Лицо её просветлело. Утерев слёзы, она поднялась со скамейки.
– Увы, теперь мне пора удалиться, матушка не любит долгих отсутствий. Но вы не забудете о своём обещании?
– Никогда, – кивнул я.
Наташа робко потёрлась клювом о мой клюв, а после убежала в дом.
Ещё немного посидев на скамейке и полюбовавшись луной, я собрался идти обратно.
И… столкнулся с Анной! Она стояла на веранде возле перил, гневно притоптывая ножкой, а глаза её метали молнии.
– Вы избегаете меня! Теперь я совершенно точно в этом уверилась! – сердито отвернулась она. – Не понимаю лишь причину столь обидного отношения.
– Имел серьёзный разговор с вашей сестрой, – не стал скрываться я.
– Должно, речь шла о книгах или французском театре? – фыркнула Аня. – Она его постоянно хвалит и бранит наш, поскольку, по её мнению, там не даются пьесы нравственного содержания! Целыми днями она сидит особняком в своей спальне или читальне и, кроме книг и театра, больше ни о чём другом не желает знать. Экая оказия! Нешто так можно себя вживу хоронить?
Из деликатности я промолчал, не желая быть втянутым в семейные перипетии.
– Кстати, – перешла она к главной теме. – Вы достаточно давно посещаете наш дом. И мой опыт говорит о том, что делаете вы это не из простой вежливости. Сознайтесь! Я давно наблюдаю за вами и вижу, как вы поглядываете на меня. Не стану скрывать, – продолжала она вести наскок с пылом кавалерии, – что и вы мне не противны. Поэтому, коли я пришлась вам по нраву, то не против сватовства. А если нет, так и ходить сюда больше нечего. Так и знайте. Что же вы молчите? – нахмурилась она. – Облегчите душу!
Я начал было давать уклончивые ответы, с тем, чтобы не говорить ни да, ни нет. Однако Аня весьма грамотно обставляла разговор, ведя к намеченной цели, покуда драгоценное заверение в любви не было получено.
– Отлично, – не стала скрывать она своего ликования, в знак крайнего расположения выдернув пёрышко и подарив его. – Пойду, оповещу maman об уговоре.
Я принял пёрышко, спрятав его в нагрудный медальон, и посмотрел вслед Анне взглядом, выражающим все противоречие обуревавших меня чувств…
Когда я вернулся в дом, Карпов и Телепин затеяли полемику о том, откуда вышел первый человек – из курицы или яйца (не пришли к общему мнению). Потом недолго обсудили, на кого был бы похож Бог на иконах приматов (остановились на мысли, что на примата).
Я вполуха прислушивался к их беседе. Смятение одолевало душу. Обе дочери княгини одинаково хороши, но которую выбрать? Сердце вроде бы склонялось к Наталье, тем паче, что я и ранее был к ней неравнодушен. Она прекрасна, глядит, как Диана, и вечно молчит. А вечно молчащая дева, сами знаете, носит в себе столько тайн! Это бутыль с неизвестного рода жидкостью – выпил бы, да боишься, а вдруг яд?
Но тогда как быть с обещанием, данным Анне? Теперь я уже клял свою мягкосердечность.
Тут я заметил, что один из лакеев поднял гребень и взмахнул крыльями, привлекая, таким образом, моё внимание.
– Её светлость просят прийти в её кабинет.
«Вот оно!» – стукнуло сердце.
Дверь в кабинет княгини была приоткрыта. За столом конторки сидела она сама и, надев pince-nez, при свете канделябра просматривала какие-то бумаги. С портретов на стенах смотрели предки: сурово, надменно. Шторы были приоткрыты, и в окно смотрела луна.
Когда я вошёл, ветер из открытой двери заворошил края листов, и княгиня оторвалась от чтения.
– Вы звали меня?
– Да. Подойдите!
Я приблизился.
– Ранее я молчала, потому как надеялась на выгодную партию для своих дочерей. Однако дела таковы, что далее смотреть со стороны больше нет возможности. Скажу спроста, без деликатесов: сегодня пришло письмо от моего поверенного в Москве. Оно посвящено вам, мстилостисдарь. Поверенный описывает забавные вещи! Будто status praesens ваше весьма не так хорошо, как вы стремитесь показать. Банк вашего рара разорился безо всякой надежды на воскресение. И что вы сами два месяца назад, будучи азартным игроком, проигрались в штосс и сумма значительна.
В этом я нахожу причину вашего появления как раз в то же время в нашем доме. Будучи опытным в амурных предприятиях, вы решили, что легко запудрите головы моим бедным дочерям и тем поправите дела.
