– Дурак! – резко бросил эмир. – Это «зеркало-скажи»!
– В каком смысле? – Синдбад отложил недоеденную палку шашлыка. Любопытство всецело завладело им.
– В самом прямом. Оно может ответить почти на все вопросы, – пояснил Сорви-голова. – И даже показать, если нужно.
– Обалдеть! – выдохнул Синдбад.
– Что? Что еще за слово такое? – уставился на него эмир.
– Выражение крайнего восторга и удивления. В стране, из которой я прибыл…
– О-бал-деть, – не дослушав, повторил по слогам эмир. – Красиво. Надо запомнить.
– Да на здоровье! – хмыкнул Синдбад, поднимая пиалу. – Выпьем же!
Они чокнулись с Сорви-головой и выпили. Эмиру было не до того.
– А-а… чего оно молчит? – спросил тот, уже успев ощупать, повертеть в руках, потрясти и даже обнюхать зеркало. Разве что на зуб еще не попробовал.
– Э-э, уважаемый Нури! – жуя кусок мяса, сказал Сорви-голова. – Там, в сундуке… эта… ин… инс… Вот шайтан, как же ее?
– Инструкция, – подсказал Синдбад, закидывая в рот пригоршню миндаля. Он уже вполне освоился в присутствии столь знатных особ и не ощущал ни малейшего дискомфорта.
– Во, точно! Ин-срун-ция. И не выговоришь!
Эмир порылся в ларце и вытащил из-под подушечки свернутый вдвое листок пергамента. Развернув лист, он повертел его перед глазами так и эдак, отодвинул подальше от себя и прищурился.
– Ничего не понимаем: здесь не по-арабски! Что тут написано?
– Конечно, не по-арабски, – подтвердил Сорви-голова. – Я же приобрел его в одной дикой северной стране, где бродят медведи и вечно царит лютый холод.
– Постойте, как вы сказали? Медведи? – Синдбад с сомнением уставился на Сорви-голову. – А ну-ка, дайте, я посмотрю, – протянул он руку, предварительно отерев жирные пальцы о белоснежную скатерть тонкой работы.
– Э-э, оборванец, что ты смыслишь в грамоте! – с презрением в голосе бросил эмир, отодвигая руку с пергаментом.
– Тогда читайте сами, раз такие умные. – Синдбад возмущенно скосил нижнюю челюсть и сам налил себе и Сорви-голове вина.
– Ладно, на, – подумав, согласился эмир.
– Не надо.
– На, говорим! Упрашивать еще тебя, оборванца. И вина нам налей!
– Да на здоровье, – буркнул Синдбад, наливая и эмиру, но меньше половины пиалы. Потом поставил кувшин и взял пергамент из толстых пальцев эмира. – Наоборот же надо, вот так.
Синдбад перевернул лист и, хмуря брови, пробежал глазами по строчкам, вчитываясь в непривычное глазу написание букв.
– Что же там написано? – нетерпеливо поерзал эмир.
– Не торопите меня, почтеннейший!.. Ага! Значит, так: «Сей чудный прибор, изготовленный знаменитым мастеровым умельцем Данилой…»
– Постой, постой. Что такое «при-бор»? – уточнил эмир. Глаза его от выпитого уже немного косили.
– Прибор? – задумался Синдбад. – Как бы вам объяснить…
– Ты того… не умничай, – погрозил ему пальцем эмир. – Выискался, понимаешь…
– В общем, это такая сложная вещь, которую долго и нудно делают, и она работает как задумано. Но не всегда.
– Читай дальше, – отмахнулся эмир, ничего не поняв.
– В общем, здесь сказано, что нужно произнести фразу: «Свет мой, зеркальце-скажи, мне ответь и покажи».
Эмир подхватил с колен зеркало и, сбиваясь на каждом слове, произнес кодовую фразу. Язык у него уже начинал заплетаться.
Зеркало осталось совершенно равнодушно к стараниям эмира, по-прежнему отражая красную, несколько отекшую, с бусинками пота физиономию повелителя правоверных.
– Не работает, – пожаловался он. – Ах ты, мошенник! – замахнулся он зеркалом на Синдбада.
– Постойте! – спохватился тот. – Вот тут ниже сказано, что зеркало нужно настроить на язык говорящего.
– Так что же ты сразу не сказал, остолоп! – еще больше разгневался Нури ибн Кабоб. – Что нужно сделать?
– Так, – Синдбад вел пальцем по строчкам с перечислением языков. – Вот! Арабский. Два раза нажать на правый второй сверху завиток, а затем три раза на третий слева.
– Два, три… Мы ничего не поняли, – уныло потряс головой эмир.
– Э-э! Дайте сюда! – Синдбад вырвал зеркало из руки онемевшего от невиданной наглости эмира, быстро проделал все необходимое и вновь вложил зеркало в растопыренные пальцы Нури ибн Кабобу. – Вот теперь пробуйте, – сказал Синдбад и с гордым видом налил себе еще вина.
Эмир не стал спорить и опять сбивчиво произнес фразу. На этот раз и в самом деле поверхность зеркала осветилась, и в ней появились два прекрасных женских глаза с восточным разрезом.
– Что вам угодно знать, о добрый человек? – спросило зеркало, хлопая ресницами.
– Ага! – радостно подпрыгнул эмир. – Хорошо мы тебя не казнили, несчастный оборванец. Но мы ничего не забыли, так и знай!
– Рад за вас, – буркнул Синдбад, но эмир уже полностью переключился на новую игрушку.
– Так, нам угодно… А что нам, собственно, угодно?
Синдбад с Сорви-головой одновременно пожали плечами. Эмир же озадаченно почесал макушку.
– Покажи нам, э-э… нашу дочь!
Глаза исчезли, а вместо них появился нежный изгиб девичьего стана, белая кожа, черные, ниспадающие на спину длинные влажные волосы. Девушка, оказавшаяся одной из прислужниц Амаль, повернула лицо, словно почувствовала, что за ней кто-то наблюдает. Рядом в тумане прятались еще две фигуры. А помещение… Эмир, растерявшись от неожиданности и выпитого, не сразу сообразил, что это, собственно, за помещение такое, где водятся нагие гурии. А когда до него дошло – баня! – он быстро зажмурился и прикрыл глаза ладонью, прижав зеркало к груди.
– Не надо гурий! – испуганно воскликнул он. – То есть дочери! Ничего не надо. – Сердце несчастного эмира колотилось, готовое выскочить из груди.
– Что случилось, сиятельный Нури? – уточнил Сорви-голова, пытаясь попасть пиалой в губы.
