и не позавидуешь!
Аркадий ухмыльнулся.
– Она была самой счастливой женщиной на свете, Антон!
Аркадий Степанович поднял голову вверх – еще не стемнело, но луна упрямо висела на светлом небе, словно наблюдая, кто же всё-таки победит – день или ночь.
– Она была самой счастливой, потому что ее любили. А когда тебя любят – больше ничего не нужно, даже памяти…
Антон поковырял носком ботинка щёлку между плитками.
– Я у вас шлем тогда брал, – вдруг сказал он.
Режиссер непонимающе посмотрел на мальчика.
– Я его не вернул ещё… шлем для игр, – с вызовом продолжил Антон, сверкнув глазами.
Аркадий рассмеялся и покачал головой.
– Антон, можешь оставить его себе. Степе не нужны шлемы! Степе, вообще, мало кто нужен. Поэтому я очень рад, что у него появился ты. И я готов за это тебе отдать шлем! У Степы очень мало друзей.
Аркадий Степанович украдкой взглянул на Антона и будто смутился, а потом поправился:
– У Степы нет друзей… и ему очень сложно. Ты будь с ним, пожалуйста.
Антон пожал плечами. У Аркадия завибрировал браслет, он посмотрел, кто звонит и отключил вызов.
– Знаешь, а я ведь совсем не старый! – вдруг весело сказал Аркадий. – Время летит так быстро, всё кажется, что я такой, как ты или Степа. И так сложно объяснить вам, молодым, что и вы скоро так же… мы же все, в общем-то, на одном уровне. Просто вы не понимаете, что мы похожи, а когда поймёте, уже поздно..уже нужно будет доказывать другим, молодым…
Аркадий засмеялся. Антон кивнул и тоже засмеялся.
– Пойдем, я скажу водителю тебя подбросить, – поднялся режиссер.
Дома Антон продолжал думать об Аркадии Степановиче и о том, как тот сломал руку Лизе. Чем же она его так разозлила? Вообще, он классный. Степа вечно ноет, недовольный. Не соображает, что ему досталось. Такой отец!
Ночью Антон залихорадил. Это случалось редко – он мало болел обычными заболеваниями. Мать перепугалась, накапала в ложку какого-то лекарства и заставила выпить. Она не отходила от него до тех пор, пока не убедилась, что температура спадает, долго гладила по голове, потом, уставшая, поплелась к себе в комнату.
Антон прилёг. Непривычно чесался затылок и в горле першило, невозможно было откашляться. Мысли Антона запрыгали, ускоряясь, будто сталкиваясь друг с другом. Ему пришлось встать. Мечущиеся мысли преобразовались в слова, а слова в непонятный столбик. Он потянулся к компьютеру – напечатать их, но тот был разряжен. Тогда Антон схватил лист бумаги, карандаш, и печатными кривыми буквами (правописанию в школе не учили, отец когда-то ему показал) вывел:
От Севера и на Восток
Идите, господи, идите.
Я посмотрю на потолок —
Обрежу нити.
***
Помимо необычного хитинового покрова у Антона была еще одна особенность, которая отличала его от других, и которую он долгое время не идентифицировал в себе, пока не вырос. Мальчик обладал способностью визуализировать в голове различные события, о которых он слышал или читал. Это был непрекращающийся высококачественный художественный фильм, который во всех подробностях он мог проигрывать в своем сознании. Любая история, услышанная Антоном, виделась ему настолько ярко и правдоподобно, будто он сам присутствовал и был непосредственным участником происходящего. Как будто не снимал он своего шлема и объемно погружался в истории, которые читал или слышал.
Много позже Аркадий Степанович, узнав об этом, объяснит Антону, что это очень полезное свойство его мозга, и на этом можно хорошо зарабатывать. У всех сверстников Антона, да и не только у сверстников, напрочь отсутствовало воображение. Оно попросту стало ненужным, ведь вся визуализация приходила из сети, многочисленных реклам, игр, шоу и фильмов. Каждый ребенок получал яркую насыщенную картинку окружающего мира, как только начинал различать основные цвета и формы. Позже Антон начнет записывать образы из головы, облекать их в слова и сам создавать виртуальное пространство из живых картинок.
Антон никогда не спрашивал у Степана, кем была его мама и где она. Стёпа сам рассказал, нехотя, но в то же время настойчиво, словно желал поставить точку в этой недосказанности.