– И вы поверили клевете? Мерси за такое мнение! Право, княгиня… – вспыхнул я.
– Ну, ну… Нечего Лазаря петь! – возвысила голос она. – Я ещё не окончила. Ещё выяснилось, что этот случай для вас не единождый. В Москве у вас уже были невесты, к которым вы сватались-сватались, занимали денег, а когда дело доходило до точки, до венца, поворачивали назад оглобли. Потому, в конце концов, вам и пришлось бежать сюда, в глушь, в надежде на то, что никто не прознает об этих историях.
Судьба даёт подлецам счастливые наружности! Вы купидоны, вам страшно везёт по части женщин! Вас любят, в вас влюбляются…
Гм. Так вот. Что бы ни чесали злые языки, смею уверить, что счастье mes enfants для меня значительнее материальных благ.
Княгиня наклонилась к конторке и вынула ворох красненьких, перехваченных напополам тесьмой.
– Здесь 20 тысяч. Этой суммы достаточно, чтобы покрыть имеющийся у вас долг. Я отдам эти деньги с тем условием, что вы навсегда забудете дорогу к нашему порогу.
– Это что, взятка? – холодно уточнил я.
– Не взятка, а законное, так сказать, взятие. Впрочем, считайте, как находите нужным. На раздумья отвожу вам время до конца вечера.
С теми словами я был выставлен из кабинета.
Что же выбрать? Это верно, я нуждался в деньгах, притом нуждался отчаянно. Но что это были за деньги! Сам Диавол, казалось, выступил сегодня передо мною в облике старой княгини! Перед глазами стоял взгляд Наташи, которым она смотрела на меня в саду, полный мольбы и тихой радости. Необычное чувство будоражило сердце, в котором обычно водился лишь трезвый расчёт.
Я ходил из залы в залу, чувствуя себя голубком, которому подрезали крылья. Было невыносимо видеть на себе чужие взгляды. Особенно Миркадзе, которого интересовал исход наших с Анной объяснений.
Мне захотелось вдруг воротиться к Наташе и всеми силами своей не совсем ещё испорченной души приласкать и приголубить эту горячо меня любившую и мной обманутую девушку. Сказать ей, что виноват не я, но моя проклятая привычка к азарту и лёгкой жизни. Глупая, фанфаронская мысль. Увы, порок, которому я служил, к тому времени уже крепко держал за горло. Так что голубок в груди, как ни силился, не смог разрешиться от наброшенных на него пут.
Наконец, я решился.
– Хорошо, я согласен, – сказал я, входя в кабинет.
Княгиня сидела за комодом и, по-моему, даже не переменила позы с момента нашей последней беседы. Готов поклясться, глаза старой карги сияли, когда она передавала мне означенную сумму.
Сунув деньги за пазуху, я решительно вышел в парадную, кликнул коляску и, ни с кем не прощаясь, поехал к тётке Ногтева Зориной, у которой квартировался на лето.
ЭПИЛОГ
Больше ни Анны, ни её мрачной матери, похожей на ворону, с тех пор я не видел. Как и обещался, я покинул их дом навсегда. Прошли годы, прежде чем я вновь встретил Наташу.
Это вышло случайно. К тому времени дела мои сильно расстроились. Словно по злой иронии рока, деньги княгини не пошли мне на пользу, и с момента бала я катился, набирая ход.
Уже год я состоял в меблированных комнатах г-на М. Прегнуснейшее заведение, должен вам заявить! В кроватях не было отбоя от клопов, вшей и прочих инфузорий, живущих на теле человека, а помещение нередко приходилось делить с испившимися актёрами, потерявшими голос певцами или такими, как я, фатами, промотавшими папенькино состояние.
Весь я потратился, задолжался, по уши влез в дебри и теперь проводил дни в поисках того, к кому бы ещё обратиться.
Случай, как это нередко водится, предоставился сам. Бывшего приятеля Илью Ногтева я увидел ещё издалека. Он стоял на выходе из ресторана «National» и ловил экипаж. За прошедшее время он сильно потучнел, однако можно было сказать, что годы даже пошли ему на пользу. Перья его блестели, косицы хвоста развевались как ленты, гребень гордо венчал голову. Он только что пообедал и пах кулисом, парной телятиной и флер-д'оранжем. Рядом спиной стояла женщина, видимо, супруга, одетая в украшенное мехом пальто и, наклонясь, вытирала нос карапузу.
– Андрей? – воскликнул он, заметив меня. – Ты ли это, голубчик мой? Сколько лет, сколько зим!
