– Ты кто такой, – нахально спросил один из них, – чтобы указывать дворцовой страже, что ей делать?!
– Я – наследный принц ар-Рият! – выпалил Сорви-голова и на всякий случай, для особо одаренных, добавил: – Вашего повелителя. А вы… – едва сдерживаясь, процедил Сорви-голова, – вы покойники.
Стражи ворот в сомнении повернули головы к стражнику, стоящему рядом с Сорви-головой. Тот только пожал плечами и еле заметно кивнул. Стража ворот выпустила из рук Синдбада и рухнула на колени.
– Пощади, о великий! – распластались они у ног весьма знатной особы, отклянчив зады. Шлемы слетели с их голов и, бренча, откатились.
– Двести палок по пяткам. Каждому. Это хорошо укрепит их память, – вынес беспощадный вердикт Сорви-голова.
– Уй-юй! – опять схватился за голову стражник, но стражи, что валялись в пыли у ног Сорви-головы, подползли к нему и принялись благодарно лобызать обувь принца: хорошо, живы остались! К концу процедуры лобызания обувь принца блестела, словно генеральские сапоги на параде. Сорви-голова придирчиво осмотрел сапоги, удовлетворенно хмыкнул и сменил гнев на милость.
– Двести палок, но на двоих.
– О великий! – радостно взвизгнули счастливые стражи, не смея поднять голов.
– Пошли, – сказал Сорви-голова Синдбаду, кладя руку тому на плечо. – Я уверен, эмир уже в курсе моего прибытия и изнывает от желания узреть меня поскорее.
Он оказался прав. Новости и слухи во дворце разносятся крайне быстро, что, впрочем, происходит не только во дворце и не только на Востоке.
Эмир, уже несколько отошедший после плотного обеда, успел перебраться в прохладный тронный зал дворца и теперь метался от трона к окну и обратно, невзирая на желудочные колики. Ожидание и предвкушение обладания редкой вещью были тягостны для его сознания: ладони эмира нестерпимо чесались, а в седалище свербело так, будто туда проник сам шайтан, не давая повелителю правоверных ни присесть, ни остановиться хоть на секунду. И вот, наконец, на пороге зала возник глашатай.
– К пресветлому эмиру прибыл Сорви-голова! – возвестил глашатай и, приложив ладонь к груди, склонил голову и сдвинулся в сторону.
– Сорви-голова? – изволил удивиться Нури ибн Кабоб. Его лицо разочарованно вытянулось. – Кто он такой? Впрочем, пусть войдет.
Глашатай посторонился, пропуская мимо себя гостей.
– О, это вы, дорогой наш Оторви Башку! – обрадовался эмир, для солидности взбираясь на трон, похожий на низкий неширокий диван с валиками и атласными подушками. Трон был установлен на возвышении в половину человеческого роста, ведь повелитель непременно должен возвышаться над своими подданными. – А нам доложили, будто прибыл какой-то Сорви-голова.
– Меня теперь так зовут, – устало вздохнул Сорви-голова. Как же тяжело, оказалось, менять имя.
– Разве? – задумался эмир. – Впрочем, какая-разница. Принесли ли вы обещанное?
Сорви-голова неспешно, вразвалочку, приблизился к трону. За ним увязался Синдбад, выглядывая в толпе приближенных Амаль, но девушек, к сожалению, в огромной зале вообще не было. Вокруг толпились одни бородатые морды в невообразимо высоких чалмах и двух, а то и трех халатах, надетых один поверх другого, что, вероятноно, повышало уровень самозначимости придворных.
– О да! Вам только надлежит послать охрану на мое судно и…
– Почему же вы не захватили его с собой? Вещица, должно быть, совсем-совсем крохотная, – разочарованно протянул Нури ибн Кабоб, поерзав на троне, и запустил в правого махальщика подушкой, вымещая на нем нетерпение и недовольство.
– Но очень ценная! Я не рискнул идти с ней без охраны.
– Да-да, все верно, – вынужден был признать эмир. – Эй, стража! Срочно принести с корабля Сорви-головы вещь, которую… В общем, вещь.
– Слушаемся и повинуемся! – стражники рванули с места, рыча от усердия и отпихивая друг друга локтями. Каждому из них непременно хотелось выслужиться перед повелителем.
– А мы пока… – Эмир многозначительно прищурил один глаз и кивнул в сторону боковых дверей, потерев ладошки.
– О! – обрадовался Сорви-голова. – Ваше «пока», дорогой Нури, очень кстати.
Нури ибн Кабоб сполз с диванчика, спустился по ступенькам и, переваливаясь, словно беременная утка, заковылял к дверям в боковые покои. Все, кроме махальщиков, остались в зале, разочарованно облизываясь в бороды. Всем им не хуже Сорви-головы прекрасно было известно, что означает эмирское «пока».