Мать Степана серьезно болела. Болезнь взялась ниоткуда, Степану было тогда лет пять и он, конечно, не помнил подробностей – обследований, больниц и диагнозов. Молодая эффектная женщина начала терять память, впадая то ли в детство, то ли в глубокую старость.
Сколько времени это продолжалось, Степан не знал. Обрывочно он помнил, как переживал отец, тогда как мать всегда была веселой и какой-то уютной и светлой, хотя и это Степан помнил все хуже. А однажды мать решила принять ванну.
Слушая Степана, Антон живо нарисовал себе картину их дома десятилетней давности, почти такого же как сейчас – красивого и солнечного, немного размашисто обрисовал силуэт молодой стройной женщины – это было совсем просто, Антон сразу понял, что робот Лиза – точная копия жены Аркадия Степановича.
Позднее утро, маленький Степа увлеченно играет в детской в сетевую игру, изредка торжествующе вскрикивая, когда удается убить несколько злобных монстров и продвинуться на следующий уровень. В это же время мама заходит в просторную ванную комнату с большим окном без занавесок и включает стекловидный лапчатый кран. Большая ванна, почти минибассейн, начинает шумно заполняться водой. Мать подходит к зеркалу и рассматривает себя со всех сторон. Покрутившись, она спускается вниз на кухню, наливает себе кофе, включает гигантский сетевой монитор на всю стену и задумчиво пьет из небольшой аккуратной белой чашки с золотой каемкой. Она забывает включить звук – на экране мелькают немые картинки очередного выпуска новостей.
Камера на Степана – он все так же своей комнате, играет. Камера на мать – она снова поднимается и удивленно смотрит на наполненную ванну (она забыла, что хотела искупаться, но не придает этому особого значения, а принимает как должное). Она снимает тонкую легкую пижаму, оставляет на руке массивный браслет с черными крупными неровными камнями, забирается в ванну, ложится лицом к окну. В саду осень: мрачноватое, но красивое, в темных разводах небо и высокие деревья с крупными красными листьями. Маме становится хорошо, как любому человеку, находящемуся в тепле и уюте в то время, когда на улице холодно.
Камера в комнату Степана. Мальчик еще какое-то время играет, потом выходит и спускается на кухню. Там он видит кого-то из нянек, лицо прислуги размыто – Антону оно не важно. Степан просит налить ему сок. Выпив его, Степан поднимается и снова хочет вернуться в комнату, но что-то заставляет его зайти в ванную. Он заходит. Мать лежит под водой, глаза ее закрыты. Длинные светлые волосы немного поигрывают, расползаясь в разные стороны, как змеи. Через слой воды лицо мамы кажется размытым и каким-то неаккуратным, отечным. Степан опускает глаза и видит, что руки ее неестественно плавают на поверхности, как будто совсем ей не принадлежат. Степан машинально трогает маму за руку, ту, на которой черный браслет.
Степан рассказал о случившемся почти механически, быстро скомкав финал и, возможно, почувствовал облегчение. Антон же видел все очень явно и даже немного разозлился, что ему испортили яркость ощущения эффектной концовки – непонятно было, что почувствовал мальчик, обнаружив утонувшую мать.
Не зная, как отреагировать (у них не было принято разводить телячьи нежности), Антон хмуро кивнул, давая понять, что понимает масштаб трагедии, сказал что-то, вроде как удивляясь такому ужасному событию в жизни друга. Степан добавил, поджав губы:
– Я с тех пор воду ненавижу. И не купаюсь никогда. Говорят, когда маленький был – истерики в ванной закатывал, боялся. Короче, отец мне даже сухой ионодуш установил. Так, в общем, короче…
***
Выходные задались. Антон два дня провел у Степана в гостях. В доме и на территории вокруг было безлюдно. Лизу увезли на техобслуживание. Аркадий Степанович отпустил всю прислугу, он иногда так делал, отдыхал от присутствия чужих людей. Видно было, что ему приятно проводить время с детьми, хотя он мог просто сидеть в своем кабинете или где-то в саду, почти с ними не общаясь.
В воскресенье было жарко, Антон с удовольствием плескался в большом бассейне во дворе. Степан привычно сидел поодаль, в шезлонге, покуривая и изредка перебрасывался фразами с другом.
Антон резвился, прыгал с небольшого мостика в воду, выписывая в воздухе смешные фигуры. Нанырявшись, он вышел из бассейна, вытерся и оделся. Нужно было уезжать домой. Степан лениво развалился в шезлонге, он попрощался – махнул Антону рукой, не собираясь вставать, чтобы его проводить.
