Эмир посмотрел на него невидящим взглядом, схватил пиалу и разом опорожнил ее – немного полегчало.
– Ох, какая опасная вещь. И ей надлежит пользоваться крайне осторожно. – Боясь заглянуть в зеркало, эмир быстро сунул его обратно в ларец, шумно захлопнул крышку и закрыл ларец на ключ от греха подальше. – Эй, бродяга! Налей еще вина.
– Сами вы… – огрызнулся Синдбад, но поднял кувшин и вылил остатки вина в эмирскую пиалу. – Кончилось, – с сожалением произнес он, зачем-то заглядывая в кувшин.
– Как… кончилось? – разозлился эмир. – Ничего не кончилось. Слуга! Неси два, нет, три кувшина, и живо, шайтан тебя раздери!..
Глава 6. Вино – это зло!
– О, моя бедная голова! – застонал Синдбад, с трудом разлепляя опухшие веки.
Первое, что бросилось ему в глаза – небольшие оконца на серой, отделанной деревянными досками стене. В оконца врывались лучи солнца, текли золотистым ручьем в пыльном воздухе, и весело скакали по лицу несчастного, не выспавшегося Синдбада. Вернее, даже не скакали, а как бы мазали. Лизнет эдак и сместится, и опять, и еще раз. Странное поведение луча немного раздражало. И еще Синдбада мутило. Не только от количества выпитого, но и от того, что кто-то все время раскачивал из стороны в сторону жесткую кровать. Очень жесткую, словно Синдбад лежал на голых досках, застеленных… неизвестно, чем застеленных, в общем. Простыня больше напоминала грязную старую дерюгу. Странно, что такие кровати и простыни есть в эмирском дворце. Может, слуги на таких спят?
– Эй вы, прекратите раскачивать кровать, – зло бросил Синдбад и окончательно проснулся от собственного хриплого с похмелья голоса. С трудом усадив на край кровати непослушное, словно налитое свинцом тело, он протер глаза и обвел комнату мутным взглядом.
Комната была небольшая, сплошь отделанная деревом. Простенькая широкая дверь с медной потускневшей ручкой. Стол – тоже деревянный, ничем не застеленный и почему-то прикрученный к полу – довольно странно и необычно. Возле стола – два стула. Кровать расположена у стены напротив двери. В изголовье, справа, – невысокая тумбочка. На тумбочке стоит широкий кувшин с узким горлышком и глиняная кружка – простенькая и довольно грубой работы. Синдбад нахмурил лоб: обстановка никак не походила на дворцовые покои, а посуда на ту, из которой ели и пили вчера.
К тому же, как оказалось, раскачивалась не сама кровать, а вся комната. Мерно так – вверх, вниз, вверх, вниз, и еще из стороны в сторону, что сильно настораживало Синдбада.
Протянув руку, он взял кувшин, принюхался и поднес горлышко ко рту. Теплая, совершенно безвкусная вода полилась в рот. Но Синдбад с наслаждением вылакал полкувшина и утер рот ладонью. В голова немного прояснилось.
– Что за… – начал было Синдбад, вновь оглядев комнату, но не успел договорить.
Дверь в этот миг распахнулась, и на пороге возник Сорви-голова собственной персоной – чистенький, бодрый и совершенно трезвый, что было особенно обидно, хотя… Ведь Сорви-голова раньше отключился, и ему меньше досталось проклятого вина, которое все никак не заканчивалось, будь оно неладно!
– Проснулся? – почему-то обрадовался Сорви-голова.
– Угу, – морщась прогудел под нос Синдбад и пожаловался: – Голова болит.
– Я вообще удивлен, как ты жив остался после вчерашнего. – Сорви-голова прошел к столу и опустился на стул, вытянув одну ногу вперед, а в колено другой уперев руку. – А насчет пресветлого эмира до сих пор переживаю – как бы на встречу с Азраилом не отправился.
– Где я? – слабым голосом спросил Синдбад. – Это ведь не дворец?
– Увы, друг мой. Ты на моем корабле.
– Корабле? – подскочил Синдбад на кровати. – Какого шайтана я тут делаю?
– Ты что, ничего не помнишь?
– Отчего же! Кое-что, кое-где…
После того, как эмир потребовал принести еще вина, Синдбад с трудом мог припомнить, о чем говорилось конкретно, но в память врезались отдельные эпизоды.
…Синдбад уговаривает Сорви-голову поехать кататься на лодке и ловить акул: говорят, плавник акулы – непередаваемо изысканное лакомство. Но Сорви-голова бледнея почему-то категорически отказывается.
