И жить, по последним данным,
не сладко на этом свете,
и в мире том чемоданном
лишь тамбурный горький ветер.
И вихри беды большие
закружат меня, как птицу,
пушинкой в бездонной шири,
где не за что зацепиться.
* * *
Всё смешалось,
всё давно смешалось,
всё я в кучу общую свалил —
даже эту мелочную жалость
по словам несказанным своим.
Поменяю шило я на мыло,
будет жизнь —
один сплошной вокзал.
Отчего, когда ты говорила,
я тебе ни слова не сказал?
Может, всё б
не кончилось разладом?
А теперь —
ты, в общем-то, права —
ничего жалеть уже не надо,
только эти хмурые слова.
* * *
Встану и непременно скажу,
что я тоже с трамвая схожу.
Нет, с ума я ещё не схожу,
нам, наверно, давно по пути,
не спешите так просто уйти.
Постарайтесь хоть что-то понять.
Посидим. Ещё, кажется, пять.
Помолчим. А над городом – дым.
Я, как он. Я таким же седым
растворюсь в частоколе оград.
Что-то спросите.
«Да, – невпопад
я отвечу. – О чём это вы?
В этом мире так много травы.
И любви. Поглядите, она
даже в воздухе растворена.
Дайте руку, уйдём поскорей
от домов, от машин, от людей,
и в лесов голубой окоём
грусть свою навсегда окунём,
всё забудем…»
Но лязгнет вагон,
сойдёте, лишь ветер вдогон.
Только дым. И несусь я опять