Высокие резные створки дверей распахнулись, и глазам Синдбада открылась квадратная комната, украшенная лепниной и фресками на стенах, подобными тем, которые ему уже доводилось видеть в книге «Тысяча и одна ночь»: простенькие бытовые сюжеты и никакого понятия о перспективе. Впрочем, у каждого народа свое художественное видение. У Египтян, к примеру, людей почему-то рисовали в профиль… Хотя, надо признать, фрески в натуральном виде смотрелись довольно величественно.
Слева тянулся узкий балкончик с невысокими перильцами, казавшимися игрушечными и ненадежными. Балкончик и комнату разделяли ряд тонких столбов. Столбы у потолка соединяли ажурные переплетения завитушек, нижней кромкой напоминающие купол минарета. Посреди комнаты был накрыт дастархан, на котором не было ничего, кроме кувшинов, двух пиал и тарелочек с арахисом и миндалем. Дастархан окружали тушаки[11 - Тушак (вост.) – тонкое стеганое одеяло шириной около 1м], вышитые серебряной нитью.
– Э-э, – недовольно протянул эмир, заметив увязавшего было за Сорви-головой Синдбада, – почтенный Оторви Башку, скажи своему слуге, пусть ступает на кухню – там его накормят.
– Ты дважды ошибся, пресветлый эмир. – Сорви-голова обнял за плечи своего спутника. – Во-первых, меня зовут Сорви-голова.
– Ну да, разумеется, – поспешно согласился с ним Нури ибн Кабоб, пропустив мимо ушей столь неуважительное «ты» – Сорви-голова был единственный, кому дозволялось подобное. – А где же я ошибся еще, почтенный Сорви-голова?
– А во-вторых, он не мой слуга.
– Не твой? Тогда какого же иблиса он вообще здесь делает? – возмутился эмир и уже хотел было кликнуть стражу, но Сорви-голова остановил его.
– Не торопись, светлейший эмир. Он действительно не слуга – он мой друг! И даже брат, спасший меня от неминуемой гибели.
– О! Что же ты раньше не сказал? Проходи, уважаемый, – почтительно обратился эмир к Синдбаду, – присаживайся. – Сам Нури ибн Кабоб уже успел удобно разместиться во главе дастархана. – Эй, кто там? Принесите еще одну пиалу дорогому гостю.
Из небольшой двери справа выбежал юркий слуга и поставил пиалу перед Синдбадом, усевшимся по левую руку от эмира. По правую развалился, подмяв под себя подушки, Сорви-голова.
– Но, многоуважаемый Нури, я не вижу здесь еды? – удивился Сорви-голова.
– К сожалению, дорогой Сорви-голова, вы опоздали. Мы уже отобедали совсем недавно, – быстро произнес эмир, лично разливая густое красное вино по пиалам. При упоминании о еде эмира вновь замутило.
– Э-э, но мы-то голодны, как львы после неудачной охоты! Мы бы с удовольствием отведали твоего дивного шашлыка.
– Будь по-твоему, – нехотя согласился эмир. В животе у него опять что-то заворочалось и неприятно забурлило. – Приготовьте гостям шашлык! – гаркнул Нури ибн Кабоб и поднял пиалу. – А пока отдадим должное божественному нектару, во имя…
– Ох, светлейший эмир, не гневи Аллаха! – произнес Сорви-голова, не дав закончить эмиру, и покачал головой. – Давайте просто выпьем.
– Да-да, ты, как всегда, прав! – спохватился эмир, прикрывая ладонью рот.
Чокнулись. Тонкие фарфоровые пиалы тихонько и мелодично звякнули.
– Но ты забыл представить нам своего спасителя, – напомнил Нури ибн Кабоб, поднося пиалу к губам. – Это невежливо, уважаемый… э-э… Сорви-голова.
– Да-да! – спохватился тот, звучно хлопнув по лбу ладонью. – Моего друга зовут Синдбад!
Эмир поперхнулся вином и зашелся в кашле. Лицо его налилось кровью, а глаза вылезли из орбит. Пиала вывалилась из пухлых пальцев и завертелась по дастархану.
Синдбад услужливо похлопал эмира по спине.
Эмир потряс головой, словно одуревший баран, уставший ломиться в закрытые крепкие ворота, и уставился выпученными глазами на Синдбада, вытирая рукавом халата рот. Влетевший в комнату хлопальщик по спине – и такая удивительная, как оказалось, имелась при дворе профессия! – непонимающе уставился на повелителя, потом спиной, потихоньку, на цыпочках, удалился восвояси.
– Ты! – наконец выдавил из себя эмир сквозь трясущиеся от гнева губы. – Паршивый оборванец, лазающий через заборы!
– Я, – подтвердил Синдбад, как ни в чем не бывало прихлебывая вино из пиалы. – Вы знаете, у вашего вина удивительно богатый букет! – довольно прицокнул он языком.