…Синдбад требует развлечений, и эмир вызывает танцовщиц. Те вертятся и изгибаются в танце, словно сытые удавы, эротично сбрасывая с себя одну тряпицу за другой, а когда остаются в широких трусиках, похожих на те, что с гордостью носили на пляже женщины середины прошлого века, и в жилетках, дамы подбирают разбросанные по полу тряпки и удаляются. Синдбад возмущенно освистывает плясуний, а эмир доказывает ему, что именно это и есть самый настоящий стриптиз!
…Синдбад с Сорви-головой отплясывают джигу под тягучую музыку придворных музыкантов, не успевших слинять вместе с женщинами, а эмир, постоянно сбиваясь и всех путая, задает ритм на бубне. Ничего путного из танца не выходит, и Синдбад пытается научить несчастных музыкантов мелодии «Вдруг как в сказке скрипнула дверь». Но то ли музыканты попались тупые, то ли Синдбад не может ничего толком объяснить – в общем: эмир в ярости, музыканты в ужасе, Сорви-голова в полной отключке, а Синдбад пытается успокоить разошедшегося не на шутку эмира.
…Синдбад дружески хлопает по плечу эмира, ласково называя его Нури Кабобовичем, и просит отдать за него Амаль. Эмир с трудом фокусирует взгляд на юноше, кое-как, с восьмой попытки, сворачивает из пальцев вялый кукиш и, мыча нечто невразумительное, пытается попасть им в нос Синдбаду.
Потом вино все-таки закончилось, и Синдбад с эмиром в обнимку куда-то идут… Только вот куда? Смутно всплывают в памяти перепуганные бородатые лица. Халаты, кольчуги… Эмир, гоняющийся за кем-то с отобранным у палача топором, насилу волоча его за собой… Сабля!
Синдбад вспоминает, что забыл саблю и собирается бежать за ней, а эмир уговаривает его пойти париться с гуриями. Но на кой Синдбаду гурии без сабли?.. Дальше – полный провал в памяти.
– …Ты вообще меня слушаешь? – Сорви-голова в сердцах саданул кулаком по столу.
– Что? – опомнился Синдбад, разглаживая собравшиеся от умственного напряжения морщины на лбу. – Да, конечно. Я весь внимание: вы проснулись и отвели меня на корабль.
– О Аллах! Во-первых, я не спал, а делал вид, иначе меня неминуемо постигла бы та же участь, что и эмира. С тобой пить, так лучше уж сразу перерезать самому себе глотку!
– Хитрый вы человек, – неподдельно восхитился Синдбад, качнув головой, но схватился за лоб и опять застонал.
– Зато живой, – осклабился Сорви-голова и продолжил загибать пальцы. – Во-вторых, я не участвовал в ваших развлечениях, если их так можно назвать…
– Что, неужели все так плохо? – насторожился Синдбад.
– Не выведи я тебя поздно вечером из дворца, сегодня светлейший Нури наверняка устроил бы показательную казнь, не тратя время на долгий суд.
– А… что же я такого натворил?
– Ужасные вещи! – округлил глаза Сорви-голова. – Если не считать того, что вы с Нури уничтожили месячный запас очень дорогого вина, то ты: подбивал эмира смотреть грязные, недозволенные Аллахом танцы; пытался проникнуть к луноликой Амаль и лично посвататься к ней; называя себя каким-то странным именем Петр, а окружение эмира – об… обоз… ревшими боярами…
– Оборзевшими, – машинально поправил Синдбад.
– Неважно! Уговаривал эмира сбрить бороды всем, начиная с главного визиря и кончая самым ничтожнейшим из приближенных, причем топором! Продолжать дальше?
– Ох-ё-о! – только и выдохнул Синдбад.
– Вот именно, – согласился с ним Сорви-голова. – И это не считая сильно пошатнувшегося сегодня здоровья эмира и сомнений слуг, явно уверовавших в то, что в их благодетельного правителя вселился джинн. А может, и не один.
– Опять двадцать пять! – хлопнул себя по коленям Синдбад. – Но ведь не я заставлял его пить!
– Ты ввергал старого слабого человека в бездну порока, потворствовал его черным желаниям, вместо того, чтобы, как более молодой и сильный, оградить от них. Я никогда еще не видел, чтобы милейший Нури – прости меня господи! – так нажирался. Да он, разве что, не хрюкал.
Синдбад совестливо склонил голову.
– Вот то-то же! – одобрил его смирение Сорви-голова. – Судя по тому, что ты вытворял, я могу точно сказать, кто ты!
– Я? А кто я?
– Одержимый джиннами неверный из северных стран, вот кто!
– Не по-онял, – набычился Синдбад, подаваясь вперед и сжимая кулаки. – Что за наезды?
– Тихо, тихо. Я думаю, мы не будем касаться скользкой темы твоего происхождения, – быстро произнес Сорви-голова, но на всякий случай чуть отодвинулся вместе со стулом. – Да и не в том дело.
– А в чем тогда?
